Вот уже 40 лет, или больше, не помню, я делал всё, что мог, чтобы дать
людям дома, больницы, школы; когда они были голодны, я кормил их, даже
превратил Бенгази из пустыни в плодородную землю. Я противостоял атакам
этого ковбоя Рейгана – пытаясь убить меня, он убил мою ни в чем не
повинную приемную дочь, ребенка, у которого не было ни отца, ни матери.
Я помогал моим братьям и сестрам из Африки средствами для Африканского
Союза, делал всё, что было в моих силах, чтобы помочь людям понять идею
настоящей демократии, где, как в нашей стране, правят народные комитеты.
Но этого было недостаточно, говорили мне, ведь даже те люди, у которых
дома на 10 комнат, новая одежда и мебель, не были довольны. В своем
эгоизме они хотели получить еще больше и, общаясь с американцами и
другими нашими гостями, говорили, что нуждаются в "демократии" и
"свободе", абсолютно не понимая, что это закон джунглей, где все
достается самому большому и сильному. И всё же их зачаровывали эти
слова. Они не понимали, что в Америке нет ни бесплатной медицины, ни
бесплатных больниц, ни бесплатного жилья, ни бесплатного образования и
пищи, за исключением лишь тех случаев, когда людям приходится просить
милостыню или стоять в долгой очереди за тарелкой супа.
Нет, что бы я ни делал, некоторым всё было мало. Другие же знали, что я
– сын Гамаля Абделя Насера, единственного истинного лидера арабов и
мусульман со времен Салах-ад-Дина; он заявил о правах на Суэцкий канал
для своего народа, а я, когда потребовал Ливию для своего, следовал его
примеру, пытаясь оградить людей от колониального засилья – от тех воров,
что нас обкрадывали.
И вот я стою под ударами самой сильной армии во всей военной истории, а
мой младший африканский сын Обама пытается убить меня, забрать наше
бесплатное жилье, медицину, образование, пищу и заменить всё это
воровством на американский манер под названием "капитализм". Все мы в
странах третьего мира знаем, что это значит. Это значит, что странами
управляют корпорации, что люди страдают, и поэтому у меня нет иногопути.
Я должен удерживать свою позицию и, если Аллах пожелает, я отдам жизнь
за этот путь – путь, который обогатил нашу страну плодородной землей,
принес народу здоровье и пищу и даже позволил нам помогать нашим
африканским и арабским братьям и сестрам работать с нами здесь, в
Ливийской Джамахирии.
Я не хочу умирать, но если это необходимо ради спасения этой страны,
моего народа, тысяч моих детей, то так тому и быть.
Пусть это завещание будет моим посланием миру, свидетельством, что я
сопротивлялся атакам натовских крестоносцев, противостоял жестокости,
предательству, выстаивал перед натиском Запада и его колониальных
амбиций; был рядом со своими африканскими братьями, моими истинными
братьями-арабами и мусульманами, был маяком, в то время как другие
превращались в пылающие крепости.
Я жил в скромном доме, в бедуинском шатре, и никогда не забывал своей
юности, проведенной в Сирте; я не расходовал наше национальное достояние
неразумно, и, как и наш великий мусульманский лидер, Салах-ад-Дин,
освободивший Иерусалим ради ислама, довольствовался немногим.
На Западе меня называют "сумасшедшим", "безумным", но они знают правду –
и всё же продолжают лгать. Они знают, что наша страна независима и
свободна, что она не в колониальных тисках; что моё видение, мой путь
был и остается ясным для моего народа, и что я буду сражаться до
последнего вздоха за нашу свободу, да поможет нам Всемогущий оставаться
верными и свободными.