Предлагаемая Вашему вниманию статья, конечно, не легка для чтения и огромна. Но без нее не обойтись. Ибо значительное количество наших сограждан, включая поголовно и членов похоронной Комиссии Гимпу, весьма примитивно и вульгаризировано понимают как коммунизм, так и марксизм…

Формат ava.md, само собой разумеется, не позволяет устраивать теоретические дискуссии о сути и этапах развития нового общества в СССР, основы которого сложились (и были построены) уже к концу 30-х годов. А также  - подробно рассматривать такой специфический феномен, каким являлся большевизм.
 
Он не предполагает также  систематического изложения истории социалистических и коммунистических учений в целом, и коммунистической теории К.Маркса и Ф.Энгельса в частности, получившей  название “научный социализм”. И тем более - их системного анализа и оценки.

Равным образом -  это касается и концепции тоталитаризма.

Но вообще-то,  пройти мимо данных вопросов  мы тоже не можем, ибо без их рассмотрения нам не удастся правильно понять и оценить “тоталитарный коммунистический” режим, который начала без всестороннего и полного его изучения  априори очернять, охаивать и фальсифицировать Комиссия Гимпу. А, прояснив вопрос о коммунистическом обществе и тоталитарном режиме, нам  станет легче убедиться в ненаучности выводов и оценок самой Комиссии.

В процессе доработки  раннее заявленная статья “Коммунизм, тоталитаризм и антинаучная комиссия Гимпу” разрослась до такого объема, что ее пришлось делить на три статьи: 1)”Коммунизм как мечта угнетенных, социальная утопия и марксизм”, 2)”Большевизм и советский коммунизм” и 3)”В какой мере и до какого периода политический режим в СССР был тоталитарным?” 

Предлагаемая Вашему вниманию статья, конечно, не легка для чтения и огромна. Но без нее не обойтись. Ибо значительное количество наших сограждан, включая поголовно и членов похоронной Комиссии Гимпу, весьма примитивно и вульгаризировано понимают как коммунизм, так и марксизм…
.

1.Коммунизм и  социализм – основные значения и этапы использования. Социальная утопия как феномен

Начну ab ovo.Уж извините, но без семантической азбуки не обойтись.

1.1.Коммунизм

Термин “коммунизм” происходит от латинского communis – “общий”.

Коммунами называли себя средневековые вольные города, освободившиеся от власти феодального сеньора, в знак того, что его жители будут отныне сообща защищать свой город и управлять им.

Употребление слова “коммунизм” в обыденной речи не отличается однозначностью и определенностью. Но на то она и -  обыденная речь.

В специальной же литературе этот термин используется, как правило,  в четырех значениях: а) общественный идеал, впитавший в себя гуманистические начала человеческой цивилизации, извечные стремления людей к всеобщему благополучию, полному социальному равенству, свободному всестороннему  развитию;

б) общее название концепций, учений, идеологии, разделяющие и обосновывающие этот идеал. Сторонники них  традиционно выступают за построение общества без частной собственности, классовой эксплуатации и государства. Фраза “от каждого по способностям – каждому по его потребностям“ наиболее кратко и емко выражает экономический принцип коммунизма: все члены общества занимаются общественно необходимым трудом в соответствии со своим способностями, а общество удовлетворяет потребности всех своих членов;

в) социально-политические движения, партии,  стремящиеся в своей деятельности воплотить в жизнь  коммунистический идеал  и основные положения учений, концепций, идеологии. Например, ВКП(б) - Всесоюзная коммунистическая партия(большевиков),КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза, КПК – Коммунистическая партия Китая, ПКРМ – Партия коммунистов Республики Молдова;

д) общество, цивилизация, общественный строй, конкретный тип организации общественной жизни, отвечающий тому или иному пониманию коммунистического идеала и теории. В социально-философской теории марксизма коммунизм  - это общественно-экономическая формация, следующая за капитализмом и проходящая в своем развитии две фазы – низшую, названную социализмом, и высшую, названную полным коммунизмом.

Сами термины “коммунист”, “коммунизм” возникли намного позже, чем соответствующие представления. В частности,  в английском языке слово “коммунист” появилось лишь в 1841 году, а “коммунизм” – в 1843 г.

Следует также пояснить, что уже в XX веке термины “коммунизм” и “коммунистический”  использовались (причем, не всегда корректно) и используются до сих пор  для обозначения политического режима и общественного строя в СССР, КНР, странах Восточной Европы.

Аналогичной позиции придерживался, к примеру,  великий русский философ и социолог Александр Зиновьев: “Я словом коммунизм, - многократно отмечал он в различных работах, - буду называть тип общественного устройства, какое можно было наблюдать в Советском Союзе до 1985г., в странах советского блока в Восточной Европе, в Китае, Вьетнаме, Северной Корее и других странах…Я отвергаю марксистское учение о двух стадиях коммунизма и о полном коммунизме как высшей стадии…..То, что мы видели в России в сталинские и особенно в брежневские годы, это и было настоящим и полным коммунизмом. И никакой другой в природе просто невозможен в силу объективных социальных законов. Он может быть хуже или лучше в каких-то отношениях.…Но суть его не может быть никакой иной”. (Зиновьев А.От коммунизма – к колониальной демократии// Социально-политический журнал.1993.№ 8.С.8).

Столь памятный  - людям за сорок – термин “научный коммунизм” стал широко использоваться в СССР  для обозначения учения только в начале 60-х, после XXII съезда КПСС(1961 г.). Тогда же, с 1963 года,   во всех вузах страны в обязательном порядке стала преподаваться  учебная дисциплина “научный коммунизм”. До этого использовался термин “научный социализм”

1.2.Социализм
 
Столь же многозначен и родственный коммунизму термин “социализм”, производный от латинского слова socialis – общественный, товарищеский.

По отношению к нему в повседневной речи, у политиков, публицистов существует еще большая разноголосица. Ёе наглядно продемонстрировал  известный российский диссидент, мыслитель и математик Игорь Шафаревич:

<<Чтобы не умножать примеры, мы приведем лишь несколько суждений по поводу происхождения социализма.
  “Когда  было свергнуто крепостничество и на свет божий явилось свободное капиталистическое общество, - сразу обнаружилось, что эта свобода означает новую систему угнетения и эксплуатации трудящихся. Различные социалистические течения немедленно стали возникать, как отражение этого гнета  и протест против него” (В.И.Ленин ”Три источника и три составных части марксизма“).

”Африканские общества всегда жили в рамках эмпирического, естественного социализма, который можно назвать инстинктивным “(идеолог “африканского социализма” Дуду Тиам).

“Социализм является частью религии ислама и тесно связан с характером своего народа с того момента, когда он еще представляет собой кочующих язычников“ (идеолог “арабского социализма” Эль Афгани).

Что же это за странное явление, - справедливо задается вопросом И.Р.Шафарефич, - о котором можно высказать столь разные суждения? Есть ли это совокупность течений, ничем друг с другом не связанных, но по какой-то непонятной причине стремящихся называть себя одним именем? Или же под их внешней пестротой скрывается нечто общее?>> (Шафаревич И.Р. Социализм // Из-под глыб. Сборник статей. – Paris: YMCA-PRESS, 1974.С.30-31).

В специальной  литературе рассматриваемый термин  используется в аналогичных (с коммунизмом) 3-х значениях:

1)Общее название  учений, концепций, идеологии, которые с XIX века находятся в полемике с консерватизмом и либерализмом, а также после 1917 г. с доминирующем в СССР коммунизмом и в  которых в качестве цели и идеала выдвигается осуществление принципов социальной справедливости, равенства и  свободы;

2)Общественный строй, воплотивший эти принципы в жизнь и характеризующийся коллективной или государственной собственностью на средства производства, распределения и обмена и контролем со стороны общества процесса производства и распределения доходов;

3) социально-политические движения, партии,  стремящиеся в своей деятельности воплотить в жизнь  социалистический идеал  и основные положения социалистических учений, концепций, идеологии;

Скоро уже как два столетия  как  “социализм” является одним из самых используемых и модных политических терминов. Причем, существует целое множество его интерпретаций, а также его ошибочных толкований. В частности, различают “государственный социализм”, “катедер-социализм”, “демократический социализм”, “утопический социализм”, “христианский (клерикальный) социализм”, “этический социализм” etc.

 Даже нацисты А.Гитлера, “строители” расистского, шовинистического и человеконенавистнического общества, претендовали на то, что они намерены строить “социализм” – “национал-социализм”.

Проясним некоторые понятия молодым читателям.

Демократический социализм – концепция сочетания социалистического устройства общества с демократическими институтами политической жизни. Демократический социализм провозглашает свободу, равенство, социальную справедливость и солидарность. Основные положения “демократического социализма” отражены в программной декларации учредительного конгресса Социалистического Интернационала (Франкфурт-на-Майне,1951).

Катедер-социализм – толкование социализма как реализации идеи разума, справедливости путем просвещения и социального законодательства без классовой борьбы.

Христианский (клерикальный) социализм – направление социальной мысли, стремящееся совместить положения христианства с идеями социализма. Христианский социализм выводит социалистические идеи из мировоззрения ранних христиан.

Этический социализм – теория, обосновывающая социалистический идеал, исходя из нравственных принципов, и утверждающая, что переход к социализму может осуществляться  путем нравственной эволюции человечества, достигаемой в результате выявления “идеи социализма”, присущей людям, независимо от их социальной принадлежности. (См. детальнее: Большая актуальная политическая энциклопедия/ Беляков А.В. и др. – М.: Эксмо, 2009.С.307).

Многие из наших читателей будут удивлены, когда узнают, что первоначально  термин “социализм” и производный от него термин “социалист” использовались в ином смысле, чем мы к этому привыкли. Так, в XVIII в. ”социалист” – это сторонник учений, близких к теории общественного договора и теории естественного права, согласно которым основой общества является социальный инстинкт, доброжелательность, потенциальный прогресс (Жан-Жак Руссо, Чезаре Беккария, Пьетро Верри) в противопоставлении учениям, которые вслед за Т.Гоббсом, полагали, что в основе природы человека лежит эгоизм, индивидуализм  и звериное начало (“человек человеку волк”), вследствие чего в обществе неизбежна примитивная борьба как основа политического сосуществования. Термин “социализм” однако в таком смысле не укоренился и не получил распространения вне круга защитников и противников идей Просвещения.

После Великой Французской революции термин “социализм” практически перестал употребляться, чтобы возродиться  вновь через несколько десятилетий в новом значении. Социализм больше не совпадает с общей оппозицией индивидуализму, но становится завершенной доктриной и движением, которые ставят своей целью политическую демократию, общественное равенство и новую организацию экономической системы, основанной на тенденции к созданию ассоциаций и на общественном контроле над  средствами производства.

В 1825 году термин “социализм” стал использоваться в Англии сторонниками Р.Оуэна (“Что такое социализм?”), а в 1827 году был впервые употреблен термин “социалисты” для обозначения уже самих сторонников кооперативного движения Роберта Оуэна. Во Франции термин “социализм” впервые появился  в 1832 г. в журнале “Глоб” для того, чтобы охарактеризовать учение Сен-Симона и его последователей. В широкое употребление  был введен в 1830-х гг.  французским философом, одним из основателей    христианского социализма и последователем А.Сен-Симона  П.Леру.

К 1840 г. термин “социализм” получил широкое распространение во всей Европе и означал общественный строй, при котором средства производства (капитал, земля etc.) должны находиться во владении и под контролем общества или кооператива и где труд каждого становится критерием распределения благ.
                                                                                                                                                                                                                                                                                                               
Представления о строе социальной справедливости восходят к тем же (что и коммунизм) древним идеям о “золотом веке”, они разрабатываются в различных религиях, а затем во многих разновидностях утопического социализма.

Хотя идея социализма – стремление к социальной гармонии и к равенству всех людей – имеет длительную историю в традиции утопических учений XVI и  XVII веков (Томас Мор, Томмазо Кампанелла, Фрэнсис Бэкон), равенство не является его  единственной ключевой идеей. По меньшей мере, столь же важной является идея сообщества (противопоставляемая индивидуализму, ведущему к дезинтеграции старого общества), в котором человек может использовать все свои потенциальные возможности и добиться своего полного освобождения.

Коллективистская тенденция занимает центральное место в учениях Ш.Фурье, Р.Оуэна, А.Сен-Симона, так же, как впоследствии и К.Маркса. Для  Р.Оуэна и Ш.Фурье это экономическая организация свободных ассоциаций, которая служит целям преобразования общества. Р.Оуэн развил идею создания производственных и потребительских кооперативов, а Ш.Фурье – создание фаланстеров.

 В свою очередь, сен-симоновский коллективизм разрабатывает теорию индустриального общества, которое в противоположность атомизации и эгоизму тогдашнего общества функционировало бы как гигантский цех, в котором каждый имел бы равные шансы занять положение в обществе в соответствии со своими способностями; на смену “управлению людьми” должно прийти “управление вещами”.

Определенное время термины “коммунизм” и “социализм” смешивались  друг с другом, использовались зачастую как синонимы,  пока в 1840-х гг. они семантически не были разведены друг от друга. И этому способствовали К.Маркс и Ф.Энгельс, которые пытались установить разграничения между радикально-революционным термином “коммунизм” и  реформистским термином “социализм”. Подоплека размежевания следующая: В Германии периода революции 1848 г. термин “демократия” ассоциировался с термином “социализм”: часть буржуазных демократов, которые рассматривали социализм как политический метод осуществления социальных реформ, предлагали принять термин “социал-демократия”, против чего решительно и выступили К.Маркс и Ф.Энгельс, предлагая разграничить “коммунизм” от “социализма”.

Лишь спустя некоторое время они вновь стали употреблять понятие “социализм” (“научный социализм”), которое, согласно Ф.Энгельсу, впервые подверглось научному анализу в “Капитале” К.Маркса. Основоположники марксизма заложили   основы так называемого “научного социализма”, который, как мы уже отметили,  рассматривал социализм как низшую фазу (ступень) коммунизма, приходящего на смену капитализму в результате пролетарской революции и установления диктатуры пролетариата.

Вероятно, я  удивлю многих правоверных коммунистов старшего поколения, когда отмечу, что К.Маркс и В.И.Ленин по разному  представляли себе основные этапы возникновения и развития нового коммунистического общества. Если непредвзято, отвлекаясь от догм “научного коммунизма”, который преподавался почти три десятилетия в советских вузах, провести текстуальное семантическое сопоставление “Критики Готской программы” К.Маркса и “Государства и революции” В.И.Ленина, то мы убедимся, что вождь большевизма частично исказил идеи К.Маркса.

Так, если классик   марксизма использует три термина (“переходный период”, “социализм” и “коммунизм”), но два понятия (“переходный период от капитализма к коммунизму” (который у него равнозначен социализму) и собственно “коммунизм”) (см.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 9-32), то основоположник большевизма употребляет эти же три термина для обозначения не двух, а трех понятий (термин “переходной период” Ленин использует не как тождественный по смыслу термину “социализм”, а в иной ипостаси – в значении перехода от капитализма к социализму, отделяя этот переход от собственно социализма). (См.: Ленин В.И. ПСС. Т. 33.С.3-120).

Полагаю, нашим читателям будет интересно проследить за историей использования термина “научный социализм”. Когда  в  1869 г. в Эйзенахе была создана Социал-демократическая рабочая партия, один из ее основателей  - Вильгельм Либкнехт – заявил: “Для меня слова “демократический” и “социалистический” означают абсолютно одно и то же”. Речь шла о том, “чтобы наряду с борьбой социальной вести также борьбу политическую”. Вскоре после Готского съезда(1875 г.)  К.Маркс и Ф.Энгельс стали для германской социал-демократии “отцами научного социализма”, а в 1890 г. В.Либкнехт назвал саму СДПГ “партией научного социализма”.

Вместе с тем, хотя платформа СДПГ провозгласила в качестве официальной доктрины партии твердую приверженность марксистской ортодоксии, практика становилась все более и более прагматичной. Ревизионизм фактически проник в партию, в частности, его идеями  прониклась часть ее парламентских и профсоюзных лидеров. Опасаясь, что требование считать марксистский социализм научным может привести к возведению его в догму, Эдуард Бернштейн в 1902 г. предложил, правда, безуспешно, вместо термина “научный социализм” употреблять термин “критический социализм”. Несмотря на это, вплоть до большого кризиса 1917-1918 гг., социал-демократия оставалась приверженной марксизму как “научному социализму”.

 После Октябрьского переворота 1917 года в России и начала революционных преобразований в ней, а также создания Коминтерна в 1919 г., между коммунистами (а именно так начали называть себя большевики, до этого тоже носящие имя социал-демократов,  и их последователи) и социал-демократами началась борьба за право считаться наследниками “научного социализма” и взаимные обвинения в отходе от буквы и духа марксизма.

Борьба за наследство сошла на нет естественным путем, когда после Второй Мировой войны от него отказалась социал-демократия. Термин “демократический социализм” заменил термин “научный социализм” в тексте Декларации принципов Социалистического интернационала(1951г.) и в Годесбергской программе СДПГ(1959 г.), где больше уже не упоминается ни Маркс, ни само понятие классовой борьбы.

Если марксистский социализм был признан в конце XIX века в качестве преобладающего учения почти во всех социалистических движениях Европы, то история британского социализма была главным образом связана с тред-юнионами, с Фабианским обществом и гильдиями, короче говоря – с эволюционистской и умеренной разновидностью социализма. Социализм понимался как глубокая структурная реформа капиталистического общества, которая должна осуществляться, не затрагивая основ политической системы, либерального парламентаризма и не требуя в принципе обобществления средств производства.

Во Франции, где социалисты создали несколько различных политических партий, испытавших на себя влияние в той или иной степени марксистских идей, оказалось невозможным договориться о едином определении этого понятия.

Революционный и антипарламентский синдикализм, который играл исключительно важную роль в итальянском и испанском социализме, уходит своим социалистическими корнями в традицию Ж.Прудона.

Социалистическое движение XIX века – это не только создание первых массовых
политических партий. В большинстве европейских стран оно положило также начало формированию субкультуры рабочего класса, не зависимой от официальной культуры.

1.3.Утопия. Социальная утопия

Известно, что термин “утопия” ведет свое происхождение от греческого “у” – нет и “топос” – место. Другими словами, буквальный смысл термина утопия – место, которого нет. Именно так Томас Мор назвал свою вымышленную страну.

Другое истолкование этого термина производит его от греческого “ев” – совершенный, лучший и “топос” – место, т.е. совершенное место, страна совершенства. Оба истолкования широко представлены в утопической литературе: например, “Вести ниоткуда” Уильяма Морриса, “Город Солнца” Томмазо Кампанеллы и т.д.

Используются и другие варианты термина “утопия” производимые от его первоначального корня. Это – “дистопия” от греческого “дис” – плохой и “топос” – место, т.е. плохое место, нечто противостоящее утопии как совершенному, лучшему миру. В этом же смысле используется и термин “антиутопия”, обозначающий особый литературный жанр, противостоящий традиционной позитивной утопии.

Наряду с этим употребляется и термин “ентопия” (от греческого “ен” – здесь, “топос” – место) как понятие, противоположное буквальному значению термина утопия.

В современной научной литературе понятие “утопия” используется в самых различных смыслах, в разном смысловом контексте. Даже в  специальных работах, посвященных определению утопии, мы не найдем какого-либо определенного и однозначного истолкования этого понятия. Здесь часто господствует самая пестрая мозаика концепций и представлений.

Одни видят в утопии извечную, никогда не достижимую мечту человечества о “золотом веке”, другие, напротив, истолковывают ее в качестве реального принципа, который осуществляется с каждым шагом духовного и практического развития человечества. Некоторые видят в ней донаучную форму мышления, нечто среднее между религией и наукой, другие, наоборот, связывают  ее с развитием современного научного знания. Одни утверждают, что утопия – мертва, что она полностью изжита развитием социума, другие же говорят о широком распространении и даже возрождении утопического сознания.

Нам, исходя из цели нашего исследования, нет необходимости углубляться в данную тему. Мы ограничимся минимумом знаний по данному вопросу.

Один из самых знаменитых утопистов-социалистов  Европы XIX в. Шарль Фурье так ответил на вопрос, что такое утопия: ”Это греза о благом без указания на средства его достижения”

Классической страной утопии считается Англия. Много утопий было и во Франции, Значительно меньше в Германии. Можно попытаться воссоздать весьма приблизительную обобщенную модель западноевропейской социальной утопии:

Некий путешественник в результате кораблекрушения или иной случайности попадает на небольшой остров столько-то миль длиной и столько-то шириной. На этом острове все не так, как на родине путешественника. Чтобы лучше ознакомится с государственным устройством и правами островитян, путешественнику дают гида из местных жителей, который пространно отвечает на все вопросы любопытствующего англичанина или француза. Впрочем, почти все вопросы касаются государственного устройства, должностной иерархии и воспитания подрастающего поколения. Путешественник узнает, что на острове нет частной собственности, труд сокращен до пяти или даже трех часов, семьи и семейной жизни большей частью тоже нет, дети воспитывает государство. Все продумано, упорядочено, регламентировано.

Утопия – это социальный проект совершенного и гармоничного будущего (как вариант - прошлого или даже настоящего, но в ином, как правило, неизвестном  пространстве), резко отличающийся от наличной реальности и противопоставленный ей.

Утопия нередко ассоциируется с кабинетным мышлением, сочиняющим несбыточные планы и химеры. Однако это упрощенное понимание. Социальный утопизм отнюдь не беспочвен, он возникает как ответ на определенные общественные запросы, влияет на умы людей  и ход социально-политических процессов. Независимо от того, как велико это влияние и насколько результаты соответствуют первоначальным замыслам, утопия выступает как своеобразная форма социальной критики и социального действия.

Функцию социальной критики действительности со стороны оппозиционных слоев специально выделил в утопии известный немецкий социолог К.Манхайм в классической работе “Идеология и утопия” и противопоставил ее идеологии как инструмента утверждения, апологии существующего. (См. подробнее: Манхейм К.Идеология и утопия. – М.: ИНИОН,1992.Ч.I. - 246с., Ч.II – 156с.).

Однако историческая практика показывает, что эта грань относительна. В процессе реализации утопия вполне может превратиться в идеологию, причем чрезвычайно ригидную, т.е. негибкую, жесткую. Ей, как и идеологии, свойственны черты “ложного сознания” – не только в Марксовом понимании (групповые или классовые интересы выдаются за интересы всего общества), но и в смысле деформированного, одномерного взгляда на мир, попытки разрешения общественных противоречий за счет нивелирования и регламентации человеческих потребностей, самодеятельности масс и даже повседневного поведения людей.

С социологической точки зрения утопия – подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества (людей или подобных им существ), построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы, более совершенного, чем то общество, в котором живет автор.

Исторически утопия складывалась как рационализация фантастических представлений, архаических и фольклорных мифом о блаженной земле.

С культурологической точки зрения она представляет собой знание о противоречащей очевидному истине, отражающее, по мнению немецкого философа Э.Блоха, специфически человеческую опережающую реакцию на мир – “ПРИНЦИП НАДЕЖДЫ”.

В одном из словарей по социологии читаем: “Утопия – в широком смысле своеобразный вид научно-художественного творчества, социального проектирования и экспериментирования, существующий в разных жанрах и формах и позволяющий создавать образы желаемого или нежелаемого будущего, ставить критические диагнозы настоящему“.

Утопии принято делить на древние и современные. К древним утопиям относятся мечты о “золотом веке”, которые встречаются уже у Гомера, описания острова блаженства, различные религиозные и этические концепции и идеалы. Утопический элемент силен в христианстве, он проявляется в представлениях о рае, апокалипсисе, в идеале монастырской жизни. Такой тип утопии представляет собой сочинение Блаженного Августина “О граде божием”.

 Особенный рост утопизма внутри христианства возникает с появлением различного рода ересей, которые требовали реформировать церковь и добиться идеи социального равенства. В связи,  с чем один из исследователей назвал утопию “вечной ересью”. Плодотворным источником утопизма в средние века были и народные представления о фантастических странах, где, как, например, в стране Кокейне(место сплошного отдыха, образ, отражающий библейские представления о наказании трудом за первородный грех), труд легок. А жизнь радостна для всех.

Древний утопизм завершается в эпоху Возрождения. Именно в это время возникают современные классические утопии, такие, как “Утопия” Мора, “Город Солнца” Кампанеллы, “Христианополис” Андреа, “Новая Атлантида” Фрэнсиса Бэкона.

Возникновению современной утопии способствовали два главных фактора. Во-первых, великие мировые географические открытия, которые приводили к открытию новых, до того не известных никому земель. И, во-вторых, Реформация, появление новых форм светского секуляризованного мышления. В отличие от древней современные утопии воплощали идею равенства, концепцию научного и технического прогресса, убеждение, что научные открытия  и технические изобретения могут улучшить жизнь человека.

В развитии утопии Нового времени можно, вслед за  Ф.Э.Манюэлем, выделить три периода: 1) от Т.Мора до Великой французской революции;2)От Революции до появления утопического социализма;3)От утопического социализма до наших дней.

В первый период создавалась утопия “спокойного счастья”, автоматически следующего из отсутствия частной собственности и из разумного управления. В них речь шла об отыскании модели общества, которое могло бы обеспечить условия счастливой жизни раз и навсегда.

Утопии  второго периода – ухронии(утопии времени) – допускают личностное неравенство, но главной целью продолжают считать материальное благосостояние всех людей. Утопии этого рода  скорее стремятся указать верное направление: они  не дают окончательной формулы счастья, но показывают, каким образом человечество сможет жить все лучше, используя новые возможности. Именно в этот период появился классический утопический социализм XIX века Ш.Фурье, А.Сен-Симона, Р.Оуэна, ставшего одним из теоретических источников марксизма и “научного социализма”.

В утопии третьего периода – эупсихии (или эвпсихии, буквально – лучшая психика) – страх потерять личность вытесняет заботу об изобилии и покое, а жажда самоутверждения оборачивается отношением к равенству как к злу, изображением его как унификации и обезличивания. Для утопий этого рода характерен, согласно А.Маслоу, не столько интерес к  условиям, в которых  человек должен жить, сколько к тому, каким сам он должен и может быть: речь тут идет не столько о переустройстве общества, сколько о переустройстве человеческой психики.

Для этого периода характерна крайняя психологизация утопии и резкая поляризация идеалов: или отказ от гармонии в пользу растворения тела в духе – “спиритуализация” (Тейяр де Шарден), или “либидоизация” – раскрепощение инстинктов,  торжество подсознательного (Н.Браун, В.Рейх, Т. Лиери, Г.Маркузе).

Современные утопии представляют также различные технологические проекты (практопии): евгенические, электронные, экологические, феминистские, оккультные, мистические.

К ним примыкают так называемые прикладные утопии: манифесты, уставы, программы, методики разного рода утопических (по преимущество коммунитарных) экспериментов.

При этом, как и на предыдущих этапах, утопическая мысль пересекается с религиозной проповедью, социально–политическим и культурным реформизмом и стихийным революционаризмом.

Как отмечают многие специалисты, большинство современных утопий – уже не модели совершенства. А либо альтернативы настоящему, с высоты которых оно судится, либо попытки представить себе реализованными последствия определенных теорий, моделей, проектов. Само понятие совершенства сегодня качественно изменилось.

“В классической утопии, -  отмечает известный западный  исследователь утопий Л.Сарджент(Sargent), - нравственный идеал трансцендентен, первичный, а социальная организация вторична, она служит только цели реализации этого трансцендентного идеала. В современной утопии главное – разумная организация. Она и есть нетрансцендентный утопический идеал”. (Цит. по: Утопия и утопическое мышление: антология зарубежной литературы: Пер. с англ., француз., немец./Сост., общ. ред. и предисл. В.А.Чаликовой. – М.: Прогресс,1991. С.8).

В соответствии с таким пониманием проблемы Л.Сарджент предлагает следующее определение утопии: “Утопия – это подробное и последовательное описание воображаемого, но локализованного во времени и пространстве общества, построенного на основе альтернативной социально-исторической гипотезы и организованного – как на уровне институтов, так и человеческих отношений – совершеннее, чем то общество, в котором живет автор “. (Там же).

Такое определение, по справедливому замечанию В.Чаликовой, позволяет исключить из утопии короткие рассказы о будущем, в котором нет описания его как системы; романы, в которых описываются события, происходящие в будущем обществе, но не описывается его устройство; многочисленные описания подземных и подводных миров, похожих на земной; романы о воображаемых войнах, научно-фантастические романы, которые сосредоточены на технологии будущего, а не его социальном устройстве, а также многие феминистские, психоделические и фантастическо-порнографичесие романы.

В последнее столетие особое значение приобрели негативные утопии. Или антиутопии, которые описывают не столько желаемое, сколько нежелаемое будущее, предупреждая о возможных нежелаемых последствиях научного и технического прогресса. Но сами по себе антиутопии, как бы критичны они не были по отношению к позитивным утопиям, не означают конец или вырождение утопического мышления и представляют собой не отрицание, а утверждение, только в новых формах, потребности в утопической литературе.

В России утопическая литература имела широкое распространение. Известно, что большинство русских социо-гуманитарных мыслителей XIX были утопическими социалистами. Идеи утопического социализма развивали и Белинский, и Чернышевский, и Герцен, и Огарев, и Ткачев, и Лавров, и Кропоткин.

 Однако долгое время считалось, что в России отсутствовала самостоятельная и оригинальная литературная утопия. Между тем, как отмечает российский специалист В.Шестаков, в русской литературе существует довольно богатая традиция, связанная с разнообразными жанрами утопии. Это  - и утопический роман М.М.Щербатова “Путешествие в землю Офирскую”, и декабристская утопия А.Д.Улыбышева “Сон”, и замечательный утопический роман В.Ф. Одоевского “4338 год”, и сатирическая утопия Г.П.Данилевского “Жизнь через сто лет”, и социалистическая утопия Н.Г.Чернышевского в романе “Что делать”, и антиутопия В.Я.Брюсова “Республика Южного Креста”, и Н.Д.Федорова “Вечер в 2117 году”, и социалистические утопии А.А.Богданова “Красная звезда” и “Инженер Мэнни”, и антиутопия Е.Замятина “Мы”, и социалистическая утопия А.В.Чаянова “Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии”.

Все это свидетельствует, что русский утопический роман был на уровне мировой литературной утопии, а в жанре антиутопии русские писатели оказывались  в авангарде.

Термин утопия имеет широкое хождение не только в литературе, но и в политической лексике. Чаще всего он обозначает несбыточные социальные прожекты и мечты, расходящиеся с действительностью. Но динамика общественной жизни и политического развития часто опровергает негативное употребление этого термина. (“Утопия политическая, -  читаем  в одном из словарей, - планы, мероприятия или политические проекты, которые не обоснованы должным образом и которые фактически невозможно осуществить.” - Даниленко В.И. Современный политологический словарь. – М.: NOTA BENE,2000.С.909).

Вспомним, как английский писатель Герберт Уэллс, посетив Россию в 1920 году, встречался с В.И.Лениным и был так поражен контрастом между мечтами о будущем индустриального развития России и ужасной бедностью страны, что назвал Ленина утопистом и “кремлевским мечтателем”. Американский писатель Т.Драйзер, который посетил СССР несколькими годами позже, пришел к таким же выводам. А между тем реальная революционная созидательная практика в СССР посрамила их. “Сказка” стала былью.

 Все это означает, что довольно часто грань между утопиями и реальностью в условиях развивающихся общественных структур и быстрого научно-технического прогресса  оказывается зыбкой и использование  термина “утопический” как синонима несбыточного и нереального является не всегда оправданным. Мысль Оскара Уайльда о том, что “прогресс – это реализация утопий”, находит свое подтверждение во многих событиях современной социально-политической  истории.

Итак, понятие “утопия” – по своему объему больше, чем понятие “социальная утопия” (утопия может быть не только социальной, но и технологической, евгенической, экологической etc.), а социальная утопия – больше  чем, утопический социализм (ибо социальная утопия может быть не только социалистической, но и консервативной, и религиозной, и либеральной, и феодальной, и рабовладельческой  etc.).

2.Многовековые грезы обездоленных и утопии о социализме и коммунизме…

Идеи социального равенства и социальной справедливости уже в глубокой древности мотивировали деятельность целых групп, сословий, классов, определяли социальную психологию массовых движений, бунтов, восстаний и становились причинами появления ересей, некоторых религиозных сект и монашеских  орденов, политических организаций.

Протокоммунистические идеи общественного устройства проявлялись как в мифах о “золотом веке” человечества, об утраченном и взыскуемом рае в различных религиозных системах, так и в философских утопиях об идеальном строе  - Лао-Цзы, Платона, Ямбула, Т.Мора, Т.Кампанеллы.

Впервые мечта о “золотом веке” (общинно-родовых отношениях, не знавших неравенства, эксплуатации и собственности) возникает на начальных стадиях развития антагонистического общества именно как протест, не всегда ясно осознанный, против эксплуатации и вместе с тем как своеобразное отражение “воспоминаний”  угнетенных о бесклассовом обществе первобытнокоммунистической эпохи.

Первые утопические учения,  в конечном счете, и представляют собой идеализацию и рационализацию первобытнообщинной эпохи. Еще более значительное влияние на утопический социализм и коммунизм оказало социальное учение раннего  христианства, содержавшаяся в нем проповедь общечеловеческого равенства и  братства людей,  евангельский идеал общинного патриархального строя с  потребительским  коммунизмом в быту.

В частности, основные положения ключевой формулы “от каждого по способностям – каждому по его потребностям “ уходят далеко в глубь истории. О том, что все разделялось “по потребности каждого“, говорилось еще в тексте “Деяний апостолов”, где речь шла об общинах, созданных первыми христианами.

Стоит задуматься над тем, что начало человеческой истории и античное, и христианское мировоззрение мыслят как некое совершенное состояние, “золотой век”, земной рай. Разница между ними лишь в том, что христианство представляет также и конец всемирной истории, как неизбежный переход в “тысячелетнее царство” добра и справедливости, в то время как античное мировоззрение такого возвращения не предвидит.

Вот как характеризует это изначальное состояние человека (“золотой век”) грек Гесиод(VIII век  до н.э.) и римлянин Овидий(I век до н.э.):

<<Жили те люди, как боги, со спокойной и ясной душою,
Горя не зная, не зная трудов. И печальная старость
К ним приближаться не смела. Всегда одинаково сильны
Были их руки и ноги. В пирах они жизнь проводили,
А умирали, как будто объятые сном. Недостаток
Был им ни в чем не известен. Большой урожай и обильный
Сами давали собой хлебодарные земли…..>>
                         (Гесиод. Труды и дни. Ст. 112-118. Пер. В.Вересаева)

А вот знаменитое описание “золотого века” у Овидия:

<<Первым посеян был век золотой, не знавший возмездья,
Сам соблюдавший всегда, без законов, и правду и верность.
Не было страха тогда, ни кар, ни слов не читали
Грозных на бронзе; толпа умолявшая не устрашалась
Уст судьи своего, - без судей были все безопасны…
…Сладкий вкушали покой безопасно живущие люди.
Плугом не ранена, всё земля им сама приносила…
…Вечно стояла весна; приятный прохладным дыханьем.
Ласково нежил зефир цветы, не знавшие сева.
Боле того, урожай без распашки земля приносила;
Реки текли молока, струились и нектара реки… >>
                            (Овидий. Метаморфозы. Книга I.Пер.С.Шервинского)
           

Библейский рассказ о рае и изгнании из рая достаточно известен. Что же касается христианского утопизма, то в Новом завете есть два места, которые в течение веков питали не только утопическую мысль, но и массовые утопические движения.

Первое находится в одном из посланий апостола Павла: “Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего” (то есть града). Выражение “взыскующие града” употреблялось ко всем тем, кто был неудовлетворен существующими несовершенными формами жизни и искал иных. Особенно популярно было это выражение в русской сектантской среде (в частности, среди бегунов, создавших легенду о Беловодье).
 
Важно и то место, которое находится в Апокалипсисе (гл. 20,ст. 4; гл. 21, ст. 1-2), где о праведниках говорится: “Они ожили и царствовали с Христом тысячу лет“. И далее: “И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба…”

Новый Иерусалим и стал синонимом   земного рая.

Ранние христиане, считал один из представителей утопического коммунизма сельский священник Жан Мелье, „сделали одним из главных пунктов символа своей веры и своей религии общину святых, то есть общность благ, находившихся в распоряжении святых“. Только позднее утверждал Мелье, слово “общность”(communion) было заменено “воображаемым причащением (communion)  благ духовных”.

Многочисленные средневековые движения (религиозных еретических сект), связанные с ожиданием тысячелетнего царства праведников, называются хилиастическими (от греческого “хилиой” – тысяча). Иногда употребляются и латинское название – “милленаризм” (от латинского “миллениум” – тысяча). Многие из них, ставивших целью ускорить и приблизить тысячелетнее царство, носили социалистический и даже примитивно коммунистический характер: всеобщее равенство, общность имущества или отказ от собственности. Представители этих движений объявляли источником гнета и социального неравенства отступничество церкви и господствующих классов от идеалов первоначального христианства.

Сюда относятся, в частности, Т.Мюнцер, один из руководителей крестьянской войны в Германии в XVI в.,  и его сторонники и движение “моравских братьев”, о которых упоминает Л.Толстой в “Легенде о зеленой палочке”.

Своей вершины в условиях феодализма  народно-утопическая идеология равенства достигает именно в учении Томаса Мюнцера, выступившего с осуждением частной собственности, за общность имуществ и обязательность труда для всех.
Он  писал: “Все общее (omnia sunt communia), и каждому должно быть выделено по его нужде“.

Проповедуя необходимость установления “царства божьего на земле”, Мюнцер понимал под ним, по словам Ф.Энгельса, “не что иное, как общественный строй, в котором больше не будет существовать ни классовых различий, ни частной собственности, ни обособленной, противостоящей членам общества и чуждой им государственной власти. Все существующие власти, в случае если они не подчинятся революции и не примкнут к ней, должны быть низложены, все промыслы и имущества становятся общими, устанавливается самое полное равенство”. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т.4.С.456).

В Средней Азии в эпоху перехода от рабовладения к феодализму на рубеже V и VI веков идеи социального равенства находят выражение в широком народном движении маздакитов в Иране и соседних государствах. Маздакиты (от имени основоположника учения Маздака) выступали за восстановление первоначального равенства людей, нарушенного случайной, с их точки зрения, победой тьмы (зла) над светом (добром), что привело к появлению таких бедствий, как нищета, зависть, жадность, лживость и т. д. Ратуя, в сущности, за возврат к общинно-родовым порядкам, маздакиты призывали к обобществлению средств производства и рабов…

Своего рода уравнительный коммунизм проповедуют в средневековой Европе табориты и анабаптисты.

Создателем первой литературной утопии (сокращенный заголовок сочинения  – “Утопия”(1516),откуда и произошло это название), т.е. сказания о никогда и нигде не существовавшем, но желанном, прямо-таки идиллическом обществе был Томас Мор. Дословно “утопия” значит “нигдея”, т.е. место, которого нет. Впервые в мировой литературе Мор нарисовал подробную картину общественного строя, основанного на коллективной собственности на средства производства.

Усматривая главную причину всех социальных бедствий (паразитизма, тунеядства, нищеты, войн и т.п.) в существовании частной собственности, Мор полагал, что “распределять все поровну и по справедливости, а также счастливо управлять делами человеческими невозможно иначе, как вовсе уничтожив собственность. Если же она останется, то у наибольшей и самой лучшей части людей навсегда останется страх, а также неизбежное бремя нищеты и забот”. (Мор Т. Утопия. – М.: Наука, 1978.С.164).

“Великая заслуга Мора, - писал В.П.Волгин, - состояла в том, что он сумел в XVI в. подняться от коммунистической организации потребления (сохраняя ее все же в форме общих трапез) к коммунистической организации производства“. (Волгин В.П. Наследство утопического социализма// История социалистических учений. – М.: Мысль,1962. С.12). Более того, Т.Мор показал при этом, что только на основе общественной собственности может быть осуществлен идеал, выдвинутый гуманистами эпохи Ренессанса, - идеал высокоразвитой личности.

Специально обращаю внимание, что “Утопия” Т.Мора появилась в эпоху Возрождения и не могла бы появиться в Средневековье. Социальная утопия Мора уже предполагает некоторую свободу от церковной традиции, некую внецерковную игру человеческого воображения. То, что сам Т.Мор был глубоко верующим человеком и под пышной одеждой канцлера носил власяницу, не имеет в данном случае значения, так как свободомыслие было разлито в воздухе. Характерно так же и то, что Т.Мор опирался не на христианскую традицию хилиазма, а на “Государство” Платона – величайшую утопию античного мира.

Впоследствии, в XVII – 1-ой пол. XIX в. продолжают разрабатываться различные концепции утопического (в т. ч. “распределительного”,”уравнительного” и “казарменного”) коммунизма –Ж.Мелье,  Морелли, Г. Мабли, А. Сен-Симон, Р.Оуэн, Ш. Фурье, Э.Кабе, В.Белинский, А.Герцен, М.Петрашевский,  Н.Чернышевский.

Одновременно предпринимались попытки реализации некоторых из них – трудовые коммуны Р.Оуэна, фаланстеры Фурье, крестьянские трудовые коммуны в России и др.

Несколько слов о Жане Мелье, Морелли и Мабли.

В “Завещании”  Мелье, написанном незадолго до смерти, крестьянские мечтания об уничтожении частной собственности на землю, эксплуатации, подневольного, каторжного труда сливается с беспощадным обличением светских правителей и духовных пастырей, с проповедью революции,  насильственного низвержения существующего строя. Все зависит от народа, считал Мелье, все держится на нем; стоит всем захотеть – тирания падет.

“Объединись же, народ, - призывал сельский священник, -  если есть у тебя здравый ум; объединитесь все, если у Вас есть мужество освободиться от своих общих страданий!.. Обратите все свою ненависть и все свое негодование против своих общих врагов.…И да не будет среди вас никакой другой религии…кроме религии добросовестного труда и благоустроенной жизни всех сообща…”(Мелье Ж.. Завещание. - М.: Наука, 1954.Т.3.С.360,364).

Идеал Мелье – порядки коммунистической деревенской общины.

Французский утопический социализм эпохи Просвещения на основе требований разума и “естественного права” критиковал буржуазное общество и утверждал необходимость коммунистического общества как единственно рационального и отвечающего равному праву всех людей на свободу и пользование жизненными благами. Оба -  и Морелли и Мабли – в середине XVIII века  выступили с рационалистическими проектами коммунистического общества, осуществляющего принципы “совершенного равенства” всех людей и права на труд.

В “Кодексе природы” Морелли в первую очередь обращает на себя внимание сугубо рационалистический, лишенный какого бы то было историзма, чисто умозрительный способ доказательства автором того положения, что корень всех социальных бед состоит в невежестве людей, в неумении первых правителей обеспечить сохранение первобытных, единственно разумных, по представлениям Морелли, порядков, а также его убежденность в том, что единственным путем к излечению общества от болезней, связанных с распространением частной собственности, является последовательное осуществление предлагаемой им системы строгого, если не сказать сурового, законодательства; только так, “сверху”, может быть установлено и обеспечено “общее благо”.

Габриель Мабли, также восхвалявший порядки древности, когда отсутствовали межи на полях и расточаемые природой блага принадлежали всем сообща, не верил, однако, в возможность  восстановления “золотого века”. Тем не менее, и он считал, что только коммунистические порядки, разрушенные в процессе распространения частной собственности, вполне соответствуют природе человека.

Ни в коей мере не стирая различий между упомянутыми учениями, подчеркнем историческую их ограниченность. Как правило, они ограничиваются абстрактным, притом наивным, противопоставлением эксплуататорским порядкам картин коммунистического общества, находящихся, в общем, за пределами реалистического понимания общественных отношений. Более того, рассматриваемые утопии, как уже говорилось, обращены назад: они воспевают золотой век. Якобы, имевший место в прошлом, либо идеализируют патриархальные отношения, обычаи деревенской общины или родовые порядки, сохранившиеся на окраинах цивилизации и становившиеся известными в Европе благодаря географическим открытиям на заре капиталистической эры (индейские племена в Северной Америке и т.д.).

Кроме того, данные утопии отличаются духом уравнительности. Всеобщая стандартизация, тягостная регламентация жизни  - присуща многим из них. Равенство, проповедуемое в них, - равенство потребителей. Антагонистический характер общественного прогресса отражается здесь в форме своего рода социального романтизма, который может критиковать действительность, но не умеет понять его.

Решающий перелом в развитии коммунистических идей осуществил французский  коммунист-утопист Г.Бабеф, выработавший программу “Заговора во имя равенства” с практической задачей свершения коммунистической революции и впервые обосновавший необходимость революционной диктатуры. Бабувизм строил идеал коммунистического общества как аграрного и ремесленного, с мелким производством на основе ручного труда и проповедовал полную уравнительность и всеобщий аскетизм.

К важнейшему историческому рубежу в развитии утопического социализма подошли в начале XIX века великие социалисты-утописты А.Сен-Симон, Ш.Фурье и Р.Оуэн. Они создали новое направление критико-утопического социализма и коммунизма, вскрыли царящую при капитализме анархию производства, противоположность частнособственнических интересов интересам общества, преобладанию паразитических элементов над производительными, фальшь  разглагольствований о правах человека без обеспечения его права на труд, моральное разложение господствующих классов и растлевающее воздействие капитализма на личность.

Представители критико-утопического  социализма в своих произвольных исторических конструкциях  обнаружили  вместе с тем понимание закономерностей смены форм собственности и основанных на них форм производства в поступательном развитии человечества; они видели первоочередную задачу общественного  преобразования в создании крупного общественного производства, основанного на свободном труде и планомерного применяющего достижения науки и техники. Преодолевая представления о всеобщем аскетизме  и уравнительности при социалистическом строе, критико-утопический социализм выдвинул социалистический принцип распределения по способностям и изобразил будущее общество как общество изобилия, обеспечивающее удовлетворение человеческих потребностей и расцвет личности.

Несколько подробнее рассмотрим  взгляды трех великих  социалистов-утопистов – Шарля Фурье(1772 – 1837), Анри Сен-Симона(1760-1825) и Роберта Оуэна(1771-1858).

Надо учитывать, что когда они жили и творили, класс буржуазии и класс пролетариев еще только  складывались и противоречия между ними еще не достигли апогея. В то время очевидными были лишь недостатки существующего капиталистического общества. Пути же изменения были неясны. Поэтому наиболее сильной стороной утопического социализма являлась критика капитализма.

Особенно беспощадным критиком капитализма был Ш.Фурье. Со всей силой своего гения Фурье громил этот строй как крайне несовершенный и гибельный. Капитализм, говорил Фурье, - это сплошной грабеж общества, омут нищеты и тщеславия Основной порок его – анархия, бесплановость производства. Все общество раздирается противоречиями. Сама бедность здесь рождается из богатства. Рабочие страдают от голода и нищеты, несмотря на то, что все продукты созданы их руками.

Фурье разоблачал всевозможные плутни и махинации буржуазии, резко критиковал фальшь буржуазной политики. Он клеймит позором так называемых цивилизаторов – американских и английских купцов, которые во имя своего обогащения истребляют целые племена и народы колониальных стран.

Давая оценку Французской революции, Ш.Фурье высмеивал обещания буржуазии дать свободу, равенство и братство всем классам общества. Все это пустые химеры, писал он, народ страдает, а политики о нем не думают. Буржуазия не дала народу хлеба и свободы. Все страны кишат безработными, в то время как высшие классы благоденствуют. Надо установить новый порядок, подчеркивал Ш.Фурье, а именно – уничтожить капитализм, ибо улучшить его нельзя, так как чем ближе он идет к концу, тем более отвратительным становится.

С большим мастерством Ш.Фурье показывал бесправное положение женщины в капиталистическом обществе, полагая, что в социалистическом обществе женщина будет иметь все права наравне с мужчиной. “Расширение прав женщин – главный источник социального прогресса”, - отмечал Фурье. Он первый выдвинул идею о том, что степень освобождения женщины в данном обществе является показателем его общего освобождения.

Ш.Фурье считал, что основной ячейкой будущего общества должна быть фаланга, или фаланстер, то есть объединение трудящихся. В этих объединениях городского и сельского типа основой основ будет являться обязательный всеобщий свободный труд. Если ранее люди работали под страхом угрозы кнута и палки, под страхом голодной смерти, то этого, полагал социалист-утопист, не будет в фаланстерах. Труд здесь будет привлекателен и приятен.

При новом строе не будет тунеядцев и паразитов, все будут тружениками, мужчины и женщины будут равноправны, Труд будет служить основой воспитанием молодого и подрастающего поколения.

Несправедливость капиталистического общества гневно критиковали также Роберт Оуэн и Анри Сен-Симон. Социалисты-утописты предлагали заменить капиталистическое общество новым, социалистическим обществом, которое должно быть построено совершенно иначе, чем капиталистическое.

 На каких же основах социалисты-утописты  считали нужным организовать общество? Следует создать такое объединение людей, писал А.Сен-Симон, в котором  не будет эксплуатации человека человеком. В новом, социалистическом обществе будет плановое ведение хозяйства. Орудия труда будут собраны в государственный фонд и распределяться согласно потребности той или другой местности или какой-либо отрасли промышленности. В новом обществе не будет излишка, но не будет и нехватки орудий.

А.Сен-Симон считал, что в социалистическом обществе все должны заниматься полезным трудом. Причем необходимо, чтобы каждый занимал в процессе труда такое место, которое определяется его способностями. Только разумное использование способностей членов общества, плановая организация труда смогут обеспечить потребности не только каждого члена общества, но и всего общества в целом.

Третий великий утопист-социалист – англичанин Роберт Оуэн наряду с критикой капитализма первый сделал попытку практически организовать общественную жизнь на новых, социалистических началах.

В период его жизни в Англии шло бурное развитие промышленности, увеличивались богатства буржуазии и одновременно нищета рабочего класса. Эксплуатация рабочих была чудовищной. Крайне удлиненный рабочий день изнурял непосильной работой взрослых и в особенности детей. И вот за реформирование общества, а затем и за его переустройство на коммунистических началах взялся 29-летний Роберт Оуэн.

Будучи управляющим большой бумагопрядильной фабрикой в Нью-Ланарке в Шотландии, и затем компаньоном владельца предприятия, он так организовал работу на фабрике, что прибыли предприятия возросли в несколько раз, несмотря на то, что рабочий день был сокращен до десяти с половиной часов вместо четырнадцати. Положение рабочих изменилось к лучшему до неузнаваемости. Воровство, бесчинства, пьяный разгул прекратились. Улучшились жилища, питание рабочих. В Нью-Ланарке впервые были введены детские сады, которые придумал Р.Оуэн.

Всего этого Р.Оуэн достиг лишь потому, что поставил рабочих в сносные условия, более сообразные с человеческим достоинством. Все это, однако, не удовлетворяло реформатора (на тот момент) и гуманиста, он хотел большего. “Эти люди мои рабы, - говорил он, - а нужно, чтобы они были свободны и им самим принадлежали плоды рук их “.

Поэтому Р.Оуэн не ограничивался деятельностью, проведенной им в Нью-Ланарке. Он составил проект земледельческих коммунистических колоний – окончательный план будущего общества, причем с такими расчетами и подробностями, которые свидетельствовали о глубокой продуманности этого плана. Однако это были только мечты, которые разбились о жестокую действительность.

Переход к коммунистическим взглядам был поворотным пунктом в жизни Р.Оуэна. Пока он в качестве филантропа проводил свои опыты в Нью-Ланарке в небольшом масштабе и правящие классы не видели в них угрозы существующему строю, он пользовался почетом и уважением. Он был популярнейшим человеком в Европе. Его речам благосклонно внимали не только его собратья по общественному положению, но даже государственные деятели и монархи.

Но как только Р.Оуэн выступил со своей теорией коммунизма и стал осуществлять эти планы на практике, те, кто ранее восхищался им, стали преследовать его. Однако Р.Оуэн не сдавался. Более миллиона рублей золотом отдал он на нужды рабочего класса. Изгнанный из официального общества, обедневший, он 30 лет боролся за угнетенных и обездоленных рабочих. С именем Р.Оуэна связано общественное движение и успехи рабочего класса Англии. Благодаря его усилиям был принят первый закон, ограничивающий работу женщин и детей на предприятиях. Он является родоначальником профессионального и кооперативного движения. Первые кооперативные объединения(потребительские и производственные товарищества), созданные Р.Оуэном, на деле доказали, что рабочие вполне могут обойтись без фабрикантов и торговцев.

Историческая  заслуга Ш.Фурье, А.Сен-Симона и Р.Оуэна состояла, прежде всего, в том, что они дали глубокую и остроумную критику капиталистического общества. Они наглядно, с экспрессией  продемонстрировали  основные противоречия капитализма и классовый антагонизм богатых и бедных. Вместе с тем, социалисты-утописты не просто критиковали вопиющие недостатки капитализма, но и призывали заменить его строем без эксплуатации и угнетения. Наконец, у социалистов-утопистов имелись ценные догадки об устройстве будущего социалистического общества. Не случайно, поэтому учение социалистов-утопистов классики марксизма считали одним из теоретических источников “научного социализма”. 

Научный социализм, отмечал Ф.Энгельс, стоит на плечах Сен-Симона, Фурье, Оуэна – “трех мыслителей, гениально предвосхитивших множество истин, которые мы доказываем научно”. (См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч.Т.18.С.498-499).

 В то же время социалистические учения утопистов были еще несовершенны. Не зная законов общественного развития, социалисты-утописты пытались вывести социализм не из материальных условий жизни капиталистического общества, а из требований “разума и справедливости”.

Социалисты-утописты считали необходимым перейти к новому, социалистическому обществу, но в отношении способа перехода к нему пребывали в заблуждении. Они думали, что эксплуататорский строй существует только потому, что люди раньше не знали про возможность построения нового общества. Поэтому они полагали, что опубликования их произведений, где доказываются преимущества нового строя, достаточно, чтобы богатые добровольно отказались от своих богатств.

Почему до сих пор не возник социалистический строй? – рассуждали утописты. Да только потому, что не было гениального человека, который появился бы и убедил людей, что при социализме жизнь будет лучше. Это значит, что родись этот человек пятьсот лет тому назад, социализм возник бы в то время. Другими словами, социализм, по их мнению, вовсе не является необходимым результатом развития жизни общества – он просто счастливая случайность.

Социалисты-утописты считали, что изменение общественной жизни всецело зависит от просвещения, пропаганды идей социализма. Достаточно хорошенько попросить, растрогать того или иного правителя и убедить его, что существующий строй несправедлив, нарисовать красочную картину социалистического общества, как он тотчас же примет меры к замене этого строя более справедливым.

Таким образом, переход к социализму, по их мнению, должен совершаться путем сотрудничества всех классов общества, а не путем классовой борьбы пролетариата.

Веря в силу реформ, осуществляемых правителями, А.Сен-Симон неоднократно обращался к французскому королю Людовику XVIII, русскому царю Александру I с просьбой содействовать установлению нового, социалистического общества, но безрезультатно. “Просвещенные монархи” оставались глухи к призывам Сен-Симона.

Ф.Энгельс в работе “Развитие социализма от утопии к науке” отмечал, что три великих утописта никогда не выступали защитниками интересов пролетариата как особого класса. Они хотели освободить все человечество и основать царство разума и вечной справедливости, создать такое общество, которое обеспечило бы всем людям “наибольшую сумму счастья”.

Утопические социалисты, в отличие от классиков марксизма, не видели всемирно-исторической роли пролетариата как силы, способной не только разгромить капитализм, но и создать новое, коммунистическое общество. Пролетариат с их точки зрения был только самым многочисленным и самым бедным классом капиталистического общества, вечно гонимым и угнетенным,  но неспособным самостоятельно бороться за новое общество.

Утопический социализм, по мнению классиков марксизма, не мог указать действительного выхода, он не мог ни разъяснить сущность наемного рабства при капитализме, ни открыть законы его развития, ни найти ту общественную силу, которая способна стать творцом нового, социалистического общества.

Только К.Маркс и Ф.Энгельс, создавшие учение “научного социализма”, разъяснили, что социализм не выдумка мечтателей, а конечная цель классовой борьбы пролетариата и необходимый результат развития производительных сил современного им общества.

Утопически-социалистическая мысль в России развивалась преимущественно в форме крестьянского социализма. Основной особенностью русского утопического социализма является попытка “навести мосты” между идеалом и реальностью, будущим и настоящим. Это выражается в поисках зародышей социализма в самой социальной ткани (сельской общине), в стремлении связать идеал с данными наук об обществе – истории, политэкономии, что обусловливает пристальное внимание к проблемам экономического и политического развития. Идеал народнического социализма  активно разрабатывали также Н.Огарев, а позже  - П.Л.Лавров, П.Н.Ткачев и другие.

Другая отличительная черта русской утопии, делающая ее столь непохожей на западноевропейскую, - отсутствие в ней детальной государственной регламентации. Принцип этой утопии такой: чем меньше государственного стеснения, тем лучше. Даже у Чернышевского, наиболее связанного с европейской традицией русского утописта, мы не находим описаний государственного строя (впрочем, дать такое описание он отчасти не мог и по цензурным условиям). Упор делается на братском отношении людей друг к другу (“муравейные братья” Л.Толстого).

Наконец, еще одна  отличительная черта русской социальной утопии – ее всеобщий и даже вселенский характер: приглашаются все народы без различий языков и рас.

Прежде чем перейти к “научному коммунизму”  К.Маркса  и Ф.Энгельса, необходимо прояснить понятие “государственный социализм“, так как без этого дальнейшее изложение не будет аутентично воспринято и понято. Я отдаю себе отчет, что титанам мысли из Комиссии Гимпу все эти разъяснения ни к чему. Им изначально в отношении  марксизма и советского коммунизма все предельно ясно. И свой примитивный и невежественный приговор они уже вынесли. Но я то пишу не для них, а для думающих и любознательных людей.

Просветители XVIII в. верили в неизбежность прекрасного будущего человечества. Тем сильнее оказалось разочарование в XIX  столетия, когда это “прекрасное будущее“ наконец наступило и …стало для многих ничуть не лучше “темного прошлого”.

Свобода? Свобода для огромного большинства населения  трудиться от рассвета до заката и голодать.

Равенство? Равенство политическое и юридическое, но не социальное, экономическое и культурное. А при наличии богатства одних и бедности других даже политическое и правовое равенство оказалось фикцией.

Вместе с тем, эпоха, последовавшая за промышленным переворотом в Англии и революцией во Франции, принесла не только горькие разочарования, но и новые надежды. Эти разочарования и надежды выразились в деятельности государственных социалистов XIX в.

Как отмечал  выдающийся австро-американский экономист и социальный философ, лауреат Нобелевской премии Фридрих фон Хайек (подозреваю, что члены Комиссии Гимпу впадут сейчас в ступор), “большая часть интеллигенции приняла социализм, так как увидела в нем продолжение либеральной традиции”. Действительно, если следует добиваться правового и политического равенства людей, то почему бы не поставить вопрос об их имущественном, социально-экономическом равенстве? Именно такая постановка вопроса стала отправной точкой государственного социализма.

Государственные социалисты верили в возможность тотального, т.е. всеохватывающего планирования общественной жизни, предлагали сконструировать новый общественный механизм, подобный совершенной машине. Эта идея стала продолжением и развитием попыток либералов перестроить общество на разумных началах.

Как раз государство, по мнению социалистов этого направления, должно было исполнить роль главного орудия грядущей общественной революции. Оно должно было отменить частную собственность, забрать в свои руки землю, фабрики, заводы, банки, заменить подверженную периодическим кризисам рыночную экономику разумным планированием. Кроме того, государству следовало воспитать нового человека – свободного от эгоизма, частнособственнических инстинктов, установить социальное равенство.

Виднейшими представителями государственного социализма XIX века  являлись уже упомянутые А.Сен-Симон, Э.Кабе, а также  - Л.О.Бланки, Л.Блан, В.Вейтлинг, Ф.Лассаль. К их числу следует, несомненно, причислить и К.Маркса и Ф.Энгельса. И хотя их воззрения по ряду пунктов, безусловно, выходили за рамки государственного социализма, но можно без преувеличения сказать, что именно они оказали решающее воздействие на становление этого течения в большинстве стран мира, на  его теорию и практику во второй половине XIX-XX вв.

3.Карл Маркс и Фридрих Энгельс – создатели новой версии социализма и коммунизма – “научного”

В нашу задачу, естественно, не входит исследование  марксизма в целом.

Здесь отметим (а для тех, кто постарше – напомним) только два обстоятельства. Во-первых, марксизм – это сложная система философских, социально-философских, социологических, социально-политических, экономических, социально-психологических,  этических etc.воззрений. Вследствие чего, в принципе, невозможно дать однозначную оценку марксизму как целому.

Во-вторых, марксизм это симбиоз системы ценностей и научных знаний, а также методологического инструментария, прежде всего диалектического метода. И каждое из составляющих должно быть рассмотрено отдельно. Те или иные знания – экономические, политические, социологические etc. – могут потерять или сохранить  свой научный статус, а вот почти все ценности, входящие в марксизм – гуманизм, социальное равенство, товарищество, интернационализм, социальная справедливость, воспитание свободной и всесторонне развитой личности, максима общественного   прогресса -  имеют непреходящее значение и в принципе не могут устареть…

Что же касается диалектики как метода познания – то она сохраняет свою методологическую значимость до наших дней. Но она -  необходима, но недостаточна: ее  следует дополнить в ходе исследования и другими методологическими инструментами.

Более подробно мы вопрос о судьбе марксизма в XXI веке рассмотрим в последней главе. А здесь перейдем непосредственно к теме.

В работе “Развитие социализма от утопии к науке” Ф.Энгельс охарактеризовал научный социализм как “теоретическое выражение пролетарского движения” и видел его задачи в том, чтобы исследовать исторические условия и природу пролетарской революции, объяснить пролетариату “условия и природу его собственного дела…”(Маркс К., Энгельс Ф. Соч.Т.20.С.295).

Существующее капиталистическое общество не удовлетворяло молодого К.Маркса потому, что оно не создавало условий для свободного развития каждого человека и человечества в целом. Именно поэтому молодой К.Маркс разработал философию отчуждения применительно к социуму и отдельному человеку.

Конечно, данное утверждение поразит несведущего в этих вопросах читателя. Ведь он привык, точнее, его приучили  связывать марксизм и советский коммунизм с отрицанием свободы, Гулагом, массовыми репрессиями. Но, на самом деле, -  все не так примитивно, однолинейно и одноцветно. Как в теории, так и на практике. ( К этому моменту мы еще вернемся).

Рыночная экономика функционирует благодаря множеству действий отдельных людей и компаний. Эти действия не согласованы между собой, не подчинены коллективной воле людей. Поэтому то, что получается в результате, может совершенно не соответствовать желаниям и потребностям конкретных индивидов. К.Маркс определил это состояние как “отчуждение”.

Человек отчужден от общества (не влияет на его развитие), от других людей (он только средство в руках того, кто использует его ради собственной выгоды), от самого себя (работая, он не реализует себя, а лишь изготовляет “товар” – то, что идет на продажу, - ради получения прибыли), от продукта своего труда. Отчуждение выступает у К.Маркса как всеобъемлющая несвобода человека в капиталистическом обществе.

Коммунистический же идеал, по Марксу, подразумевает упразднение отчуждения человека. Европейская социально-философская  мысль пронесла через тысячелетия идеал древнегреческой цивилизации – калокагатию, представление о гармонично и всесторонне развитом человеке, владеющем своим собственными чувствами и телом, контролирующем свои поступки, одним словом, прекрасным душой и телом.

 Основоположник марксизма использовал эту идею и в прямом смысле – всестороннее развитие личности, и в переносном – он перенес ее на общество. Индивидуальная свобода станет возможной только тогда, когда общество будет действовать не на основе безликих законов рынка, а благодаря прямому сотрудничеству людей и их ассоциаций. Эти ассоциации будут договариваться о том, что, как и для чего необходимо производить.

Вспомним, что писали К.Маркс и Ф.Энгельс о коммунизме в “Манифесте коммунистической партии”: “На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех”.

Обратите внимание, предпосылкой  свободного развития всех  является  индивидуальная свобода. Иначе говоря – коммунизм, согласно  марксистской теории, вовсе не противоречит свободе. Другое дело, что путь к нему не легок и не близок.

К.Маркс и Ф.Энгельс попытались научно обосновать (как они полагали) пути перехода и принципы устройства коммунистического общества. Как писал Ф.Энгельс в “Анти-Дюринге”, социализм стал наукой благодаря двум великим открытиям: материалистическому пониманию истории и раскрытию тайны капиталистического производства, заключающейся в присвоении капиталистами неоплаченного труда рабочих, то есть прибавочной стоимости.

К.Марксу и Ф.Энгельсу нужно было доказать, что социализм и коммунизм, о котором мечтали многие поколения, не является случайным открытием какого-либо гениального человека, а есть неизбежный, закономерный результат развития общества. Дело заключалось вовсе не в том, чтобы придумывать какое-то идеальное общественное устройство, а о том, чтобы исследовать, когда и в каких условиях может возникнуть социалистическое, а вслед за этим – коммунистическое общество.

Классики марксизма подошли к истории общества как к естественноисторическому процессу, совершающемуся по определенным законам, не зависящим от воли и сознания людей.

Поясню молодым читателям, взращенным на компосте антикоммунизма: Согласно материалистическому пониманию истории, не сознание людей определяет их бытие, а наоборот, их общественное бытие, условия материальной жизни определяют их сознание. Это значит, что общественные идеи, теории, политические взгляды являются отражением или отображением общественного бытия. Отсюда следует вывод, что источник возникновения и формирования идей лежит не в самих идеях, а в условиях материальной жизни общества, в способе производства материальных благ.

Способ производства материальных благ является главным и решающим в жизни общества. Он определяет строение общества. Каков способ производства, таково и общественное устройство, классовая структура, государственный строй и духовная жизнь общества, его идеи и теории.

Констатировав, что способ производства является главным в жизни общества, основоположники марксизма сделали вывод, что история общества есть, прежде всего, история развития способов производства, история развития трудящихся масс – главной производительной силы человечества.

 Поэтому историю общества, по К.Марксу и Ф.Энгельсу, нельзя рассматривать как историю только великих личностей, которые якобы по своему усмотрению изменяют ход исторических событий.

Трудящиеся массы являются не только производителями материальных благ, но и активными участниками общественно-политической жизни. История общества показывает, что нет ни одного крупного исторического события, в котором народные массы не играли бы решающей роли. По Марксу и Энгельсу, именно народные массы творят историю.

Придя к выводу, что способ производства материальных благ является главным, определяющим в жизни общества, К.Маркс сформулировал законы, согласно которым, по его мнению, общество живет и развивается. Классики марксизма впервые в истории попытались доказать, что в  основе перехода от одного общественного строя к другому лежат прежде всего экономические причины, определенные общественные, экономические законы и такой важнейший из них, как закон соответствия  характера производственных отношений уровню производительных сил.

Производство материальных благ может беспрепятственно развиваться лишь тогда, когда характер производственных отношений соответствует уровню производительных сил.  Однако соответствие между ними существует не всегда. Конфликт возникает между новыми, развивающимися производительными силами и старыми, отжившими производственными отношениями, которые тормозят развитие производительных сил. И восстановить нарушенное соответствие можно лишь уничтожив старые производственные отношения, старые отношения собственности.

По К.Марксу, в обществе, где существуют враждебные друг другу классы, противоречие между производительными силами и производственными отношения находит свое выражение в классовой борьбе. Ведь старые господствующие классы хотят сохранить существующие порядки и в борьбе за старое они используют государство, находящееся в их руках, идеи и теории, защищающие и оправдывающие старый строй. Классовая борьба закономерно приводит к революции, к уничтожению устаревших производственных отношений. В ходе революции новые классы, вдохновленные теорией “научного социализма”, завоевывают политическую власть, заменяют старые производственные отношения новыми и таким образом расчищают дорогу дальнейшему развитию производительных сил.

Такова революционная схема К.Маркса и Ф.Энгельса. И надо прямо, без обиняков, указать, что она являлась более или менее достоверным выводом из конкретно-исторического анализа экономических и социально-политических реалий середины и второй половины XIX века Англии, Франции, Германии, выявления сути происходящих в них экономических и социально-политических процессов.

Отмеченная схема зиждилась на четырех постулатах:

1)Учении о всемирно-исторической роли пролетариата как могильщика капитализма и строителя  социализма и коммунизма.

 Мы уже знаем, что, согласно К.Марксу, капитализм должен неизбежно погибнуть благодаря собственным законам развития, в  частности, вследствие обострения основного  экономического  противоречия капитализма. Однако капитализм не рухнет сам собой, словно сгнившее дерево. Ведь капиталисты будут ожесточенно защищать свои корыстные интересы. Значит, нужна сила, которая разгромит капитализм, освободит всех угнетенных от гнета эксплуатации и преобразует капиталистическое общество в социалистическое.

В отличие от социалистов-утопистов, которые обращались ко всем классам общества, и, прежде всего, к имущим, классики марксизма выступили выразителями и защитниками интересов пролетариата. Они доказывали, что именно пролетариат, в силу своего положения в развитых капиталистических странах середины XIX века, является могильщиком капитализма, творцом и созидателем коммунизма.

 С одной стороны, пролетариат не владеет никакой частной собственностью и ему нечего терять, кроме цепей эксплуатации. С  другой стороны, - он является главной производительной силой общества. Кроме того, сам ход развития капитализма способствует сплочению пролетариата в большие коллективы. Совместная работа на фабриках и заводах приводит к совместной борьбе против капиталистов, организует и закаляет его. А в процессе развития промышленности в городах собираются огромные массы пролетариата. Это приводит к тому, что рабочие начинают осознавать свою силу, получают возможность быстро организоваться и выработать пролетарскую дисциплину и превращаются  в  самый организованный класс капиталистического общества. Наконец, в идейном отношении пролетариат характеризуется своим стихийным влечением к социализму. И остается только -  с помощью революционной партии -  соединить стихийное рабочее движение с теорией “научного социализма”.

2)Учении о прибавочной стоимости, сформулированное  К.Марксом и демонстрирующее, каким образом эксплуатируется пролетариат, почему богатеют капиталисты и нищают (абсолютно и относительно) рабочие. Ждать от капиталистического способа производства другого распределения продуктов, образно выразился  Ф.Энгельс,  имело бы такой же смысл, как требовать, чтобы электроды батареи, оставаясь в соединении с ней, перестали разлагать воду и собирать на положительном полюсе кислород, а на отрицательном – водород;

3)Учении о классовой борьбе как движущей силе развития общества с антагонистическими классами. О классовом делении общества  и роли классовой борьбе писали и до К.Маркса, в частности, французские историки в начале XIX века – Тьерри, Минье и Гизо. Но если последние сделали первый шаг в научном социально-политическом исследовании капиталистического общества первой половины XIX в., то К.Маркс – развил дальше упомянутое учение в рамках “научного социализма”.

Ответ на вопрос, в чем состояло это развитие, дал сам основоположник марксизма в письме к Вейдемейеру: “То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1)что существование классов связано с определенными историческими фазами развития производства, 2)что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3)что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов “. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.Т.28.С.427). В этих лаконичных строках изложена целостная марксистская концепция классовой борьбы.

К.Маркс и Ф.Энгельс утверждали, что только классовая борьба пролетариата избавит человечество от социальных бедствий. Вне классовой борьбы пролетариата социализм есть пустая фраза или наивное мечтание. И, напротив, социалистические мечтания превращаются  в  социалистическую борьбу миллионов благодаря тому, что “научный социализм” связывает  преобразовательные стремления с борьбой определенного класса – пролетариата. Теория классовой борьбы, разработанная К.Марксом и Ф.Энгельсом, подчеркивает, что пролетариат не сможет свергнуть капитализм и построить коммунистическое общество без революционной борьбы против буржуазии, без пролетарской революции, без установления диктатуры пролетариата.

4.Учении о пролетарской революции как комплексе коренных преобразований в экономической, социальной, политической и духовно-идеологической сфере, как смене одного общественного строя другим. Политическая составляющая революции включала в себя завоевание пролетариатом  под руководством партии государственной власти, установления диктатуры пролетариата и слом буржуазной государственной машины. Причем первая фаза – завоевание власти могла осуществляться как посредством вооруженного восстания, минуя  существующие институты  власти, так и относительно мирным путем, используя  демократические институты, в частности,  выборы в Парламент.

Большинство социалистов-утопистов  рассматривали революции как болезненные отклонения от нормального пути развития общества, которых всеми средствами нужно стараться избежать. К.Маркс и Ф.Энгельс придерживались иной позиции. Революции необходимы потому, отмечал соратник К.Маркса, что нельзя иным способом свергнуть господствующий класс, а свергающий класс только с помощью революции может очиститься от всей грязи старого общества и  стать способным создать новое общество. К.Маркс образно назвал революции локомотивами истории. Ведь во время революций развитие общества происходит так стремительно, что в очень короткий период времени совершенно изменяется лицо общества.

Таким образом, по мнению К.Маркса, коммунизм – это закономерный этап в поступательном развитии человечества, общественно-экономическая формация, грядущая на смену капитализму, в недрах которого вызревают ее социально-экономические предпосылки. Переход от старого строя к более прогрессивному произойдет в ходе пролетарской революции, после чего будет отменена частная собственность, упразднено буржуазное государство и возникнет бесклассовое общество.

В данном пункте не обойтись без цитирования ключевого и вдохновляющего простой люд фрагмента “Критики Готской программы” К. Маркса.

“На высшей фазе коммунистического общества, - писал основоположник учения своего имени, - после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделения труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы, и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям“. ( Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19.С.20).

Итак, в  основе марксистского понимания коммунизма как цели общественного развития, с достижением которой настанет подлинная история человечества, лежит убеждение в истинности, объективном характере законов общественного развития, впервые открытых (как они думали) и сформулированных К.Марксом и Ф.Энгельсом.

Система взглядов на общество, получившая название “научный социализм“, основана на представлении о всеобщем характере метода диалектического материализма и материалистического понимания истории, подходящего для объяснения всех явлений, событий общественной жизни. “Научный социализм”, с точки зрения его приверженцев, теоретически обосновывает особую миссию пролетариата в истории и его право на революцию для ниспровержения господства капитала.

После ее победы на место разрушенного буржуазного государства приходит диктатура пролетариата, осуществляющая в интересах трудящихся революционное насилие. Это  первый этап коммунистической формации – социализм; при нем, хотя и отменена частная собственность, все еще сохраняются классовые различия, существует необходимость борьбы со свергнутыми эксплуататорскими классами и защиты от внешних врагов. На данной, “первой фазе коммунистического общества“, при сохранении “родимых пятен старого общества”, каждый производитель станет получать “такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда”, сколько сам “он дал обществу”.

К.Маркс и Ф.Энгельс были убеждены, что переход к высшей стадии коммунизма произойдет, когда высокий уровень производительности труда при господстве общественной собственности на средства производства позволит воплотить распределительный принцип нового общества – по потребностям, а классы исчезнут.
 Тогда необходимость в государстве отпадет, но оно не будет отменено, как буржуазное, а постепенно отомрет само.

Коммунизм подразумевает максимальное развитие способностей и творческого потенциала каждого человека, поэтому каждый станет заниматься тем, к чему у него есть способности. Люди возьмут от общества все, что им необходимо, и отдадут обществу свои творческие усилия.

Коммунистическое общество – это “скачок человечества из царства необходимости в царство свободы”. (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.Т.20.С.295).

Именно с коммунизмом  неразрывно связано отношение К.Маркса к свободе: “Свободное развитие каждого является условием свободного развития всех”. Всестороннее, свободное развитие каждой личности станет главной целью, “самоцелью” общества.

Еще при жизни создателей “научного социализма” их идеи подверглись серьезной критике даже со стороны единомышленников, не говоря уже об их откровенных противниках. К.Маркса осуждали за экономический детерминизм, обвиняли в том, что он сводит все разнообразие социума к конфликту между производительными силами и производственными отношениями. Последние, по К.Марксу, являясь экономическим базисом, определяют всю совокупность “надстроечных” отношений – не только политическую и социально-классовую сферу, но и культурную, духовную жизнь общества, включая семейные связи, отношения между полами, религиозные чувства людей.

Критикую Ф.Лассаля и других вождей немецкой социал-демократии, К.Маркс выступал против свободы совести: коммунисты должны бороться с правом человека верить в Бога как с “религиозным дурманом”. Эту линию последовательно продолжили российские большевики, когда захватили власть в 1917 г.

Среди последователей К.Маркса и Ф.Энгельса было немало тех, кто в отличие от основоположников, видел в капиталистическом строе значительный потенциал развития и колоссальные резервы. Отсутствие объективных предпосылок для революции, промышленный рост в большинстве европейских странах, Северной Америки, России, заметное улучшение материального положения рабочих, появившаяся возможность для трудящихся участвовать в политической жизни легальными средствами через партии, профсоюзы, используя парламентскую трибуну – все это делало  неактуальным лозунг пролетарской революции немирным, насильственным путем уже к концу XIX в. в ряде стран Запада.

Пришедший на смену Международному товариществу рабочих, созданному К.Марксом и Ф.Энгельсом в середине XIX в., II Интернационал фактически отказался от лозунга немедленной пролетарской революции и выступил за проведение реформ с целью постепенного “врастания” буржуазного общества и государства в социализм.

Наиболее убедительно предпочтительность такого пути для мирового социалистического движения, для мирового пролетариата доказывал вначале Э.Бернштейн, а затем и его критик – К.Каутский.

В России ярым противником немедленного революционного, насильственного  захвата власти выступал патриарх российской социал-демократии Г.В.Плеханов. По его мнению, в стране еще не сложился сознательный пролетариат и из-за недостаточного развития капитализма отсутствуют экономические и социальные  предпосылки для социализма.

Его оппонентом был В.И.Ленин, который уже в одной из своих ранних работ пытался доказать, что развитие капитализма в России идет бурными темпами, а отсутствие  многочисленного сознательного пролетариата не является непреодолимым препятствием для проведения революции. Главное условие ее успеха – наличие сильной организации революционеров, партии “нового типа”. От социал-демократических парламентских партий Европы ее отличает крепкая дисциплина, базирующаяся на принципе “демократического централизма”.

С момента возникновения партии большевиков-коммунистов в России начался процесс подготовки революции, целью которой было свержение существующей власти и  - вследствие объективных и субъективных обстоятельств -  форсированное строительство коммунистического общества.

Октябрьский переворот 1917 г. в России, а затем и революция, впервые в мировой истории привел к власти политическую силу, которая на практике стала воплощать в жизнь теоретические максимы марксизма и строить коммунистическое общество.

Сам К.Маркс первой пролетарской революцией называл захват власти в Париже коммунарами в 1871 г. Однако этот кратковременный(70 дней) и ограниченный коммунистический эксперимент не оказал сколько-нибудь серьезного воздействия ни на европейское рабочее движение, ни на исторические судьбы Франции.

Октябрьская же революция имела всемирно-историческое значение не только потому, что открыла первый в мировой истории опыт построения реального коммунизма в масштабах огромной многонациональной страны, но и спровоцировала революционные процессы во многих странах. За относительно короткий период целый ряд стран Европы, Азии, Латинской Америки взял курс на строительство нового общества на основе марксистской теории “научного коммунизма”.

Здесь необходимо взять паузу и, прежде чем, перейти к советскому, российскому  коммунизму в теории и на практике, следует дать современную оценку марксизму.

4.Современная оценка марксизма (методологические заметки)

4.1. Прежде чем перейти к анализу большевизма как российской версии марксизма и практики советского коммунизма, необходимо прояснить несколько вопросов методологического характера, относящихся к марксизму в целом.

На протяжении своего более чем полуторавекового существования, прежде всего в XX веке, в зависимости от исторической конъюнктуры  рейтинг марксизма как общественной науки среди ученых то взмывал вверх, то опускался вниз. ( Один из самых крупных социологов XX в. Раймон Арон, писал, к примеру, о трех кризисах марксизма. См.: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. – М.: “Прогресс” – “Политика”, 1993.С.208-210).

В начале 90-х годов перепадов в оценке практически больше не было. В лучшем и редком случае говорили “просто” о кризисе марксизма, теории и практике коммунизма, а в подавляющем же большинстве – о крахе, крушении их.

Известный американский социолог и политолог З.Бжезинский в своей книге “Большой провал. Рождение и смерть коммунизма в двадцатом веке” (См.:Brzezinski Z. The Grand Failure. The Birth and Death of Communism in the Twentieth Centry. New York: Charles Scribner’s Sons, 1989. – X, 278 p. См. также: Бжезинский З. Большой провал. Агония коммунизма//Квинтэссенция: Философский альманах. – М.: Политиздат, 1990.С. 256 – 277. – С.272.) вынес марксизму не подлежащий обжалованию вердикт: смерть в конце XX в. Но в то же время, несмотря на констатацию смерти, отдает ему должное, отмечая, что марксистское понимание истории – часть мирового интеллектуального наследия.

Его соотечественник публицист К.Рен удивлялся: “Сюрприз состоит не в крахе коммунизма, а в том, что он прожил та долго“. (Wren Chr. The End of the Line. The Failure of Communism in the Soviet Union and China. New York: Simon and Schuster,1990.P.18).

 Известный советолог Дора Штурман подвергла “конструктивно-злокачественный марксизм“ холодно-безжалостному, в ряде случаев снайперски точному анализу, не оставляющему ему никаких шансов на спасение. (См.: Штурман Дора. Марксизм: наука или утопия?- London: Overseas Publication Interchange, 1989. – 161 p.)

В отличие от этих авторов французский мыслитель Л.Сэв надеелся на второе дыхание коммунизма и творческого марксизма. (См.: Seve L. Communisme quell second souffle? Paris: Messidor/Editions Sociales,1990. – 284 p.).

 Долгую жизнь творческому марксизму прочил и современный английский марксист Г.Макленнан, но уже не в качестве монистического, а “плюралистического  марксизма”, предполагая, что марксистская методология общественного развития на макроуровне может быть дополнена плюралистическими исследованиями на мезо- и микроуровне.(McLennan C. Marxism, Pluralizm and Beyond. Classic Debates and New Departures. Cambridge: Polity Press. 1989.P.262,IX.).

Однако прошло неполных два десятилетия и в связи с мировым финансовым кризисом вновь заговорили о ренессансе марксизма.

4.2. В специальной литературе были обозначены три подхода к марксизму: “ортодоксальный”, “ревизионистский”  и “нигилистический”.

Приверженцы “ортодоксального” направления стремятся реконструировать “аутентичный”  классический марксизм, сфальсифицированный и дискредитированный, по их мнению, недобросовестными последователями, псевдомарксистами, о которых еще К.Маркс говорил: “Ясно одно, что сам я не марксист“. Поэтому необходимо, по их мнению, очистить марксизм от всех последующих искажений, по-новому его прочитать, правильно проинтерпретировать. “Вина” же за реально существовавший “казарменный коммунизм”, тоталитарный режим, ГУЛАГ лежит не на К.Марксе и его теории, а на В.И. Ленине и И.В.Сталине, которые действовали вопреки истинным, сакральным максимам марксизма.

Сторонники “ревизионистского” направления полагают, что марксизм, как всякая общественная теория, ограничен в силу естественной “текучести” общественного бытия, отражением которого он был, относительностью многих истин марксизма. Поэтому необходим критический пересмотр всего марксизма, всех его доктрин и концепций, с тем , чтобы выяснить, какие из положений этого учения, истинные в XIX в., устарели в XX в. и не применимы к новым реалиям, какие из них остаются истинными и поныне сохраняют эвристическую ценность и практическую значимость. Вместе с тем творческий марксизм формулирует и принципиально новые выводы, адекватные новой эпохе, ее новым вызовам.

Тот же марксизм, который был известен миллионам советских людей на протяжении более 70 лет, был выхолощен, вульгаризирован, задогматизирован, представлял собой нечто наподобие “гербария цитат”, давно лишенный какой-либо связи как с собственным конкретно-историческим контекстом, так и с современной жизнью и вследствие этого использовавшийся партийными бонзами и их идеологической обслугой по мере надобности.

И, наконец, согласно “нигилистическому” направлению, доктринальные основы марксизма изначально ненаучны, иллюзорны, утопичны. Прежде всего, они повинны в бедах советских людей, тупиковом пути развития общества в СССР, системном кризисе. Данное направление пышно расцвело в публицистике стран СНГ, включая и нашу Молдову.

Если сравнить тексты авторитетных в научном мире и давних принципиальных западных критиков  марксизма с опусами наших доморощенных хулителей марксизма, то бросается в глаза, что первые, ставя под сомнение научность тех или иных максим К.Маркса и Ф.Энгельса, во-первых, неплохо знают сочинения классиков, а, во-вторых, воздают должное К.Марксу, Ф.Энгельсу и марксизму.

 К примеру, для американского  социолога и экономиста Гэри Норта, при всем его противоречивом и в основном отрицательном отношении к марксизму, К.Маркс “одна из основных фигур интеллектуальной истории XIX века”. (Норт Г.  Марксова религия революции: Возрождение через хаос. – Екатеринбург: “Екатеринбург”, 1994. С.156).”Маркс и Энгельс, -  пишет он в другом месте, -  оказали огромное влияние на ход истории“. (Там же. С.138).

Не то у наших,  бессарабских, ниспровергателей марксизма и “тоталитарного коммунизма”, титанов мысли из похоронной Комиссии Гимпу. Действуя по принципу “и я сжег все, чему поклонялся, поклонился всему, что сжигал“, они производят жалкое впечатление. Текстов К.Маркса и Ф.Энгельса, как следует,  они никогда не знали и не знают (сомневаюсь, прочли они хотя бы одно их сочинение от корки до корки), самостоятельно и критически над их  учением не размышляли, хотя некоторые из них, которые постарше, и изрекали как попугаи с кафедр “абсолютные Истины” марксизма, а ныне, опять же, как попугаи, повторяют зады оголтелого зоологического антикоммунизма и тотально отрицают марксизм.

Интересно было бы узнать, отдают ли они себе отчет в том, какое жалкое зрелище они из себя представляют?

Однако предоставим наших попугаев в распоряжении их Босса и вернемся к нашим баранам.

По нашему мнению, некорректно мнение, согласно которому “все три  - отмеченных выше -  подхода имеют право на существование”.

Во-первых, очевидно, что первое и второе направления взаимодополняемы. Нельзя всерьез утверждать, что достаточно только вернуться к подлинному смыслу текстов К.Маркса и этим ограничиться, без того, чтобы одновременно не привести, хотя бы даже и “очищенное”, подлинное учение К.Марка в соответствие с реалиями начала XXI в. Конечно, речь идет о тех концепциях этого учения, которые, сохраняя моменты истины, способны изменяться адекватно новому историческому, культурному контексту.
 
Во-вторых, в определенном смысле взаимодополняемы для беспристрастного критического осмысления, пересмотра и развития марксизма первые два направления с третьим. Речь в данном случае идет о тех или иных  отдельных положениях марксизма в экономической, политической, социологической науках. Вполне естественно, что они  a priori могли быть изначально ошибочны, и необходимо это проверить, исходя  из современного состояния мировой экономической, социологической и политической науки. Однако также понятно, что направление, отрицающее изначальную истинность, эпистемологическую ценность всех этих основ марксистской политической или экономической концепции, никак не может служить дополнением к первым двум.

Таким образом, первые два направления вместе с ограниченным  - в указанном смысле -  третьим являются взаимосвязанными моментами любого объективного исследования то ли марксизма в целом, то ли отдельных составных частей, доктрин, концепций и имеют право на существование (за исключением нигилистического подхода в целом) в рамках системного исследования марксизма, но никак не в качестве трех самостоятельных равноправных подходов.

Современная критика марксизма предполагает, как минимум, две процедуры:

 1) Имманентную критику, т.е. отыскание внутренних противоречий то ли в отдельно взятой доктрине марксизма, например, политической доктрине, то ли в марксизме в целом, А также выявление степени адекватности тех или иных положений доктрины или марксизма в целом конкретному культурно-историческому контексту, отражением которого они должны были быть.

2) Однако, этого недостаточно. Необходимо соотнесение тех или иных положений, концепций, доктрин марксизма не только с “теми”, “тогда” и “там” условиями, но и с “этими”, “сейчас” и “здесь”.

Только подобным образом можно установить истинность тех или иных максим классического марксизма применительно к современному пространственно-временному континууму, а значит, решить проблемы: устарел ли марксизм или нет; если да, то в чем и в какой степени; переживает ли он кризис (а кризис именно в том и выражается, что основные максимы тех или иных доктрин, концепций более не адекватны изменившимся условиям, но, тем не менее, сохраняется возможность на основе методологического инструментария и главных постулатов переосмыслить и развить дальше) или крушение (в этом случае такой возможности на почве марксизма уже нет).

4.3. В связи с вышеизложенным становится понятной необходимость прояснить, казалось бы, элементарный вопрос: какое  содержание вкладывают критикующие и хоронящие учение К.Маркса в понятия “марксизм”, “классический марксизм”, “творческий марксизм”, “современный марксизм”. Без ответа на этот вопрос все рассуждения о кризисе или, тем более, -  кончине марксизма будут голословны и малодоказательны, ибо всегда остается вероятность, что за границей того, что критикующий считает марксизмом, осталась какая-то существенная теоретическая часть, сохраняющая свою истинность. Или же критикуемое положение не составляет существа концепции, а находится на его периферии.

В нашу задачу не входит специальное рассмотрение вопроса о взаимоотношении указанных понятий. Но все же думается, мы не погрешим против истины, утверждая, что подлинное положение дел по данной проблеме весьма далеко от того вульгаризированного и догматизированного представления о содержании классического марксизма, которое господствовало в советском обществознании на протяжении десятилетий.

Именно поэтому объективный подход предполагает, что критике марксизма должно предшествовать выяснение вопроса о его содержании, структуре и сущности. Как бы мы ни оценивали современный марксизм, на вышеперечисленные вопросы должны быть даны беспристрастные ответы. В этом пункте исследователь может споткнуться (и чаще всего и спотыкался в публицистике стран СНГ, включая и Молдову) о первый камень преткновения – свое понимание тех проблем, который анализировал К.Маркс.

Ведь критика какой-либо доктрины классика марксизма, например, политической, осуществляется в лучшем случае с определенной теоретической позиции (которая, в свою очередь, должна быть подвержена критической проверке) или же исходя из стереотипов обыденного сознания. Критика марксизма всегда будет ограничена горизонтом критикующего, в том значении термина горизонт, в котором его использует Х.-Г.Гадамер. (См.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики: Пер. с нем. М.: Прогресс, 1988.С.358-363).

Полбеды, когда критика ведется, причем последовательно, с позиции известного политического течения, например, либерализма и неолиберализма. Однако чаще всего случается вариант, в частности, в отечественной публицистике, когда позиция критикующего представляет собой эклектический конгломерат различных политических течений, и тогда вполне возможна ситуация, при которой положения политической доктрины марксизма критикуется с точки зрения разных общественно-политических течений. Критика такого рода не может считаться обоснованной.

Один из парадоксов марксологии стран СНГ состоит в нигилистическом подходе, тотальном отрицании марксизма со стороны людей, оперирующих понятийно-категориальном аппаратом классического марксизма, использующих методологию К.Маркса, его стиль мышления и не замечающих этого. Наиболее известен из них А.С.Ципко. (См.: Ципко.А.С. Насилие лжи, или Как заблудился призрак. – М.: Мол. Гвардия,1990. – 271с.).

4.4. Далее необходимо выяснить, о кризисе (крахе) какого марксизма так много пишут и говорят сейчас – классического (К.Маркса и Ф.Энгельса) или одной из версий творческого марксизма, неомарксизма (Г.В.Плеханова, К.Каутского, Ю.О.Мартова, В.И.Ленина, Л.Д.Троцкого, И.В.Сталина, Н.И.Бухарина, Р.Люксембург, А.Грамши, Д.Лукача, К.Корша, Р.Гароди, И.Альтюссера, Э.Фишера, Ф.Марека, Г.Петровича, “марксизма-ленинизма” и т.д.) (См., например: Андерсон П. Размышления о западном марксизме: Пер. с англ. М.: Интер-Версо.1991. – 272 с.).

Официальный советский “марксизм-ленинизм”, как известно, отрицал саму возможность существования различных  равноправных версий творческого марксизма, множество интерпретаций его. Даже уже в перестроечное время, в 1986 г., в коллективной монографии “Маркс. Философия. Современность” подобная постановка вопроса, безусловно, отвергалась.

В отличие от “марксизма-ленинизма” западные ученые придерживались диаметрально-противоположного мнения. В XX возникали целые школы, направления интерпретаторов теоретической системы К.Маркса. Вовсе не случайно середину XX в. называли  даже периодом интерпретаций К.Маркса. Именно поэтому известный американский экономист Д.Гэлбрейт в своем сочинении “Язык экономики писал“: “С библейских времен нет другой великой личности, чье творчество подвергалось бы столь различным интерпретациям, как творчество Маркса…Он является единственным писателем с библейских времен, толкование трудов которого является не просто предметом научного исследования, но и профессией”. (Цит. по: Рипп Г.Политическая экономия и идеология./Для  научных библиотек. М.:Прогресс, 1977. С. 96.).

По мнению уже упомянутого Р.Арона, возможность бесконечных комментариев и интерпретаций марксизма проистекают из противоречивости и  многогранности самого теоретического наследия К.Маркса и Ф.Энгельса. (См.: Арон Р.Этапы развития социологической мысли. Указ. соч.С.148-152)

В последние два десятилетия западным исследователям вторят российские исследователи.

Так, к примеру, российский философ В.С.Степин проводил аналогию между многообразием версий марксизма и многообразием течений и версий христианства, отмечая при этом, что  любая аналогия правомерна только в определенном измерении (в данном случае – как соотношение ядра и интерпретаций течения, оказавшего влияние на судьбы человечества). (Освобождение духа. /Под ред. А.А.Гусейнова, В.И.Толстых.- М.: Политиздат,1991.С. 304).

Другой российский философ В.П.Макаренко насчитал 25-30 мыслителей, которые оставили собственную интерпретацию марксизма. (См.: Там же. С.311).

Перечень имен и схожих высказываний можно было бы продолжить. Материалы дискуссий, “круглых столов” печатались в журналах, монографиях, к ним мы и отсылаем читателей.

Проблема множественности версий марксизма, плюрализма интерпретаций требует специального исследования. Причем необходимо начать с выяснения исходного термина “интерпретация”.

4.5. После этого следует определить, установить, что интерпретируется: классический марксизм как научная теория, как система истинных положений или классический марксизм как идеология, как система ценностей, как философия.

Оценивая марксизм под углом зрения его исторической роли, современного состояния и будущей судьбы, надо четко различать две названные ипостаси, хотя они функционально и в значительной мере и содержательно, как правило, взаимосвязаны.

Пусть Вас не шокирует следующее мое утверждение. Прежде чем предавать меня остракизму, вдумайтесь в то, что я написал: С точки зрения истинности или ложности своего содержания классический марксизм как самодостаточная система социо-гуманитарных наук, претендующая на самостоятельное бытие, изначально не должен был в принципе существовать. Первый день творения марксизма как самостоятельной теоретической системы, содержащей в себе хоть крупицу научной истины в той или иной отрасли обществознания, должен был бы быть и его последним днем.

Вместе с тем марксизм имел и имеет право на существование как особая идеология пролетариата, выражающая и защищающая его интересы, как особая социальная утопия “научного социализма“, как особая философская система, но только не как позитивная общественная наука и не как самодостаточная методология общественных наук.

Не должно было быть изначально особой  самостоятельной марксистской социологии, особой отдельной марксистской политической науки, особой самостоятельной марксистской экономической науки и т.д., претендующих на исключительную истинность своих положений по сравнению с другими научными школами, течениями, направлениями обществознания.

Так же, как нет особой ньютоновской физики (о “ньютоновской физике” можно говорить лишь в условном смысле), а есть совокупность открытий, законов Ньютона, его вклад в приращение достоверных знаний в физике, точно так же не должно было быть, нет и не может быть в принципе особой марксистской социологии или особой марксистской политологии, а есть лишь вклад К.Маркса и Ф.Энгельса в эти науки.

Те положения классиков марксизма, которые изначально были истинными (прежде всего в сфере экономической и социологической науки), но перестали быть таковыми в последующем, способствовали приращению достоверного знания в  той или иной науки, к примеру, политической (в позитивном или негативном – не суть важно), а затем были сняты в процессе ее развития, стали неотъемлемым, хотя и пройденным моментом истории.

Что же касается тех немногих максим, которые сохранили истинность вплоть до настоящего времени, то они должны соответственно раствориться в социологии, политологии, экономической науке и т.д., а не претендовать на самостоятельной бытие.

Таким образом, то, что было или осталось истинным в марксизме, является научным, а не иллюзорным, ложным и не терпит крах, а ассимилировано или ассимилируется соответствующей специальной общественной наукой. Потерпела крах особая миссия классического марксизма быть наукой наук.

Поэтому,  как ни надеется российский философ П.К.Гречко, что не сбудутся пессимистическое пророчество известного польского философа-антимарксиста Л.Колаковского: “Марксистская концепция как самостоятельная школа мысли будет становиться  с течением времени все более неопределенной и, в конечном счете, исчезнет вовсе…то же, что является перманентным в творчестве Маркса, будет ассимилировано естественным процессом научного развития “(Цит. по: Гречко П.К. Историко-аналитический марксизм: опыт обоснования// Вестник Московского университета. Сер.7.1991.№ 2.С.11), - его мечте не суждено исполнится. Ведь польский  антимарксист в процитированном фрагменте не “пессимистически пророчествует”, а высказывает мысль, безусловно, очевидную для любого, не зашоренного догмами и мифами разума. Вместе с тем специально подчеркиваю, что суждение Л.Колаковского правильно лишь по отношению к марксизму, выступающему в ипостаси науки.

Именно, исходя из сказанного, марксизм как целостная система научных знаний, претендующий на монопольное обладание подлинной Истиной, был изначально нежизнеспособным дитем.

В то же время марксизм имел и имеет право на бытие в качестве отдельной школы, направления обществознания, специфических подходов, методов познания общественных феноменов наряду с другими в рамках той или иной науки и научной методологии и, конечно, в тех пределах, пока те или иные его положения сохраняют свою истинность или эпистемологическую значимость.

И это хорошо понимают западные философы, социологи, экономисты, этики. И чем крупнее мыслитель, тем больше заслуг он признает за  основоположниками марксизма.

Сравните, что пишут о К.Марксе Р.Арон и Г. Норт.

 По мнению первого, К.Маркс “с самого   начала и, прежде всего…социолог и экономист капиталистического  строя“. “Учение Маркса – это анализ и постижение умом современного ему капиталистического общества: механизма его функционирования, структуры, неизбежного изменения”. “Капитал” он оценивает не более и не менее как “шедевр” (и ему вторил крупный австро-американский экономист и социолог Й.Шумпетер, который полагал, что “Капитал” – это в основном научное исследование по экономике) и дает ему такую характеристику: “Капитал – книга по экономике, в то же время это социологический анализ капитализма и, кроме того, философская история человечества, обремененного собственными конфликтами вплоть до конца своей предыстории”. Наконец, он прямо пишет, что некоторые положения социологии Маркса “имеют фундаментальное значение“. (Арон Р.Этапы развития социологической мысли. Указ.соч.С.148,150,152, 162,194).

По мнению же второго, “Маркс не был выдающимся ученым” и “Экономическое учение Маркса было мертворожденным в концептуальном плане с самого начала”. (Норт Г. Марксова религия революции. Указ. соч. С.XV,XXII)…

Не знаю как Вам, а мне оценки Р.Арона и Й.Шумпетера представляются более весомыми, чем мнение Г.Норта.

Парадоксально, но в западных вузах изучению философии, экономической теории, социологического учения, этических воззрений  К.Маркса и Ф.Энгельса вплоть до настоящего времени уделяется намного больше внимания, чем во многих странах СНГ, включая и нашу Р.Молдову.

В подтверждении сказанному приведу несколько примеров.

Я держу в своих руках современное английское популярное учебное пособие по философии “Философия. Руководство для начинающих“, написанное  двумя английскими философами Д.Тейчман и К.Эванс по программам Кембриджского университета и опубликованное несколькими изданиями на языке оригинала в первой половине 90-х XX в. В нем имеется отдельная глава 14 “Маркс и марксизм”, в которой так оценивается теоретическое наследие К.Маркса: “В XX в. его идеи оказали более важное влияние на формирование политической и культурной картины мира, чем идеи любого другого мыслителя“. (Тейчман Д., Эванс К. Философия. Руководство для начинающих: Пер. с англ. – М.: Изд-во “Весь Мир”, 1997.С.122).

Возьмем  теперь современный американский  учебник по философии ”Философия. Вводный курс“ Р.Поупкина и А.Стролл, который используется в самых престижных учебных заведениях Запада, включая Оксфорд и Кембридж. В этой книге во второй главе  “Политическая философия “ пятнадцать  страниц посвящены анализу и оценке метафизики, диалектики, экономической и политической теории, а также этических взглядов  К.Маркса. И, несмотря на то, что два американских доктора философии в целом критически относятся к политической философии К.Маркса, тем не менее, они считают, что многие ее положения “нуждаются в самом серьезном изучении”. (Поупкин Р., Стролл А. Философия. Вводный курс: Учебник – М.: “Серебряные нити”,1998.C.154).

Пойдем дальше. Откроем на этот раз французское учебное пособие по философии для лицеев и вузов, написанное М.Гурина, которое также выдержало несколько изданий и пользуется большой популярностью во Франции. Мы увидим, что Мишель Гурина считает своим долгом на десятках страницах своего учебника добросовестно изложить различные стороны воззрений классика марксизма, подчеркивая, что экономическая и социологическая теории К.Маркса сумели объяснить европейский капитализм своего времени. (Гурина М.Философия: Учеб. Пособие: Пер. с фр. – М.: Республика, 1998.С.39,54,57,90-94,99-103,106.111,116,117,124,126-129,167,177,278,279,346,348,413-415,419-424,427-434,437,440-444,493-496).

И в завершении обратимся к толковому словарю по политике, подготовленного группой ученых факультета политологии и международной политики Уорикского университета Великобритании. Вот что мы прочтем в нем на страницах, посвященных К.Марксу:

„К.Маркс оказал огромное влияние на все общественные науки. Многие его идеи и понятия, вошедшие в настоящий словарь, связаны с его именем. Социологические положения Маркса….сохраняют свою актуальность и поныне….В то же время исторический материализм Маркса по-прежнему играет важную роль как в исторических, так и в философских исследованиях. Его работы, посвященные французской политике, настолько захватывающе соединяют предвидение с обличением, а разрушение мифов с их созданием, что будут восхищать читателей еще не одного поколения”. (Политика: Толковый словарь: Русско-английский. – М.: “ИНФРА-М”,2001.С.320-321).

Я полагаю, что пора прекратить цитирование. И, надеюсь, я продемонстрировал, что вульгарное тотальное отрицание теоретического наследия  классиков марксизма должно быть отброшено как несостоятельное.

Сам же вопрос о крахе марксизма (в отличие от состояния кризиса, что естественно для развития науки в период смены парадигм) не возникал бы вовсе, если бы ортодоксальные марксисты и официальный “марксизм-ленинизм» (мы выносим в данном случае за скобки вопрос о фактах догматизации, вульгаризации – вплоть до фальсификации – марксизма  ленинизмом/большевизмом и официальной советской идеологией), во-первых, не претендовали на особую историческую миссию в обществознании – монопольное владение истиной, во-вторых, не стремились идеи, истинные в одном определенном конкретно-историческом контексте, воплотить в жизнь в другом пространственно-временном континууме.
 
И понятно, что классики марксизма в полной мере (ибо частичная  вина  есть и у них) не несут ответственности за подобное обращение с их теоретическим наследием.

Совсем другую роль выполнял и выполняет марксизм в качестве системы ценностей, идеологии рабочего класса, социалистической и коммунистической утопии, системы философии, и поэтому ему уготована иная судьба в обозримом будущем. В отличие от первой ипостаси, в этом случае, конечно, в принципе, априори, ни о каком крахе марксизма не приходится говорить, а лишь о его кризисе (глубоком кризисе).

Последнее обстоятельство обусловлено тем, что формирующийся марксизм объективно отражал квинтэссенцию значительных сегментов общественного сознания и психологию эпохи индустриализации и модернизации, выражал интересы и идеалы низших по социальному положению групп людей этой эпохи, прежде всего пролетариата, и связан с реализацией вековой мечты обездоленного человечества, бедных слоев о справедливом общественном устройстве именно в условиях раннекапиталистического и раннеиндустриального общества и как раз пролетариатом.

Профессор истории Гарвардского университета А.Улам, анализируя причины всемирного значения многих идей К.Маркса и Ф.Энгельса, совершенно правильно увидел их в том, что эти идеи соответствовали двум величайшим тенденциям индустриального века: “преклонению перед наукой и механизацией, безграничной вере в их способность преобразовать человечество и, напротив, - протесту против бездушия и разрушительного характера  века машин. Каждое общество, отмечал американский исследователь, приступающее к индустриализации и модернизации, имеет свой марксистский период, когда некоторые идеи Маркса соответствуют проблемам этого общества и преломляются в повседневных чувствах народных масс, даже если имя Маркса и его учение им неизвестно. Отсюда притягательная сила марксизма и квазимарксистский характер социального протеста во многих регионах “. (Улам А. Незавершенная революция//Свободная мысль.1991.№ 18.С.104).

И далее А.Улам правомерно подчеркивает, что источник исторического влияния марксизма можно выявить лишь в том случае, если мы осознаем, НАСКОЛЬКО ЧАСТО В РАЗНЫХ РАЙОНАХ МИРА ВНОВЬ СКЛАДЫВАЛАСЬ И ПРОДОЛЖАЕТ СКЛАДЫВАТЬСЯ ВПЛОТЬ ДО НАШИХ ДНЕЙ СОЦИАЛЬНАЯ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ ОБСТАНОВКА, СХОДНАЯ С ТОЙ, КОТОРАЯ СУЩЕСТВОВАЛА ПРИ МАРКСЕ.

Конечно, в постиндустриальных странах в условиях современной технологической революции и вытекающего из этого принципиального изменения позиций и функций работников производства в производственном процессе и как следствие изменения места и роли его в социальной и политической сферах, образовании, культуре <<”марксистский  “ период >> в указанном смысле давно канул в Лету.

И хотя марксистская традиция неразрывно связана с судьбою социалистической идеи и низшие слои общества, составляющие уже меньшинство, а не большинство и потерявшие надежду кардинально изменить свой социальный статус, стихийно продолжают тянуться к социализму, но новая общественная реальность в этих странах создает потребность в новом видении социализма, исходящем не из структурной модели, а из системы гуманистических и коллективистских ценностей.

Принципиальное отличие двух парадигм состоит в том, что ценностный подход к социализму ориентирует не на  разрушение существующих общественных структур, чтобы после этого, согласно умозрительному проекту,  строить социализм чуть ли не с чистого листа. Ценностный подход, по справедливому замечанию российского профессора Ю.А.Красина, “ориентирует на исследование реальных традиций и возможностей реализации ценностей социализма в конкретный исторический период в конкретном  обществе, на поиск сил, способных двигаться в этом направлении.…От максималистских утопий необходимо перейти к реальным социалистическим программам, приземленным на конкретную национально-историческую почву и потому выполнимым и эффективным“. (Красин Ю.А. Кризис марксизма и место марксистской традиции//Свободная мысль.1993.№1.С. 29-30)

Конечно, в марксистском “научном социализме” содержались элементы научного (в пределах пространственно-временного континуума середины XIX в.) исследования. Но они, как и вообще ряд других теоретических выводов классиков марксизма, сделанных на основе аналогичных полноценных научных исследований (к примеру, экономических), выступая в несвойственной им роли идеологии (в этом случае выводы по форме становились категорическими, претендовали на непогрешимость, на то, чтобы выступать как истина в последней инстанции), быстро теряли свою научность.

Возвращаясь к современной оценке марксизма в его первой ипостаси – науки – надо четко, в свою очередь, различать два тесно связанных между собой аспекта (понятно, что эти два ракурса относятся и к марксизму во второй ипостаси – системе ценностей): вульгаризированная и фальсифицированная (если угодно – “творчески” развитая) версия марксизма, идущая от В.И.Ленина (мы в данном случае не дифференцируем сознательную вульгаризацию и фальсификацию марксизма и естественную его модификацию в результате адаптации к условиям России) и достигшая пика своего развития  при И.Сталине, и аутентичная версия классического марксизма.

И как не важна задача очищения классического марксизма от вульгаризации, примитивизации и фальсификации, тем не менее, первоочередной (конечно, после процесса очищения) является оценка именно классического научно-теоретического марксизма, выявление его исторических границ, предела познавательных возможностей.

И вот тут нас и поджидает еще одна трудность: а что такое, собственно говоря, представляет собой классический марксизм независимо от его ипостаси? Ответ на данный вопрос тем более важен, что, если мы отрицаем самостоятельное существование марксизма как науки  и признаем самостоятельное бытие отдельных его положений лишь в рамках тех или иных наук, то и понятие творческого развития марксизма как такового теряет смысл (можно говорить о марксистской традиции), а остается лишь понятие интерпретации, предполагающее  по сравнению с творческим развитием весьма свободное и вольное обращение с текстами классиков марксизма.

Известный французский философ-неомарксист Л.Альтюссер предлагал особое “симптомное” чтение работ К.Маркса, вскрывающее под скорлупой эзотерического изложения истинные, часто не осознанные даже их автором предпосылки и осознания. Повествовательно-описательные структуры текстов, по мнению французского ученого, при таком чтении оказываются симптомами каких-то иных содержательных слоев и смыслов. Симптомное чтение служит ключом к расшифровке различных  авторских недомолвок, умолчаний, оговорок.

Безусловно, классический марксизм  - это, во-первых, прямой смысл высказываний (в семантическом контексте) К.Маркса и Ф.Энгельса, проинтерпретированный  ими самими, во-вторых, это прямой смысл высказываний классиков, но ими самими не истолкованный. Оба момента составляют первый пласт классического марксизма. За пределами первого пласта как раз и находится второй пласт смыслов, содержащихся пока еще в латентной форме в полном корпусе текстов классиков. Они (эти смыслы) и подлежат выявлению путем симптомного чтения, зачастую уже в ином конкретном культурно-историческом контексте.

Но очевидно, что трудности ожидают исследователя не только при симптомном чтении. И при истолковании прямого смысла высказываний в обоих отмеченных вариантах возникают сложности, особенно, естественно, во втором варианте. В последнем случае трудности интерпретации возникают в ситуации, когда высказывания, смысловая единица текста, весь текст из-за абстрактности формулировок принципиально допускает разное толкование.

Кроме того, дифференциация в интерпретации является следствием как различий между субъектами интерпретации, так и  разных конкретно-исторических условий, в которых применяются эти высказывания. Однако и первый вариант тоже вызывает подобные сложности интерпретации, так как даже прямой смысл высказываний, истолкованный самими К.Марксом и Ф.Энгельсом, может пониматься неоднозначно опять-таки вследствие различий исторических, теоретических, психологических и иных горизонтов субъектов интерпретации, и, следовательно, даже в этом случае проблема “прямого смысла” требует своего решения.

Предположим, что смысловое поле аутентичного (того пространства  подлинных смыслов, которые хотели высказать и высказали сами Маркс и Энгельс) классического марксизма уже определено, т.е. установлен весь круг вопросов, поднимаемых классиками, и полный перечень их прямых ответов на эти вопросы. И тогда возникает парадоксальная ситуация: в ином культурно-историческом контексте и в иной “голове” интерпретатора прямые высказывания К.Маркса и Ф.Энгельса приобретают другое и даже принципиально другое, чем то, что они хотели высказать и высказали, значение.

В связи с этим возникает вопрос: правомерно ли в таком случае новые, иные (не Марксовы и не Энгельсовы) смыслы классических (Маркса и Энгельса) текстов считать “классически марксистскими” или все же у них иной “отец”? Ведь одно дело недоговоренности, оговорки классиков, которые позволяют реконструировать в процессе симптомного чтения недостающие логические звенья в их концепциях, другие, неизвестные смыслы, но сопряженные с известными Марксовыми (Энгельсовыми) смыслами, и совсем иное дело  - принципиально другой смысл, который не хотели высказать, не высказывали и в принципе не могли высказать К.Маркс и Ф.Энгельс (ибо они обобщали принципиально иной конкретный социо-культурный контекст).

На поставленный нами вопрос об авторстве новых смыслов (т.е. новой интерпретации) текстов классиков однозначного ответа в принципе быть не может. С одной стороны, новые смыслы классических текстов, конечно, не является ни классически марксистскими, ни вообще Марксовыми (Энгельсовыми), и поэтому К.Маркс и Ф.Энгельс не несут прямой ответственности за новое звучание своих текстов.

Но с другой стороны, ведь именно их авторы, их идеи (а не тексты, идеи других мыслителей) послужили толчком к формулировке принципиально новых идей, так что косвенную ответственность они все же несут.

Ответ же на вопрос о том, являются ли они соавторами новых идей, более сложен и требует конкретного сравнительного анализа каждого конкретного случая. Дополнительным уточняющим критерием оценки меры заочного соучастия классиков в принципиально иной интерпретации собственного наследия служит мера сопряженности содержания новой интерпретации той или иной концепции, идеи с содержанием соответствующей концепции, идеи классического марксизма или, в крайнем случае, нахождения ее (интерпретации) в марксистской (Марксовой, Энгельсовой) системе теоретических координат.

По-иному обстоит дело в отношении вульгаризации и примитивизации классического марксизма, т.е. в отношении “околомарксизма” (хотя может показаться, что дело обстоит аналогичным образом, если попытаться представить вульгаризацию как “вид интерпретации”), так как речь идет об искажении “иными головами” прямых смыслов текстов К.Маркса и Ф.Энгельса, рассматриваемых, как правило, в том же конкретном социокультурном контексте.

Вопрос о мере причастности Маркса и Энгельса к новой, неаутентичной интерпретации классического марксизма в принципе не зависит от того, в какой из двух отмеченных ипостасей рассматривается классический марксизм, хотя статус его влияет на внешнюю форму выражения сопричастности.

 Как мы уже отмечали, “творческое развитие” марксизма, рассматриваемого под углом зрения научности, истинности тех или иных его положений, в принципе, как развитие собственно марксизма, невозможно.

 Ибо в той  же мере, в какой достоверные (“тогда”  и “там” или “теперь” и “здесь”) положения марксизма ассимилированы той или иной отдельной общественной наукой, точно так же  и новые научные положения (находящиеся в русле марксистской традиции, школы или даже в преемственной связи со старыми истинными положениями классического марксизма, исследующие ту же проблему, но в ином социокультурном и историческом контексте), сформулированные имярек, творчески развивают не марксизм, а ту или иную отрасль научного обществознания, к примеру, политическую науку.

Хотя влияние К.Маркса и Ф.Энгельса, марксистской теоретической традиции на ученого, исследующего ту же проблему, неоспоримо.

Если же рассматривать марксизм как систему ценностей, утопию, идеологию, философию, то использование термина “творчески развивает” по отношению к марксизму для обозначения значительной степени заочной сопричастности, соавторства К.Маркса и Ф.Энгельса в развитии марксизма в принципе допустимо.

В целом же мера посмертной, прямой или косвенной сопричастности классиков к тем или иным интерпретациям, их “соавторства” может располагаться в интервале от минимальной, практически нулевой до значительнейшей, определяющей.

 5.Так жив ли марксизм? Скажу по секрету – таки жив…

Вопрос, жив ли марксизм, имеет, таким образом, две версии ответа.

Марксизм как система наук в принципе не мог жить особой, самостоятельной жизнью ни дня, он и не жил таким образом, хотя сами классики и их ортодоксальные последователи думали и думают по-иному.

Однако многие положения марксизма, относящиеся к предметной области экономической науки, политологии, социологии, методологии, историографии и т.д., живы (т.е. научны, истинны) до настоящего времени или в “снятом” виде, или непосредственно.

Пару наглядных примеров  из современной цивилизации.

В одном из последних докладов ООН о развитии человечества (специально беру докризисный доклад) указывается, что сегодня (середина нулевых годов) 54 страны мира беднее, чем были 10 лет тому назад.

1,1 млрд. человек в середине нулевых получали в день менее 1 доллара и не в состоянии были обеспечить себя самым необходимым, причем из них не менее 800 млн. человек в буквальном смысле голодали. Около 1 млрд. человек жило в трущобах, или почти каждый третий городской житель Земли. И если в Африке детская смертность в 1990 г. была в 19 раз выше, чем в странах Запада, то в  середине нулевых  стало выше уже в 26 раз.

Даже в странах постиндустриального капитализма общее число бедных за прошедшее десятилетие выросло на 60 млн. И если в Бельгии 10% самых богатых получали в середине нулевых в 8  раз больше, чем 10% самых бедных, а в США это соотношение составляло 17 раз, то в Чили – 43 раза, в Бразилии – 66 раз, а в Намибии – 129 раз.

Кто хоть немного помнит основные выводы “Капитала”, будет вынужден признать, что приведенный факт свидетельствуют, что К.Маркс был прав, когда писал об абсолютном обнищании. Правда, время внесло корректировку – речь идет об абсолютном обнищании в глобальном масштабе, а не в рамках отдельно взятой капиталистической страны. А также -  об абсолютном и относительном обнищании в Латинской Америке, в Африке южнее Сахары, в некоторых странах Восточной Европы, включая нашу Молдову etc.

Конкретный же ответ на вопрос: жив ли марксизм? - требует специального и сравнительного анализа тех или иных составных частей марксизма и соответствующих отраслей современного обществознания с тем, чтобы установить: 1)какие максимы марксизма были изначально ложными;  2)какие – истинными в течение определенного времени, а затем стали ложными в связи с изменением социокультурного контекста или были “сняты” в связи с их неполнотой другими положениями соответствующей науки; 3) какие являются истинными  или имеют эвристическую ценность вплоть до настоящего времени.

Марксизм же как система ценностей, как идеология, философия, утопия в планетарном масштабе все еще жив и будет существовать в обозримом будущем еще очень долго.

Последнее обусловлено как тем, что многие страны живут еще в эпоху индустриализации и модернизации, а именно духовным, ментальным, идеологическим слепком с этого периода истории  является марксизм, так и тем, что в составе населения этих, да и других стран значительную долю занимают пролетарии (физического и умственного труда), маргиналы, люмпены и как раз идеологией первых из перечисленного ряда и является,  прежде всего, марксизм, а вторые и третьи, в свою очередь, сами тянутся к радикальным доктринам, одной из которых и является марксизм.

Кроме того, живы многочисленные версии интерпретации.

И, наконец, некоторые ценности марксизма сохраняют свою значимость до тех пор, пока будет существовать человечество, ибо они аккумулировали ряд общечеловеческих и общецивилизационных идей гуманизма, солидарности, интернационализма, социального равенства, социальной справедливости, товарищества,  просвещения, либерализма и т.д.

В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, ИССЛЕДОВАНИЕ МАРКСИЗМА, КАК И ВСЯКОЙ ДРУГОЙ СИСТЕМЫ ВОЗЗРЕНИЙ. НУЖДАЕТСЯ НЕ В КОНЪЮНКТУРНОМ, ПОЛИТИЗИРОВАННОМ, А В СПОКОЙНОМ, ВЗВЕШЕННОМ, ВСЕСТОРОННЕМ, ПОЛНОМ, ОБЪЕКТИВНОМ – ОДНИМ СЛОВОМ, СИСТЕМНОМ ПОДХОДЕ.

Эдуард Волков, доктор философии…