|
архив:
, Конструктивная критика критического
марксизма (КККМ) Содержание 1. Тандем, или единство в двух лицах…………………..1 2. Двуличность тандема………………………………………6 3. Формационная теория или цивилизационная концепция?.............................................................8 4. О проблеме исторических границ товарного производства и капитала……………………………………24 5. Об Октябрьской революции…………………………….26 6. Был ли в СССР социализм?................................34 7. Заключение…………………………………………………..75 8. Приложение: «В.Ленин
о госкапитализме и социализме»…………………………………………………..80 ======================================================== В своей книге «Пределы капитала: методология и онтология. Реактуализация классической философии и политической экономии (избранные тексты)» (М., Культурная революция, 2009). /1/ А.Бузгалин и А.Колганов обратились к читателям с просьбой предпринять конструктивную критику, которую они с нетерпением ожидают. Отказать им в этой настоятельной просьбе я не смог и решил написать данный очерк. В нем я рассматриваю не только вышеназванное произведение двух авторов, объединенных продолжительной совместной научной деятельностью, творческое единение которых я назвал тандемом, но и ряд других их работ. Поскольку оба автора весьма плодовиты, то охватить буквально все публикации, рожденные ими в процессе совместного творчества, я был не в состоянии, ограничившись только теми доступными мне произведениями, в которых, как мне думается, изложена суть школы критического марксизма. В данном очерке я остановился только на четырех проблемах: 1) О формационной теории; 2) Об исторических границах товарного производства и капитала; 3) Об Октябрьской революции; 4) О социализме в СССР. Пояснение: порядковыми номерами обозначены соответствующие произведения тандема, на которые я ссылаюсь в данном очерке. 1.
Тандем, или единство в двух лицах Имена А.Бузгалина и А.Колганова в экономической и политической литературе неотделимы друг от друга. Оба они, являясь сотрудниками экономического факультета МГУ, образуют в науке прочный тандем и могут по праву считаться лидерами т.н. школы критического марксизма. А.Бузгалин и А.Колганов участвовали в учреждении Всероссийского общественного движения «Альтернативы». Как пишут в /1 с.19/ постсоветская школа критического марксизма, сформировалась вокруг трех проектов: журнала «Альтернативы» (он выходит регулярно с 1991г.), профессорского семинара, работающего в диалоге с комитетом по Образованию Государственной думы и созданного в 2007 году Интернет-института «Социализм-XXI». Цель данной школы тандемом обозначена следующим образом: преодолеть процесс загнивания марксизма и обеспечить его критическое возрождение (ренессанс). Предпринятая тандемом реактуализация марксизма является, вне всякого сомнения, грандиознейшей акцией. Только ярые противники прогресса в науке могут возражать против следующего заявления тандема – «…мы стремимся показать, что критически обновленная классика – диалектический метод, марксистская политическая экономия – способны дать адекватные ответы на вызовы новой эпохи» /1 с.5/. Суть реактуализации марксизма сформулирована А.Бузгалиным следующим образом: «Начну с жесткого тезиса: вне реактуализации, в его классически чистом виде теория Карла Маркса (но не весь марксизм как всемирное течение, которому уже более полутора столетия) сегодня имеет достаточно ограниченную, хотя и далеко не нулевую актуальность. Реактуализация необходима и она в значительной степени уже проведена марксистами. Здесь правда, есть некий «нюанс»: реактуализация методологии и теории марксизма может развертываться только при условии: 1. критики догматического марксизма прошлого века, превратившего работы Маркса в Библию, к тому же истолкованную инквизиторами для своих нужд; 2. критики не менее догматического анти-марксизма, построенного на принципе зряшного отрицания и пропагандистской хулы и служащего тем же политико-пропагандистским целям догматиков, только принадлежавших к другому лагерю; 3. учета той огромной работы по развитию идей Карла Маркса применительно к новым реалиям, что была проделана и продолжается и в мире, и в России» /1 с.21/. Конечно же, нельзя не испытывать удовлетворения в связи с тем, что в результате проведенной российскими и зарубежными марксистами работы по реактулизации, теория К.Маркса имеет сегодня не нулевую актуальность. В этом, надо полагать, и немалая личная заслуга А.Бузгалина и А.Колганова, не допустивших безвозвратного исчезновения такого направления в науке, как марксизм. Однако, тем не менее, я беру на себя смелость утверждать, что теория К.Маркса, вне всякого сомнения, имеет научную самоценность и, конечно же, никак не ограниченную, а тем более не нулевую актуальность, даже независимо от, несомненно, плодотворных усилий российских и зарубежных марксистов. Однако несколько странным является следующее высказывание тандема: «…марксизм в новом веке становится едва ли не единственной целостной (?), имеющей более чем полуторовековую историю всемирного развития методологией, которая соединяет в себе социо-философский материализм, предполагающий обращение в общественных науках к исследованию, прежде всего, объективных, социально-значимых отношений и процессов, и диалектический, историко-системный подход, ориентированный на различение содержание и форм (в том числе – превратных), анализ не только функционально-количественных взаимосвязей, но и качественных исторически-конкретных трансформаций» /1 с.15/. Неужели тандему известны еще какие-то, кроме марксизма, учения, которые являются целостными теориями, научно объясняющими процесс развития человеческого сообщества? Рассматривая реальные достижения школы критического марксизма, видимо, стоит остановиться на том, каким образом тандем интерпретирует «достаточно ограниченную, хотя и далеко не нулевую актуальность» работ К.Маркса с высот, достигнутых школой критического марксизма. Словом, вполне уместно рассмотреть насколько реальные достижения школы критического марксизма соответствуют намеченной цели реактуализации: в чем они развивают марксизм и в чем они расходятся с ним, учитывая при этом обещание тандема предложить оригинальные конструктивные ответы на вызовы нынешней эпохи. В вышеназванной монографии /1/ зафиксированы шесть аспектов актуальности марксистского учения для современного мира (вместо двух в статье /3/ А.Бузгалина «Марксизм: от догматического загнивания к критическому возрождению». Опубликовано admin 2008-02-21). Эти аспекты следующие (одновременно я сопровождаю их своими краткими комментариями): «Во-первых, марксизм актуален как классическая методология и теория, остающаяся работать в той мере, в какой не изменились за последние сто с небольшим лет основы общественной жизни человека. Прежде всего, в данном случае, речь может идти об экономической теории и знаменитом «Капитале» как важнейшей работе по этой теме. Если мы рассматриваем «Капитал» как работу, адекватно характеризующую капитализм, каким он был в Англии середины XIX века, то мы можем констатировать: в той мере, в какой фундаментальные основы этой системы не изменились и сегодня, «Капитал» остается актуален буквально» /1 с.22/. За истекшие сто с лишним лет существенно изменились основы общественной жизни человека: благодаря научно-техническому прогрессу возросли производительные силы; впервые в истории человечества произошли революции, поставившие в повестку дня создание социалистического общества; значительно возрос образовательный и культурный уровень сотен миллионов людей и т.д. И если следовать логике тандема, то следует признать, что марксизм потерял к настоящему времени свою актуальность («…теория, остающаяся работать в той мере, в какой не изменились за последние сто с небольшим лет основы общественной жизни человека». Однако отнесем этот абсурдный вывод на счет небрежности в формулировке, допущенной тандемом. «Во-вторых, классическая марксистская теория позволяет раскрыть реальное взаимодействие социально-экономических отношений с материально-техническими основами экономики и социально-культурной жизнью, активностью Человека. В частности, раскрыть проблему экономических причин и последствий смены технологических укладов, экономические основы и границы социальной активности Человека как преобразующего историю субъекта, технологические и социальные границы развития тех или иных экономических систем и т.п.» /1 с.22/. В принципе с предложенным тандемом тезисом можно согласиться, несмотря на нововведения в понятийном аппарате, об обоснованности которых пойдет речь ниже. «В-третьих, актуальным и особенно важным в настоящее время является акцент на исследовании исторически ограниченных конкретных социально-экономических систем. Такой подход позволяет, в частности, показать, что «рыночная экономика» является одной из таких систем, имеет содержательные пространственно-временные границы» /1 с.22-23/. Естественно возникают вопросы, о каких социально-экономических системах идет речь и является ли «рыночная экономика» действительно такой системой? Самостоятельной проблемой является проблема о наличии пострыночных отношений, к которым тандем относит регулирование некоммерческих сетей в постиндустриальной сфере экономики, а также развитие «…отношений свободного труда, преодолевающего узкие рамки наемного труда как работы, где капитал подчиняет труд и перехода к свободному труду, где работник (или их ассоциации, как это делается в научных и иных временных творческих коллективах, публичных университетах и т.п.) сам определяет параметры своей деятельности, ее результаты и доход» /1 с.23/. Эта проблема будет рассмотрена ниже. «В-четвертых, марксизм и,
прежде всего, «Капитал», показывает структуру
производственных отношений особой экономической системы и дает глубинные
характеристики системы производственных отношений т.н. «рыночной экономики»,
капитализма, сохраняющиеся актуальными в той мере, в какой «рынок» и капитализм
не утратили свои differentia specifica» /1 с.24/. Надо полагать, что «особая экономическая система» и «рыночная
экономика» в трактовке тандема и есть капитализм. Однако с какой
стати необходимо такое обилие синонимов, остается непонятным? Или все-таки
существуют какие-то существенные различия между ними, о которых мы даже не
подозреваем? «В-пятых, можно и должно говорить об актуальности марксистской теории для России, что связано как с проблемами объяснения прошлого и настоящего, так и с исследованием объективных тенденций рождения возможного будущего» /1 с.29/. В данном пункте тандем приходит к следующему выводу, который будет рассмотрен в отдельном параграфе, и с которым абсолютно невозможно согласиться: «В СССР социальные и политические условия оказались неадекватны для решения задач опережающего развития, некапиталистические формы решения проблем (1) и (2) не были найдены (или были найдены лишь отчасти – в сферах образования, фундаментальной науки, культуры). Возможно ли нахождение этих форм в других странах в XXI веке – открытый вопрос. В результате кризиса попыток создания
посткапиталистического общества на неадекватном базисе в нашей стране в точном
соответствие с «Капиталом» реализовалась модель реверсивного движения к
капиталистической системе производственных отношений» /1 с.30-31/. Наконец, в шестых, «...будущее экономического развития с точки зрения названной методологии и, в частности, методологии «Капитала», может исследоваться в рамках поиска ответа на многие вопросы: какова анатомия капитализма эпохи информационной революции, глобализации и зарождения протоимперии? Какие границы существуют у развития (в пространстве и во времени) товарных отношений, денег и капитала («рынка») или же их не существует вообще? /1 с.31/. А.Бузгалин утверждает, что
«…марксистская теория есть плоть от плоти всей классической общественной теории
и является важнейшим направлением ее критического развития. Поэтому, развивая
марксизм, мы развиваем и классику, реактуализируя ее для XXI века» /1 с.49/. Вышеприведенную мысль, бесспорно
верную, я бы сформулировал несколько иначе. В общественной науке, как и вообще
в любой научной дисциплине, уже открыты некоторые истины, которые являются фундаментом для дальнейших
исследований. Так вот марксизм сумел открыть ряд таких основополагающих истин, которые, по выражению А.Бузгалина, можно
отнести к классической общественной теории. И действительно, надо отдать
должное тандему, который в своих произведениях в определенной мере использует
багаж истин, открытых марксизмом. Однако одновременно реактулизируя марксистское учение, А.Бузгалин и А.Колганов, к
сожалению, в ряде важнейших положений ревизуют его или даже отступают от него. А.Бузгалин, характеризуя школу критического марксизма заметил, что «…в отличие от догматического советского (и не только) «марксизма» (к чему кавычки? - мое) авторы этой книги (речь идет о книге «Социализм-XXI. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма» - мое) исходят из того, что критика К.Маркса и его сподвижников, развитие этого блока идей через их существенное обогащение и изменение в соответствии с изменяющейся реальностью и делает нас не просто марксистами, но марксистами критическими, не боящихся подвергать сомнению все, с чем они сталкиваются в своей общественно-теоретической практике» /1 с.44/. Конечно, в науке без сомнений и критики идей, выдвинутых предшественниками, ее развитие было бы немыслимым и обвинять тандем в его стремлении критиковать, обогащать и изменять те или иные положения марксизма было бы величайшей нелепостью. Однако любые изменения в теории должны быть обоснованы и основательно аргументированы. Не могу не высказаться по поводу критических высказываний тандема в адрес сталинско-сусловской интерпретации марксизма-ленинизма, в особенности формационной «пятичленки». Полагаю, что столь негативное отношение к творчеству всех без исключения советских марксистов вряд ли оправдано. Среди них были и настоящие ученые, которые развивали те или иные стороны марксистской философии и политэкономии. Да и сам тандем вынужден был признать, что «…мы все выросли из классического наследия К.Маркса и творческого советского марксизма, особенно – работ «шестидесятников», к плеяде которых принадлежат и некоторые представители нашей школы» /1 с.44/. Естественно, невозможно построчно и в
одном очерке комментировать содержание книги /1/ тандема. Однако повторяю, здесь я не могу не упомянуть
чрезвычайно важную проблему возможности построения социализма в России после Октябрьской
революции 1917 года, которую тандем объявил буржуазной. Тандем считает,
что в
СССР социальные и политические условия оказались неадекватны для решения задач
опережающего развития, некапиталистические формы решения проблем не были
найдены, с чем я, повторяю, совершенно не согласен. Проблемам природы Октябрьской революции и социализма в СССР в данном очерке будут посвящены отдельные параграфы (в частности, в связи с анализом книги А.Колганова «Путь к социализму. Трагедия и подвиг») /2/. 2. Двуличность тандема Когда я пишу о двуличности тандема, то имею при этом в виду не то, что у многих произведений два автора, а то, что нередко приходится сталкиваться с двусмысленностью написанного, с логическими противоречиями, с тем, что по одной и той же проблеме А.Бузгалин и А.Колганов высказывают диаметрально противоположные точки зрения или же облекают свои мысли в настолько расплывчатые, двусмысленные формулировки, что трудно уловить истинную суть их позиции. Мысль авторов при этом как бы раздваивается, становится, фигурально выражаясь, двуличной. Приведу лишь один пример. В дальнейшем же мы будем сталкиваться с феноменом раздвоения и двуличия неоднократно. В произведении, написанном А.Бузгалиным совместно с А.Колгановым, - «Социализм после «социализма»: ответы на вызовы неоэкономики» (admin, 2009-12-29) /7/ - говорится: «Если мы попытаемся проследить собственно социалистическую линию, идущую от Октября, то заметим, что в нашей стране если и были действительные достижения, то в деле решения задач: • не столько буржуазной индустриализации (ориентированной прежде всего на массовое производство потребительских благ), сколько (мутантно-) социалистической научно-технической революции; • не столько обеспечения буржуазной профессиональной грамотности, сколько (мутантно-) социалистической общей высокой культуры населения; • не столько обеспечения буржуазной демократии (ее-то как раз и не было, и это одна из важнейших причин краха СССР), сколько первых ростков более высокого низового демократизма – реального социального творчества<…>Единственно, где у нас были действительные успехи, так это как раз в сферах посткапиталистических (отчасти даже постиндустриальных) – в обеспечении общедоступного образования высокого уровня и ориентированного на формирование разносторонне развитого человека, а не узкого специалиста; в освоении космоса и фундаментальной науке; развитии высокой культуры и обеспечении ее доступности массам…». Комментировать такого рода высказывания
довольно непросто из-за их нелепости – ведь не хочется обижать солидных людей,
тем более причисляемых себя к марксистам. Но, к сожалению, приходится-таки
давать их изобретениям адекватную оценку. К числу таких нововведений в терминологию
школы
критического марксизма относится и термин «мутантный социализм», ибо такие термины, как «казарменный»,
«бюрократический», «деспотический», «административный» и т.п. социализм
изобретены не тандемом. Но главное состоит в том, что тандем не считал общественный
строй в СССР социализмом. А.Колганов, например, прямо называл его корпоративным
капитализмом, а А.Бузгалин - государственным капитализмом. А.Бузгалин
в произведении «10 мифов об СССР» /9/ объявил свой окончательный и
обжалованию не подлежащий приговор: «Категорически отвергаю я и позицию тех, кто
считает возможным употреблять слово социализм для характеристики советского
общества – будь то социализм казарменный или мутантный, деформированный или
переродившийся (выделение жирным шрифтом и курсивом мое)<…>За такого рода терминами я готов признать лишь статус образных
выражений». В связи с термином «мутантный социализм» мне сразу вспоминалась известная сказка А.Пушкина «О царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди», в которой великий поэт писал об изобретении ткачихи с поварихой, со сватьей бабой Бабарихой, которые всей душой ненавидели молодую царицу, родившую царю Салтану сына «в аршин». Они велели перенять первого гонца к царю с радостным известием о рождении ребенка и послали взамен его другого гонца, в котором «от слова до слова» было написано: «Родила царица в ночь Не то сына, не то дочь; Не мышонка, не лягушку, А неведому зверюшку». Так вот «мутантный социализм» и является в политэкономии школы критического марксизма такого рода «неведомой зверюшкой». Выражения мутантно - социалистическая научно-техническая революция, мутантно - социалистическая общая высокая культура населения не только темны, как декабрьская ненастная ночь, но и противоречат тому, что тандемом здесь же утверждается, что в СССР обеспечивалось общедоступное образование «…высокого уровня и ориентированного на формирование разносторонне развитого человека, а не узкого специалиста»; а также отмечаются успехи «…в освоении космоса и в фундаментальной науке; развитии высокой культуры и обеспечении ее доступности массам». Разумеется, эти абсолютно верные утверждения тандема никаким образом не согласуются с термином мутантный и выводом о том, что в СССР господствовал капитализм. А поистине смехотворное утверждение, что одной из важнейших причин развала СССР было якобы то, что революция не обеспечила должного развития буржуазной демократии, получило бы, вне всякого сомнения, одобрение самого И.Сталина, который Конституцией 1936 года юридически отменил власть Советов, уничтожив ее де факто намного раньше и внедрив буржуазную представительскую систему. Правда, для острастки он велел бы тандем поставить к стенке, чтобы тот не морочил голову советским людям, многие из которых еще и до сих пор верят в то, что в СССР была Советская власть. Чем объяснить подобные довольно часто встречающиеся в произведениях тандема противоречия? Возможно тем, что авторов двое, и они неодинаково мыслят и формулируют свои идеи. Возможно, они недостаточно критично подходят к оценке текста своего напарника и сознательно избегают споров по поводу формулировок. Возможно, «раздвоение» происходит из-за противоречивости и недостаточной продуманности сути той или иной проблемы, а также стремления к поиску компромисса. Возможно, речь идет об элементарной небрежности, неряшливости в редактировании текста. *** Теперь обратимся к анализу тех проблем, по которым у меня есть или замечания, или же с трактовкой которых я согласиться не могу. 3.
Формационная теория или цивилизационная концепция? Невольно обращает на себя внимание то, что тандем в своих произведениях довольно редко использует такие сложившиеся в марксистской философии и политэкономии фундаментальные понятия, как «общественно-экономическая формация» и «способ производства». Причем т.н. «пятичленка» безоговорочно признана ими порождением «сталинского догматизма». И совершенно не случайно, как это будет показано ниже, вместо них они, как правило, применяют другие понятия: «исторически ограниченные социально-экономические системы», «индустриальное и постиндустриальное общество», «технологический уклад» и т.п. Кстати, один из членов тандема – А.Бузгалин - в статье «Методология и теория исследования социализма: некоторые полемические заметки» (admin, 2009-12-29) /4/ пишет о слагаемых социума, противопоставляя их традиционной марксистской терминологии, – производительные силы, производственные отношения, «надстройка». Последний термин он берет даже в кавычки. Пренебрежение основополагающими понятиями марксистского учения не столь безобидно, как может показаться на первый взгляд. Находясь под влиянием модных западных теоретических концепций, школа критического марксизма нет-нет, да и сворачивает на обочину столбовой дороги общественной науки. И А.Бузгалин, реактуализуя совместно с А.Колгановым марксизм, предпочитает опираться не на «талмудистские» сочинения советского периода, а на западные учения, о чем он сам откровенно пишет: «Особо актуальной эта проблема (взаимодействия социально-экономических отношений с материально-техническими основами экономики и социально-культурной жизнью, активностью Человека – мое) становится в связи с исследованием постиндустриального общества, где выделяются, прежде всего, фундаментальные отношения в факторах производства («информационное общество» Сакайи) и его структуре («общество услуг» Белла), типе личности («человеческая революция» Печчеи), («креативный класс» Флориды), производственных отношениях («посткапиталистическое общество» Дракера) и т.п.» /1 с.22/. В моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» (параграфы 1.2.1. «Антикапиталистические концепции», 3.6.3. Теории эволюционной трансформации капитализма www.koob.ru/paulman/) дан анализ этих модных концепций, в частности на примере произведений академика В.Иноземцева, и здесь нет необходимости повторяться. Подчеркну лишь одну характерную деталь школы критического марксизма, которая предпочитает вместо понятий «социализм» и «коммунизм» чаще пользоваться понятиями «постиндустриальное общество» и «царство свободы» («мир, преодолевающий узкие горизонты индустриальной системы, - это и есть, если угодно, «постиндустриальный социализм»). Тандем даже называет школу критического марксизма «марксизмом постиндустриальной эпохи». А.Бузгалин пишет: «…в России сложилось интеллектуальное течение, которое делает акцент на понимании современной (в широком смысле слова, начиная с XX века) реальности как эпохи глобальных, качественных изменений в самих основах общественной жизни, создающих предпосылки для генезиса не только посткапиталистического, но и постиндустриального, постэкономического общества («царства свободы»); в этом смысле мы можем назвать наше течение «марксизмом постиндустриальной эпохи» /1 с.48/. Откровенно говоря, нелепее названия для данной школы не придумать. И вообще я не вижу логики в рассуждениях тандема, ибо социализм (на начальной стадии во всяком случае) основывается на тех же производительных силах, которые его порождают в недрах капитализма, который, кстати, до сих пор все еще остается обществом с доминирующим индустриальным характером производства и только начинающим развиваться сектором информационных технологий, причем значительная часть которых предназначена для применения в индустриальном производстве. И дело даже не только в том, каков характер настоящих и будущих производительных сил, какие технологии в них станут преобладающими. А дело в самой логике сочетания понятий. Если понятие «постиндустриальная эпоха» является синонимом понятия «социализм», то возникает вопрос, к чему нужно менять термины? И почему марксизм должен быть привязан только к социализму? А если понятие «постиндустриальная эпоха» (или «постиндустриальное общество») является синонимом понятия «капитализм», то возникает тот же вопрос - почему марксизм надо привязывать именно к данной общественно-экономической формации? Ведь общеизвестно, что марксизм – это учение о закономерностях развития человечества на всех его этапах, а также о методологии научного познания. Кроме того, истины ради, привожу здесь цитату из книги тандема «Пределы капитала: методология и онтология. Реактуализация классической философии и политической экономии (избранные тексты)» /1/, в которой использование понятия «постиндустриальное общество» приписывается ими (!) ревизионистам. Вот эта цитата: «Несколько большими симпатиями к марксизму характеризуется очень размытое течение, которое условно можно обозначить как «ревизионистское», понимая под этим не идеологический штамп, а научную квалификацию: принципиальную ревизию основных положений марксизма. Его представители признают, во-первых, правоту некоторых положений марксизма применительно к реалиям 19 века и, во-вторых, поддерживают основные идеи продвижения в направлении большей социальной справедливости и гуманизации существующего общества. При этом фундаментальные выводы Маркса о «конце предыстории» и скачке человечества к «царству свободы» ими в большинстве своем либо замалчиваются, либо прямо отрицаются, либо интерпретируются существенно иначе, чем Марксом (в виде идей постиндустриального общества и т.п.) Это течение представлено главным образом специалистами в области социальной философии и политологами. Они стремятся к «позитивной конвергенции» основных достижений марксизма и либерализма в теории, элементов капиталистической системы и социализма – на практике. Характерной чертой этого течения 2000-х годов, отличающей его от «ревизионизма» столетней давности, является пристальное внимание к проблемам нового качества общественного развития в условиях генезиса постиндустриального общества» /1 с.17/. Признаюсь, мне трудно понять, в каком случае тандем рассматривает понятие «постиндустриальное общество» как ревизионистское, а в каком случае, как ренессансно-марксистское. Если оно марксистское, то чем оно тогда отличается от ревизионистского? Как я уже выше отметил, для тандема вообще свойственна двуличность. Это касается, в частности, и их отношения к формационной марксистской теории, которой А.Бузгалин посвятил в /1/. целый параграф «1.3. Марксизм и цивилизационный подход: полемические заметки». С одной стороны, он заявляет, что т.н. цивилизационный подход является устаревшим, что «...XXI век, принесший глобальный экономический и социальный кризис, – это эпоха заката не классики, а господствовавших в прошлом столетии позитивизма и постмодернизма – в методологии, цивилизационного подхода – в социальной философии...» /1 с.2/. На 34 страницах А.Бузгалин вроде бы не в шутку критикует цивилизационный подход, защищая марксистское учение, в том числе и формационную теорию<...>кроме (!) т.н. «пятичленки». В то же время, с другой стороны, он выдвигает целый ряд новых положений, заимствованных у той же цивилизационной концепции, предлагает расширить перечень формаций, например, за счет западноевропейской, китайской, индийской, арабской и др. общественно-экономических формаций. Если это новшество в актуализированном марксистском учении не является оговоркой, то оно должно быть как-то обосновано. Однако никакого обоснования этому «открытию» я не обнаружил. А.Бузгалин свое стремление к созданию «нового интеллектуального продукта» школы критического марксизма облек в следующую форму: «...большая часть «специфических черт» современных восточных и европейской цивилизаций оказывается обусловлена уровнем и историческими условиями перехода от той или иной формы добуржуазных социально-экономических отношений к той или иной форме буржуазных (о различиях западноевропейского, китайского, индийского, арабского и т.п. типов добуржуазных формаций, равно как и о различных моделях капитализма марксисты написали горы текстов, хотя эта тема, конечно же, далека от исчерпания)» /1 с.95/. Разве это не вклад в марксизм, когда специфические черты всех существующих современных цивилизаций (восточных и европейских, правда, за бортом по какой-то неизвестной нам причине оказались цивилизации других континентов) обусловлены различиями западноевропейского, китайского, индийского, арабского и т.п. добуржуазных формаций? Было бы все-таки интересно узнать, какие еще формации скрываются за и т.п. Кстати, я ради интереса поискал в Интернете поименованные А.Бузгалиным формации (китайскую, индийскую, арабскую) и не нашел никакой информации по поводу их существования в истории. Пишут только о т.н. «азиатском способе производства». Так что почти со стопроцентной гарантией можно утверждать, что именно А.Бузгалин является первооткрывателем этих и тому подобных общественно-экономических формаций, нанеся тем самым сокрушительный удар по «пятичленке». Правда, после столь внушительного открытия, основанного на сочетании формационного и цивилизационного подходов к истории, как-то немного странно читается следующий выпад в адрес цивилизационной концепции: «...как это ни парадоксально звучит, марксизм лучше, чем собственно цивилизационный подход, объясняет причины возникновения, распространения и упадка так называемых «цивилизаций» /1 с.87/. Читатель уже, наверное, обратил внимание на то, что в данном случае понятие «цивилизация» почему-то авторами взято в кавычки. Неужели это понятие заслуживает того, чтобы так пренебрежительно к нему относится? Однако вернемся к «открытию» тандемом новых формаций, кроме тех, которые содержатся в «сталинской пятичленке». Возьмем, к примеру, китайскую формацию, о которой, как и о других вышеупомянутых формациях, марксистами де написаны горы текстов. Насчет гор текстов, посвященных названным формациям, будем считать это утверждение эмоциональным преувеличением (возможно, А.Бузгалин имел в виду неоднократно вспыхивавшие дискуссии о т.н. азиатском способе производства?). Неужели А.Бузгалин, зная историю Китая, может отвергать (имея в виду ее добуржуазный период) наличие в ней первобытнообщинной, рабовладельческой и феодальной формаций? Неужели, по мнению А.Бузгалина, в китайской общественно-экономической формации, которая должна была бы насчитывать несколько сотен тысячелетий, не существовало принципиальных различий в уровне развития производительных сил, характере экономических и политических отношений между эпохой раннего палеолита (синантроп), среднего палеолита (ордоская культура), неолита (культура Яншао), рабовладения (государство Инь), крепостного общества (Сунская империя)? Если А.Бузгалин не выступает против исторических фактов, то на каком основании он все-таки объединяет эти три различных формации, предшествовавшие появлению в Китае капитализма, в одну формацию? Если, по-моему, уже и становится обеими ногами на научную почву в исследовании истории Китая, то не правильнее ли было бы все-таки говорить о китайской цивилизации, которая развивалась от формации к формации? Хотя сравнению формационной теории и цивилизационной концепции мною и посвящена значительная часть монографии «К общей теории политической экономии» (кстати, в данной монографии приведена в приложении № 2 рецензия А.Н.Тарасова на книгу Ю.И.Семенова. «Политарный («азиатский») способ производства: сущность и место в истории человечества и России»), а также очерка «О полилогии А.С.Шушарина», тем не менее, учитывая особую роль этой проблемы в марксистском учении, а также противоречивость позиции тандема в ее трактовке, есть необходимость подробнее остановиться на содержании параграфа «1.3. Марксизм и цивилизационный подход: полемические заметки» /1/. В самом его начале задаваясь вопросом, а не нуждается ли марксизм в «дополнении» цивилизационным подходом, А.Бузгалин, написавший разбираемый мною параграф, проводит сравнение этих двух мировоззренческих концепций: «Марксистская философия истории, как правило, противопоставляется цивилизационному подходу как теория формаций, объясняющая все историческое развитие материальными, экономическими причинами и подгоняющая все историческое развитие под шаблон нескольких сменяющих друг друга способов производства. В отличие от последнего, цивилизационный подход делает акцент на духовных и культурных параметрах и исследует собственное многообразие каждого человеческого сообщества» /1 с.83-84/. Действительно, как пишет А.Бузгалин, «…эта трактовка марксизма груба до неприличия ибо не только упрощает, но и искажает суть дела» /1 с.84/. Читаем дальше. После вышеприведенной сравнительной характеристики двух концепций следует подробный разбор существа проблемы, которая сопровождается аргументацией и комментариями А.Бузгалина. Давайте вчитаемся в то, как он, а не «цивилизационники», ее характеризует. «Пятичленка», по его мнению, делает «…однозначный акцент на том, что развитие производительных сил приводит к смене общественно-экономических формаций, а базис определяет надстройку, грубый классовый подход к анализу любых общественных событий и т.п., оказываются сугубо недостаточны для исследования современной социальной динамики. Впрочем, они никогда не были характерны для марксизма (за исключением ряда догматических учебников сталинской поры и работ наиболее примитивных антимарксистов)». /1 с.33/. Разве А.Бузгалин сам не утрирует некоторые не нравящиеся ему стороны формационной теории («однозначный акцент», «грубый классовый подход», «оказываются сугубо недостаточны»)? Не может сгладить первоначального впечатления даже его оговорка, что все эти черты «пятичленки» были свойственны не марксизму, а учебникам сталинской поры и работам наиболее примитивных антимарксистов. Разве марксизм не делает акцента на том, что развитие производительных сил приводит к смене общественно-экономических формаций, а базис определяет надстройку? А что у тандема скрывается под альтернативным, не грубым классовым подходом к общественным событиям? Ответ на этот вопрос, несомненно, представлял бы большой интерес для читателей. Далее А.Бузгалин нам сообщает, что «марксистская социальная философия далеко
не сводится к формационному подходу. В ней есть масса других принципиально
значимых положений» /1 с.84/. Такое
утверждение А.Бузгалина является несколько странным не только потому, что оно содержит
общеизвестную истину («Волга впадает в
Каспийское море»), но и потому, что далее расшифровывая его, он отсекает от формационной теории важнейшей ее
постулат, ее, образно говоря, «краеугольный камень» - «понимание человека как социально-творческого
субъекта» (там же). В ходе дальнейшего сопоставления марксистского учения и цивилизационного подхода А.Бузгалин приходит к верному выводу, опровергающему тезис об игнорировании формационной теорией многообразия каждого человеческого сообщества. Он пишет: «Итак, не отказ от родовых черт человека, но развертывание их в многосложное богатство исторически и социально-конкретных типов личности – вот что такое марксизм. Цивилизационный же подход, в той мере, в какой он акцентирует главным образом некие якобы универсальные и вечные ценности «цивилизованной» личности, оказывается гораздо беднее, проще марксистской философии истории. По сути дела он выдает типичную в настоящее время для западного мира тип личности и систему ценностей за некий универсум, «теряя» и историзм, и социальные различия и противоречия, и многомерность человека как экономического, социального, политического, культурного и т.п. субъекта. Впрочем, это касается лишь одного из течений в цивилизационном подходе. Наиболее продвинутые сторонники последнего не только признают, но и изучают многообразие культурно-религиозных типов личности и даже признают неправомерным трактовку ценностей тех или иных цивилизаций как более или менее «цивилизованных» (да простят меня читатели за этот неизбежный стилистический огрех). Именно это течение упрекает марксизм за редукционизм и сведение критериев прогресса к соображениям выгоды пролетариата. Но здесь «цивилизационники» осуществляют не более чем уже не раз нами упомянутую инверсию: на место марксизма в очередной раз ставится отрывок из сталинско-сусловских догматов» /1 с.85/. Несмотря на некоторую неопределенность выражений А.Бузгалина, будем на этой стадии анализа все-таки исходить из того, что он не противопоставляет марксистское учение формационной теории. Продолжая мысль о роли надстройки, А.Бузгалин, пишет: «Для марксизма, во-вторых, отнюдь не характерен односторонний экономический детерминизм и игнорирование роли культурных, национальных, религиозных и т.п. «цивилизационных» параметров» /1 с.86/. И еще: «...что касается области духовной жизни цивилизационные теории на самом деле являются гораздо более плоскими и схематичными, менее конкретными (не в смысле описания фактов, а в смысле выделения конкретно-всеобщих закономерностей развития, эволюции и инволюции), чем марксизм» /1 с.86/. Однако, рассматривая третий аспект взаимоотношений формационного и цивилизационного подхода к исследованию развития человечества, А.Бузгалин совершенно неожиданно явно отходит от марксистского учения. Он утверждает, что «...в-третьих, многообразие социумов, характерных для истории человечества во всей его пространственно-временной конкретности, никогда не сводилось марксизмом к пресловутым пяти способам производства и, соответственно, пяти формациям. Марксизм (если только рассматривать его как совокупность многих школ, развившихся за последние полтора века во всем мире, а не как старый учебник обществоведения для средней школы) не только раскрыл, но и обосновал правомерность многомерной историко-пространственной классификации социумов. Это и социумы с разными типами производительных сил, и разные способы производства (в узком смысле слова – системы производственных отношений), и разные общественно-политические, идеолого-культурные и религиозные системы. Более того, в марксистских работах (с разной полнотой для разных социумов) было показано, как и почему в мире складывались в одних случаях относительно устойчивые социумы-тотальности (именно эти образования, характерные прежде всего для азиатского способа производства, часто обозначают как «восточные цивилизации»), в других – национальные государства (а это уже продукт товарного производства и, позднее, капитализма), в третьих же – трансформационных (особенно при нелинейной и долговременной смене способов производства) – господствовали крайне неустойчивые материальные общественные отношения и формы духовного производства» /1 с.86-87/. К слову сказать, когда А.Бузгалин пишет о марксистских работах, посвященных относительно устойчивым социумам-тотальности, характерных прежде всего для азиатского способа производства, то он, возможно, имел в виду Ю.Семенова, который тоже отличался изобретением различных способов производства («нобиларный», «доминарный» (с вариантами: «доминарноприживальческий», «бракоприживальческий», «доминонаймитский», «доминокабальный» и «доминорабовладельческий»), «магнарный» (опять-таки с вариантами: «магнорабовладельческий», «магноприживальческий», «магнокабальный», «магноарендный»…). Таким образом, наше недоумение по поводу формулировок общей сравнительной характеристики формационной и цивилизационной концепций, приведенной А.Бузгалиным в самом начале данного параграфа, как сейчас выяснилось, было вполне оправданным. От имени всего марксистского учения (интересно, кто его выдвигал на эту роль?) А.Бузгалин безапеляционно заявляет, что «...многообразие социумов, характерных для истории человечества во всей его пространственно-временной конкретности, никогда не сводилось марксизмом к пресловутым пяти способам производства и, соответственно, пяти формациям» /1 с.86-87/. Вот так и никаких гвоздей! Третий по счету тезис явно не стыкуется у А.Бузгалина с первым и вторым тезисами. Вот она двуличность в полной красе! Не снимает его негативного отношения к формационной теории критика различных направлений (течений) в лагере сторонников цивилизационной концепции, а также нижеследующая трактовка марксизма, содержащая прописные истины, так сказать, азы марксизма: «... историко-пространственная типологизация социумов в марксизме строится не на основе некоего единственного критерия, а на основе комплексного, постоянно усложняющегося по мере развития общества исследования сложной взаимосвязи всех основных пластов и сфер общественной жизни. Какие-то из них лежат в основе и играют роль основных детерминант, какие-то оказывают преимущественно обратное воздействие на первые…» /1 с.91/. Неужели А.Бузгалин рассматривает вышесказанное в адрес марксизма как его развитие? Ведь все это давно написано в учебниках для студентов советских вузов и в философских словарях периода «сусловского диктата». Или он полагает, что заимствованная им у западных социологов идея о том, что «...масштабные структурные сдвиги, образование, здравоохранение, фундаментальная наука уже сейчас развиваются преимущественно на нерыночных основах…» /1 с.92/, является подлинно научной и может рассматриваться как огромный вклад в сокровищницу марксистского учения? Кстати сказать, в других местах монографии он утверждает обратное: «Рынок и капитал активно и целеустремленно выдавливают все те практики, которые не вмещаются в мир порождаемых ими превратных форм. Здесь все то, что нельзя купить и продать, превратить в частную собственность и источник получения денежного дохода, должно быть либо вычеркнуто из жизни, либо низведено до товара и/или капитала. Это общий закон
капитализма (даже так! – мое), но современная
глобальная гегемония капитала преуспевает в этом особенно удачно. Она
превращают свободное время – в досуг, а досуг в товар; вдохновенье творца – в
профессионализм, а профессионализм – в «интеллектуальный капитал»;
образованность, воспитанность, любовь, дружбу – в выгодные инвестиции в свое
будущее развитие, а это уже капитал («человеческий»); солидарность – в доверие,
а доверие опять же в капитал, на сей раз «социальный»; знание и истину – в
информацию, а информацию – в объект частной собственности; культуру – в
шоу-бизнес; природу и социальную ответственность – в «экстерналии», а их – в
издержки… Нечто подобное происходит и в сфере общественного сознания (здесь правильнее было бы сказать – «духовном производстве»), где господствует система активного масс-медийного манипулирования, которая мощно глушит любые ростки альтернативного миропонимания». /1 с.81/. «...опыт, практика свидетельствуют о том, что ничего такого, чтобы не было товаром и капиталом в социальной жизни нет. И это точная информация: тотальный рынок, гегемония капитала, политико-идеологическое и масс-медийное манипулирование всякую иную реальность из обыденной жизни выдавили» /1 с.82/. Разве это не двуличность? С одной стороны, масштабные структурные сдвиги при капитализме, характерзующиеся тем, что образование, здравоохранение, фундаментальная наука уже сейчас развиваются преимущественно на нерыночных основах, а, с другой стороны, это общий закон капитализма: тотальный рынок, гегемония капитала в духовном производстве и в сфере обслуживания населения. И все-таки невозможно не перестать удивляться непоследовательности А.Бузгалина. Только что, лягнув формационную теорию («пятичленку»), он, характеризуя современные рыночные отношения, снова пишет о капитализме как об общественно-экономической формации («...своей всеобщности товарное производство достигает только тогда, когда товаром становится главный ресурс развития всякой экономики, главная производительная сила – рабочая сила человека. А это уже отношения наемного труда и капитала, т.е. капиталистический способ производства, капиталистическая социальная структура, буржуазный парламентаризм, соответствующая идеология и т.п. черты буржуазной общественно-экономической формации, о которой так не любят вспоминать сторонники цивилизационного подхода» /1 с.92/). Но на этом Одиссея нашего критического марксиста не заканчивается. Он, видимо, горит желанием сплавить воедино понятия «цивилизация» и «общественно-экономическая формация». И А.Бузгалин решил вновь в своей своеобразной манере напомнить о преимуществах цивилизационного подхода перед формационным, сославшись на сей раз на позитивистов. Он пишет: «...в современном глобальном социуме экономические отношения оказались универсализированы и унифицированы гораздо сильнее, нежели духовные, религиозные, семейно-брачные и т.п. сферы и перед исследователем-позитивистом сложилась достаточно простая картина: экономика у стран примерно одинаковая – рыночная, а духовная жизнь – разная. Следовательно, рынок – это универсальная цивилизационная ценность, а главные различия социумов лежат где? – В области духовной организации, религий, традиций. Вот вам и обоснование «цивилизационного подхода». В то же время надо принять во внимание, что в марксизме теория добуржуазных общественных формаций разработана гораздо слабее, чем теория капитализма. Собственно Маркс не слишком много внимания уделял этому вопросу. Его последователи сделали отнюдь немало для прояснения основных черт добуржуазных общественных систем, но и «белых пятен», остро-дискуссионных вопросов остается немало» /1 с.95/. И вот А.Бузгалин решил погасить одно из белых пятен, внеся свою лепту в марксистское учение. Он открыл следующую новую закономерность: «...чем меньше нынешний социум ушел от добуржуазных отношений, тем более значимы для его жизни внеэкономические (так называемые «цивилизационные») параметры» /1 с.96/. Разве можно было открыть эту закономерность на базе формационной теории? Ответ на этот вопрос, зная позицию тандема, напрашивается сам собой – конечно же, нельзя! Ведь необходимо было, открывая новую закономерность, учесть не какие-либо, а внеэкономические, т.н. «цивилизационные» параметры (и снова почему-то появляются кавычки!). При этом я еще раз хочу обратить внимание читателей на то, что тандем выше нам доказывал нечто противоположное, а именно, что марксистский подход более научен, чем цивилизационный в части учета многообразия и «…роли культурных, национальных, религиозных и т.п. «цивилизационных» параметров» /1 с.86/. Вот она во всей красе «последовательность и непротиворечивость» рассуждений тандема! В конце рассматриваемого параграфа
А.Бузгалин обращается к творчеству В.Келле
- своего учителя по марксистской философии истории и сторонника интеграции марксизма и цивилизационного
подхода. Делает это он не случайно, не только из уважения к таланту своего
учителя, но и потому, что ему явно импонируют многие идеи В.Келле. А.Бузгалин
пишет: «Наиболее важным и интересным в тексте профессора Келле мне
показалась попытка выделить в
общественном развитии человечества некие инварианты, устойчивые эволюционные
тренды, то, что не претерпевает качественных, революционных трансформаций на
протяжении всей человеческой истории, то, что с акцентом на гуманизме и
Человеке как личности, на тех общественных «скрепах», которые помогают эволюции
и укреплению этой линии общественного развития. И эти инварианты и
«скрепы» профессор Келле совершенно справедливо ищет именно в социо-культурной жизни человечества<...>При этом наиболее
интересен тот поиск, который мой учитель ведет не в области формально общих
признаков тех или иных социумов (что типично для большинства
«цивилизационников»), а в сфере тех достаточно глубинных процессов, скрытых за
особенными, исторически и социо-пространственно внешне различными формами
обществ, что действительно соединяют историю в (1) единый (2) процесс (здесь
важны и первый и второй акценты)» /1
с.103-104/. Рассмотрим аргументацию А.Бузгалина, ибо ему импонируют факторы, определяющие историю человечества как единого процесса, подчас скрытого «за особенными, исторически и социо-пространственно внешне различными формами обществ». Добавим от себя, такими, например, как русская, армянская, казахская, ацтекская, руандийская, малагасийская, зулусская, непальская, якутская и т.п. цивилизации, то бишь, извините, формации. Этими факторами являются: неизменяемость и устойчивые тренды, которые обеспечивают эволюционное развитие человечества без каких-либо революционных трансформаций. Эти закономерности, или «скрепы» находятся в социо-культурной жизни человечества и выражаются в гуманизме и Человеке как личности. Как считает В.Келле, цивилизационный подход делает акцент на устойчивости, целостности и стабильности социумов. Неужели марксисту А.Бузгалину импонируют те наиболее характерные черты цивилизационного подхода В.Келле, которые идут вразрез с философией исторического материализма, в основе которого лежит признание качественного развития всех сторон жизни общества (производительных сил, общественных и в первую очередь экономических отношений, а также надстроечных процессов (политических, культурных, нравственных, религиозных и т.п.)? Неужели ему импонирует концепция эволюционного развития, стабильности, а не революционных скачков в развитии общества? Неужели он считает, что Человек как личность не развивается, а остается во всех своих характеристиках (анатомических, физиологических, этических, эстетических, экономических, политических и т.п.) неизменным на протяжении сотен тысяч лет? Неужели он видит основные движущие силы исторического процесса не в сфере базиса, а в надстроечных структурах? Справедливости ради, однако, следует заметить, что А.Бузгалин согласен со своим учителем лишь в том, что только культура является действительным инвариантом исторического процесса развития человеческого общества. При этом он оспаривает точку зрения В.Келле, что духовная сфера жизни неизменна. Он считает, что она все-таки тесно связана с общественными отношениями, составляющими базис общества. «Прежде всего, - пишет А.Бузгалин, - следует различить культуру как действительный инвариант (термин «инвариант» обозначает нечто неизменяемое - мое) общественно-исторического развития (я уже упоминал об этом выше) и духовное производство<..>культура как сотворчество при всем многообразии ее особенных национальных и исторических форм всегда всемирна и – если так можно выразиться – всеисторична. Гомер и Конфуций, Петрарка и Низами, Борхес и Толстой, Шекспир и Рабиндранат Тагор, Евклид и Авиценна, Ломоносов и Коперник принадлежат всему человечеству во всей его истории. Они часть индивидуальной культуры каждого по настоящему интеллигентного араба и китайца, русского и англичанина... Иное дело духовное производство. Оно-то как раз является плотью от плоти различных социальных систем и их историко-пространственных моделей» /1 с.99 /. Если под культурой А.Бузгалин понимает только науку и искусство, то даже в этом случае утверждать, что она абсолютно независима от социальной системы, было бы ошибочным. Конечно, в культуре (даже в узком смысле этого термина), как и в любой другой сфере общественной жизни, имеет место относительная независимость и самостоятельность в развитии, а также преемственность, не знающая ни временных, ни пространственных границ. Но ведь все достижения в науке и искусстве многими нитями связаны со всеми другими сферами общественной жизни. Неужели А.Бузгалин допускает, что Гомер или Конфуций в своем творчестве были оторваны от своей социальной среды? Чтобы убедиться в обратном, достаточно прочитать хотя бы первых две песни «Одиссеи» Гомера или перелистать тоько первую часть произведения Конфуция "Шицзин" - "Гофын" ("Нравы царств"), которая содержит сто шестьдесят произведений пятнадцати различных царств Китая того времени (период Чжоу). Но А.Бузгалин не был бы А.Бузгалиным, если бы не привычка постоянно утверждать нечто без каких-либо оговорок. Так и в этом случае. Он, комментируя высказывание В.Келле о социо-культурных инвариантах, пишет: «Вот только вопрос: это ли хотел сказать профессор Келле? Если да, то по вопросу о социо-культурных инвариантах и особенностях различных обществ автор может согласится с профессором Келле. И это согласие будет очень важным, ибо это будет акцент на действительной универсальности, всемирности и «всеисторичности» («вечности») подлинной культуры. При этом, правда, останется неясным при чем здесь цивилизационный подход…» /1 с.100/. А при том, что выше А.Бузгалин недвусмысленно (хотя на всякий случай эти слова он взял в кавычки) заявил о своем согласии с В.Келле в том, что культура всеисторична. И еще к вопросу о «скрепах». Он критикует В.Келле за то, что тот «...трактует «цивилизацию» как некий особый концепт и одновременно некую особую практику, нацеленные на обеспечение единения, устойчивости, существования общества, на сохранение его инвариантов в отличие от марксизма, который несет с собой и теоретический и практический критический заряд, заряд развития, а значит и изменения, причем не только эволюционного, но и качественного (революционного). В последнем наш
оппонент отчасти прав. Марксизм, действительно, в своей сущности
революционно-преобразователен. Но – и об этом Вы напрасно «забыли» упомянуть,
уважемый профессор, – марксизм в отличие от сталинско-полпотовских практик (а
таких практик хватает и у тех, кто нес и несет миру «цивилизацию» при помощи
ядерных бомбардировок, напалма, крылатых ракет и т.п. методов обеспечения
стабильности и гуманизма; эти методы давно и успешно применяются едва ли главным
институтом поддержания современной «цивилизации» – НАТО) всегда выступал за
позитивную критику; не зряшное отрицание, но снятие. Последнее касается и
рынка, и частной собственности и остальных компонент современной «цивилизации»:
Марксизм всегда говорил об их снятии,
а не уничтожении. И об этом В.Ж.Келле прекрасно информирован, ибо именно этому
он заочно учил меня лет тридцать назад. Так что я опять не пониманию, какие именно игнорируемые марксизмом «скрепы цивилизации» Вы хотите найти при помощи цивилизационнного подхода?» /1 с.101-102/. Странный вопрос к В.Келле. Ведь только что А.Бузгалин был согласен со своим учителем в том, что культура является таким «скрепом». Или это снова что-то не так и не то? Конечно, само собой разумеется, что не то. Совсем не то. Вот что на самом деле думает по поводу концепции своего учителя А.Бузгалин: «...все инварианты того, что В.Ж.Келле называет «цивилизацией» (намеренно повторю!), – это не более чем исторически долго вызревавшие элементы относительно прогрессивной (социал-демократической) модели позднего капитализма. Во всяком случае, так они уже давно были «позиционированы» марксизмом. Можно, конечно, предложить их новую интерпретацию, но для чего? Что это даст социальной философии? Разве что новый вариант фукуямовского «конца истории», только в данном случае в несколько иной трактовке и с более глубоким обоснованием: социал-демократическая модель выступит как некий инвариант-идеал всей человеческой истории, к которому человечество шло и идет, постепенно накапливая и развивая эволюционным путем его различные элементы: рынок и его социальные ограничения, верховенство права и демократию, классовые компромиссы и социальное партнерство, культуру и религию… И все это при многообразии «цивилизационных» особенностей, их развитии и сохранении. И это главное, что Вы это хотели сказать, уважаемый коллега и учитель? Но это, к моему большому сожалению, не ново. Это уже более столетия пропагандируется в Западной Европе и для дальнейшей пропаганды этого совсем не нужна особая методология «цивилизационного» подхода» /1 с.103/. Вот так и никак иначе следует поступать со своим учителем! Жестко и бескомпромиссно Однако...на этом сказ не кончается. А.Бузгалин снова возвращается к идее «скрепов» в истории человечества. И в качестве инварианта он видит, да, Вы читатель нисколько не ошиблись, – снова культуру. Вот что по этому поводу сообщает нам А.Бузгалин: «Культура как инвариант исторического развития включает идеализации (в ильенковской трактовке понятия «идеальное») не только науки и искусства, но и материального производства, социальных институтов и т.п. достижений человечества. Их идеальное, культурное бытие как результатов сотворчества и исходных пунктов распредмечивания, т.е. нового творческого процесса, принципиально отлично от их бытия в социальной сфере, где они бытийствуют как особые механизмы отчуждения, имеющие специфические формационные обличья. В культуре же, в этом времени-пространстве сотворчества, все его продукты-предпосылки становятся инвариантами человеческой истории, смыслами, а не социально-отчужденными институтами. Ими становятся даже механизмы отчуждения: государство и рынок, суд и капитал…Как феномены культуры это – достижения человечества, которые останутся навечно в его культурном коде. В мире культуры это феномены, подлежащие распредмечиванию и только. В мире социальных отношений они – не только средства развития общества на определенной стадии его эволюции, но и механизмы социального отчуждения, угнетения. Будучи звеном общественного прогресса, со временем они становятся тормозом развития и должны быть сняты, подвергнуты и теоретическому, и практическому отрицанию. Вернемся к
феномену культуры. В названном выше смысле, как мир принципиально
неограниченного, открытого пространства-времени сотворчества индивидов, развития
«родовой сущности Человека» (или, иными словами, развития человека как родового
существа) социально-творческая деятельность Человека, культура и есть
конкретно-всеобщий инвариант, «скрепа» человеческой истории как единого
процесса. Повторю: именно единого и именно процесса. Проявлением этой глубинной
конкретной всеобщности, «родовой сущности» могут быть и являются все многообразные
исторические и социо-пространственные формы человеческих сообществ. Причем
именно это их противоречивое многообразие и делает их содержательно,
активно-единым процессом развития. И именно этот инвариант
(социально-творческая родовая сущность человека, развертывающаяся в мире
культуре (так у А.Бузгалина – мое) в противоречивом
взаимодействии с миром социального отчуждения) и задает, в конечном итоге, как содержание, так и критерий прогресса.
Они в данном случае не постулируются как нравственный императив, а выводятся из анализа объективного
процесса развития глубинно, содержательно-всеобщих черт Человека и
человеческого социума. Только в этом случае Социум рассматривается как некоторая мета-система, включающая как свои подсистемы отдельные формации и
другие структурные элементы. Другое дело, что эти инварианты (черты социума как мета-системы) в конкретной истории всех существовавших до настоящего времен обществ и в ближайшем обозримом будущем будут существовать и развиваться только в и посредством бытия в рамках различных, исторически ограниченных конкретных социально-экономических, общественно-политических, идеологических и т.п. систем, образующих общественно-экономические формации, их особые типы и т.п. Систем, которые будут возникать, развиваться и умирать. Образовывать устойчивые социумы и переходные формы. Порождать прогрессивные и регрессивные течения исторического времени. Сложно взаимодействовать в социальном пространстве и т.п.» /1 с.104-105/. Прошу у читателей прощения за столь длинную цитату, но иначе донести суть идей А.Бузгалина было просто невозможно. Разберем вышесказанное по ключевым моментам. Мысль о том, что сначала все новое рождается в голове человека, являясь результатом творческого труда, не вызывает никакого сомнения. А.Бузгалин называет это идеализацией достижений человечества. Спрашивается, почему? Ведь пока идея находится в голове ее создателя, она действительно остается идеей в чистом виде. Но как только она реализована в процессе творческого труда, так сразу приобретает материальную форму и не только в производстве продуктов и услуг, в социальных институтах и т.п., но и в науке, и в искусстве. Словом, идеи в общественном воспроизводстве всегда материализуются в той или иной форме. Идеализация достижений человечества, интерпретируемая только как творчество, как рождение новых идей без их воплощения в материальную форму, – это первая методологическая ошибка А.Бузгалина, граничащая с мистикой, который утверждает, что «в культуре же, в этом времени-пространстве сотворчества, все его продукты-предпосылки становятся инвариантами человеческой истории, смыслами, а не социально-отчужденными институтами. Ими становятся даже механизмы отчуждения: государство и рынок, суд и капитал…». Если это не идеализм, то, что тогда вообще идеализм? Некие продукты-предпосылки (не ясно, что это такое – идеи или их первоначальное воплощение) становятся в некоем принципиально неограниченном, открытом пространстве-времени (?) сотворчества индивидов смыслами. Этими инвариантами человеческой истории, т.е. смыслами, становятся не социально-отчужденные институты, а механизмы отчуждения (реализации идей?): государство, рынок, суд и капитал. Что А.Бузгалин относит к социально-отчужденным институтам, остается неясным. Ясно только то, что смыслами становятся сами механизмы отчуждения (реализации идей?), т.е. рынок, капитал, государство и суд. Неужели все идеальное, культурное бытие как результат сотворчества и исходных пунктов распредмечивания, т.е. нового творческого процесса, сводится только к тому, чтобы породить механизмы отчуждения неких смыслов? Не знаю, понимает ли сам А.Бузгалин смысл им написанного, но иначе как несуразицей это назвать невозможно. Далее А.Бузгалин отождествляет культуру
с социально-творческой деятельностью Человека. Для него культура и есть конкретно-всеобщий
инвариант, «скрепа» человеческой
истории как единого процесса. Если под социально-творческой деятельностью Человека понимать все виды
труда и все формы общественных отношений, то понятие «культура» у А.Бузгалина тождественно
понятию «жизнедеятельность человеческого общества». Это означает, что, согласно
А.Бузгалину, идеальное, культурное бытие как результат сотворчества, развития «родовой сущности Человека» (или, иными словами, развития человека
как родового существа) порождает все многообразие исторических и социо-пространственных форм человеческих сообществ. В 2003 году некто Д.Неведимов написал книгу «Религия денег или Лекарство от Рыночной экономики» (библиотека трейдера– www.xerurg.ru). По поводу этой книги я написал статью «О религии денег». Логика рассуждений А.Бузгалина перекликается с главной идеей книги Д.Неведимова. Поэтому я позволю себе привести выдержку из этой статьи, в которой мной дана оценка идее идеализации общественных отношений. «Во второй главе, озаглавленной «Наука и религия», в разделе «Относительность материализма» Д.Неведимов пришел к выводу, что если в обществе преобладают люди, занятые работой с природой, машинами или исследованиями материального мира, то такое общество материалистично. А вот если преобладают люди, которые большую часть своего времени проводят в общении с другими людьми, то это общество идеалистическое. По мере своего развития общество все больше идеализируется, для него изменение сознания людей становится первичным, более важным, чем преобразование природы. Мне представляется, что в этих рассуждениях Д.Неведимова заложены, по крайней мере, две ошибки. Во-первых, общество может существовать только в том случае, если оно, как целое, взаимодействует с природой, следовательно, оно всегда материалистично, независимо от уровня развития потенциала воспроизводства. А, во-вторых, общество не может воспроизводить себя, если люди не общаются между собой, если они не взаимодействуют. И это взаимодействие сводится не только к духовному, нравственному и т.п. общению. Общественные отношения многогранны. Не бывает отношений чисто духовных, нравственных, политических, религиозных, они всегда содержат элементы физического или экономического взаимодействия. Таким образом, идеалистических обществ не может быть в принципе. Согласно марксистскому учению, понятие «общество», его структура такова: производительные силы, производственные отношения и надстройка (я применяю другие термины: соответственно – «потенциал воспроизводства», «общественные отношения» и «надстройка»). Опираясь на свой вывод о возникновении идеалистического общества изобилия, Д.Невидимов пришел к следующему принципиальному философскому обобщению: «Говоря в терминах марксизма, надстройка становится гораздо больше и важнее базиса. Конечно, по инерции многие удовольствия связаны с материальными предметами, но только по инерции. Если развитие общества на первом этапе определяется уровнем развития производительных сил, то на втором этапе оно уже не определяется ими. Для общества изобилия надо анализировать не развитие производства, а развитие удовольствий. Развитие удовольствий зависит от общения, то есть от самого общества, и является субъективным процессом» (Цит.изд. с.56). Вышеприведенное обобщение ложно, так как независимо от структуры потребностей (индивидуальных, коллективных и общественных) в основе расширенного воспроизводства всегда будет лежать материальное производство, ибо удовлетворение любых потребностей всегда опирается на экономические отношения (см. 7-ю главу моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» www.koob.ru/paulman/). И, кстати, сам Д.Неведимов пишет о том, что многие удовольствия (а на самом деле все абсолютно) связаны с материальными предметами не только по «инерции», а самым непосредственным образом. Музыки не может быть без инструментов, спорта - без снаряжения, путешествий - без транспорта и т.д.» Апофеозом
придуманной А.Бузгалиным концепции является следующий вывод: «...именно этот
инвариант (социально-творческая родовая сущность человека, развертывающаяся в
мире культуре (так у А.Бузгалина –
мое)
в противоречивом взаимодействии с миром социального отчуждения) и задает, в
конечном итоге, как содержание, так и критерий прогресса. Они в данном
случае не постулируются как нравственный императив, а выводятся из
анализа объективного процесса развития глубинно, содержательно-всеобщих черт
Человека и человеческого социума. Только в этом случае Социум
рассматривается как некоторая мета-система, включающая как свои
подсистемы отдельные формации и другие структурные элементы». Прошу еще раз у читателей извинения за повтор
ранее процитированного мною абзаца, но логика анализа этого потребовала. Итак, прогресс человечества обеспечивает культура
как результат развертывающейся социально-творческой родовой сущности
человека. И этот прогресс порождает ничто иное, как
мета-систему, включающую помимо отдельных формаций (только не «пятичленку»!) еще и другие структурные
элементы (какие - сие остается нам неизвестно). Спрашивается, в чем же состоит отличие концепции А.Бузгалина, которую он, конечно же, рассматривает как развитие марксизма, от подлинного марксизма? Если говорить коротко, то отличие состоит в том, что марксизм раскрывает механизм процесса исторического развития, а концепция А.Бузгалина (если даже понимать культуру не в том узком смысле, как это он делал выше) содержит совсем простенькую мысль, что человек порождает свою историю развития. Словом, гора родила мышь. А сколько апломба и туманных наукообразных фраз использовано им для доказательства очевидного! Однако из дальнейшего текста все-таки следует, что А.Бузгалин понимает культуру в узком смысле этого слова, т.е. как творчество в науке и искусстве. И такое понимание не только обнуляет всю его концепцию, в которой культура отождествляется с понятием «жизнедеятельность человеческого общества» («социально-творческая деятельность Человека, культура и есть конкретно-всеобщий инвариант, «скрепа» человеческой истории как единого процесса»), но и приводит его к заключению, что до настоящего времени история душила родовую сущность человека, т.е. не было никакого прогресса. Разве не такой вывод напрашивается из нижеследующей выдержки: «...мир культуры и мир конкретных социумов всегда были и в ближайшее время будут едины, но едины крайне противоречиво. Отношения отчуждения на протяжении всемирной истории не столько развивали, сколько душили и уродовали культуру и родовую сущность человека, но на ранних этапах своей эволюции это, к сожалению, было неизбежно (курсив мой). Между тем мы – человечество – только в последнее время подбираемся к тому уровню развития, на котором станет возможна более-менее полная реализация «родовой сущности человека». Пока что мы по большому счету по-прежнему находимся в пространстве «предыстории». Наши производительные силы, наши человеческие качества еще столь слабо развиты, что мы с огромным трудом и только в потенции можем обеспечить условия для постоянной творческой деятельности как главной сферы активности всем членам общества…Удел ближайшего будущего – и я об этом не раз писал – преимущественно формальное (касающейся только социальной формы) освобождение человечества. Другое дело, что и такое освобождение есть, во-первых, гигантский и по масштабам и сложности общественный сдвиг, и, во-вторых, оно обеспечит значительное ускорение процесса реального освобождения человека (развитие массовой общедоступной творческой деятельности как главного средства культурного прогресса и роста производительности труда). Если же не
забегать в будущее, а смотреть на «предысторию», то предложенные выше
размышления об ее инвариантах позволяют, на мой взгляд, сформулировать нечто вроде
закона-тенденции большей, чем у экономико-политических отношений,
инерционности таких сфер как социальный тип личности (ценности, мотивы и т.п.
человека), семейные
отношения, общественное сознание и т.п. Эти более инерционные
сферы в условиях радикальных социальных трансформаций, как правило (речь идет о
законе-тенденции), изменяются медленнее, «запаздывают» в переходе к
новому качеству по сравнению с изменениями экономики, социальной структуры,
политической системы. Этот лаг и создает у человека, находящегося в
пространстве-времени таких трансформаций (в том числе для нас, людей XX-XXI
веков), объективную иллюзию неизменности, стабильности этих сфер. Но это не
неизменность. Это «всего лишь» запаздывание на несколько десятков (сотен?) лет
трансформаций в этих сферах. Особенно ярко это запаздывание проявляет себя, как
я уже отметил, в тех социумах и в те исторические отрезки времени, где и когда
наблюдается реверсивный ход истории (мир начала этого века дает тому массу
примеров)» /1 с.105-106/. Я сомневаюсь, что вышесформулированный тандемом закон-тенденция может быть подтвержден фактами. Достаточно сказать, что история человечества и особенно ХХ век были ознаменованы мощными революционными процессами. И не только в политике и экономике, но и в сфере нравственности. Сегодня мы являемся свидетелями научно-технической революции, а как же она возможна без развития творчества? Да и сам А.Бузгалин абзацем ниже пишет о революционном социальном творчестве. Но А.Бузгалин не был бы самим собой, если бы тут же не стал писать нечто противоположное открытому им же закону-тенденции. Оказывается, в истории родовая сущность Человека выражалась не в стремлении к творчеству, а, наоборот - в послушании. Человек, оказывается (цитирую), - это «...смиренный «раб» истории, внешних для него общественных сил). В этом смысле мы можем говорить о конформизме как противоположном культуре инварианте «царства необходимости» (как мета-системы по отношению к отдельным формациям). При этом в отличие от инварианта подлинной культуры отчужденное бытие «намертво» сращено с особой, исторически-конкретной социальной формой, сохраняя инвариантным лишь самою пассивность индивида, его превращенность в не-субъекта не-истории»)» /1 с.108/. А.Бузгалин сам обратил внимание на противоречие в формулировках законов-тенденций. И вот что он по этому поводу пишет: «Сказанное позволяет сформулировать противоречие инвариантов общественного развития. С одной стороны – отчуждение (конформизм) и отчужденное общественное сознание (духовное смирение). С другой – социально-творческая деятельность человека, культура (и снова это понятие используется им в широком смысле – мое). Персонификацией первого становится культурно-и социально-творческая личность; второго – не-субъект не-истории (в обществах нового времени – мещанин). Господство первого
полюса в условиях «предыстрии» человечества делает инерцию в эволюции
отчужденных форм личностного бытия, доминирование конформизма и смирения закономерностью. Наличие второго
– как фактора активного, но не доминирующего, а всего лишь периодически
прорывающего (революции), теснящего (реформы) господство отчуждения – делает
эту закономерность тенденцией» )» /1 с.108/. Вот это настоящее фантастическое
сальто-мортале! Закон-тенденция А.Бузгалиным
превращен в тенденцию. Хочется верить,
что А.Бузгалин знает, в чем состоит различие между понятиями «закон», «закономерность» и «тенденция» (правда, в этом начинаешь
сомневаться, читая, например, его текст на /1 с.60 и др./). Получается, что творчество Человека в
истории уступало конформизму и смирению, что, конечно, никак не согласуется с поступательным развитием человечества,
которое завершает свою «предысторию». Вот
таким образом А.Бузгалин попытался ликвидировать «белое пятно» в формационной
теории марксизма. Однако я забежал немного вперед в оценке
школой
критического марксизма формационной теории. В параграфе «1.1. От классики к постсоветской школе
критического марксизма» дается характеристика современного марксизма, а именно затронуты некоторые новые акценты в
гуманистической философии истории, в том числе и формационная теория. Вот что мы можем здесь прочитать: «Ключевым же вопросом современного марксизма в этом поле становится проблема форм, потенциала и границ прогресса постиндустриальных технологий в условиях глобального капитализма. И здесь мы доказываем, что этот новый тип производительных сил (и глобальные проблемы, с ним связанные) исчерпывает потенциал прогресса (выделение жирным шрифтом и курсивом – мое) в рамках не только капитализма, но и всей экономической общественной формации («царства необходимости», предыстории), создавая возможность и необходимость перехода к новому типу общественного развития («царству свободы»)» /1 с.35/. Спрашивается, каким образом новый тип производительных сил может вообще исчерпать потенциал прогресса? Как это возможно? Неужели развитие новейших технологий действительно являются непреодолимым препятствием на пути прогресса? Не уверен, что выдвинутый тезис ими может быть подтвержден фактами. Опасаясь подмены понятий, считаю необходимым сделать небольшое отступление и рассмотреть диалектику, связывающую понятия «свобода» и «необходимость» применительно к эпохам развития человечества. К.Маркс выделял три эпохи или формации
всемирной истории по критерию доминирующих производственных отношений: 1) первичная формация (архаические доклассовые
общества); 2) вторичная, или "экономическая" общественная формация,
основанная на частной собственности и товарном обмене и включающая азиатский,
античный, феодальный и капиталистический способы производства; 3) коммунистическая
формация. Что касается т.н. азиатского
способа производства, то я отсылаю читателей к вышеупомянутому приложению в
моей монографии «К общей теории
политической экономии». А вот относительно того, является ли коммунизм или,
как любит его именовать тандем, «царством
свободы», то на этот счет К.Маркс высказался вполне определенно. Он проследил диалектику содержания и характера
труда и сделал соответствующие выводы о соответствии производительных сил и
производственных отношений как основной исторической закономерности. Его
описание свободного труда относилось к коммунистическому обществу, точнее - к
обществу ассоциированных производителей, не отчужденных ни от продукта, ни от
процесса своего труда и включенных в процесс управления собственным обществом.
Развитие производительных сил человека в таком обществе позволит существенно
сократить необходимое время, то есть время производства средств существования.
Но такое ограничение необходимого времени возможно не только при определенном
развитии технологий, но и в определенных общественно-исторических условиях. В
условиях, когда «...коллективный человек, ассоциированные производители
рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой
общий контроль, вместо того, чтобы он господствовал над ними как слепая сила;
совершают его с наименьшей затратой сил и в условиях, наиболее достойных их
человеческой природы и адекватных ей. Но, тем не менее, это все же остается
царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил,
которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может
расцвести только на этом царстве необходимости, как на своем базисе» (Маркс К. Капитал. Критика политической
экономии. Т.3 Книга III Процесс капиталистического производства, взятый в
целом. Часть вторая. /Маркс К., Энгельс Ф., соч., издание второе, Т. 25, часть
II М. 1962 . с. 387). Повторю вслед за К.Марксом – «царство свободы» зиждется на
«царстве необходимости», т.е. на своем базисе - экономике. И в силу этого, если
быть строго последовательным, то любая формация – это формация
экономическая. Каков
же «сухой остаток», как говорят химики, данного параграфа? Тандем
категорически не приемлет «пятичленку». Под влиянием цивилизационной концепции
тандем существенно расширил перечень общественно-экономических формаций, так и
не сообщив нам его окончательный вариант ( не говоря уже об обосновании своего
великого открытия).. И самое главное – тандем пришел к фундаментальному выводу:
идеальное, культурное бытие как
результат сотворчества порождает все многообразие
исторических и социо-пространственных форм
человеческих сообществ. Как откровенно сообщил нам
А.Колгеноа, «экономика
в этом обществе (имеется в виду коммунизм - мое) играет
роль, подчиненную, вторичную по отношению к социокультурной сфере» /7/. Этот вывод совершенно несовместим с материалистической
философией марксизма. 4.
О проблеме исторических границ товарного производства и капитала Спорными являются также и рассуждения А.Бузгалина о проблеме исторических границ товарного производства и капитала («рыночной экономики»). Он утверждает следующее: « Если посмотреть, какие отношения и ценности движут субъектами образования (а подавляющая его часть в Европе – некоммерческая), фундаментальные науки, подлинной культуры (не шоу-бизнеса), медицины, деятельности по рекреации социальной и природной среды и т.п., то окажется, что вопрос о пост-рыночных отношениях – это не интенция восстановления сталинской централизации, а по преимуществу проблема организации сознательного регулирования некоммерческих сетей в постиндустриальной сфере экономики. Не менее важна проблема развития отношений свободного труда, преодолевающего узкие рамки наемного труда как работы, где капитал подчиняет труд, и перехода к свободному труду, где работник (или их ассоциации, как это делается в научных и иных временных творческих коллективах, публичных университетах и т.п.) сам определяет параметры своей деятельности, ее результаты и доход» /1 с.105-106/. Нет никаких сомнений в том, что в недрах капиталистического способа производства зарождаются и развиваются элементы (предпосылки и условия) будущего социалистического общественного устройства и таким образом обеспечивается преемственность исторического процесса. Это – прописная истина марксистской философии и ничего нового А.Бузгалин в этом плане не открыл, даже опираясь на концепции своих западных единомышленников. Однако, что касается некоммерческих отношений и перехода в рамках капитализма к свободному труду, то в этих двух конкретных вопросах с А.Бузгалиным можно поспорить. Оставим в стороне его формулировки о постиндустриальной сфере экономики и интенции восстановления (?) сталинской централизации, которые им использованы для придания, видимо, большей убедительности своему трактату, и обратимся непосредственно к существу этих вопросов. Относительно развития так называемых некоммерческих отношений в капиталистическом обществе я уже выше писал и нет необходимости повторяться. Удивляет в этом вопросе только то, что марксисты А.Бузгалин и А.Колганов серьезно рассуждают о появлении креативного класса и о том, что капиталистическая система, господствующая в скандинавских странах, оказывается, по мнению тандема наиболее близкой к Марксову идеалу /1 с.59-60/. Такого примитивизма в оценках современной капиталистической реальности я, откровенно, от тандема не ожидал. Что же касается креативного класса (почему-то они избегают его называть по-русски – творческим классом?), то неужели тандем не знает, что согласно марксистскому учению, классом является общность людей, определяемая по их отношению к собственности. Неужели врачи, преподаватели, ученые, артисты, художники, писатели, которых тандем относит, по всей видимости, к креативному классу, имеют кроме своей собственной рабочей силы, которую они продают или государству или частным лицам, еще и свою частную собственность в виде средств производства? В реальной действительности они по существу являются или такими же наемными работниками, как рабочие и служащие, или же образуют небольшую социальную группу лиц свободной профессии. Да и сам тандем об этих лицах, которых они включают в т.н. креативный класс, пишут: «…встроенность большинства современных критически настроенных интеллектуалов в господствующую академическую среду обусловливает объективную необходимость соблюдать «правила игры» этой среды. Правила же эти, в конечном счете, подчинены господствующей ныне системе отношений глобальной гегемонии корпоративного капитала, сделавшей рынок тотальным и превратившей в капитал все – человеческие качества и творческий потенциал («человеческий капитал»), социальные связи и доверие («социальный капитал»), свободное время и культуру» /1 с.133/. Конечно, и в мире капитализма есть отдельные островки некоммерческих отношений, но, к сожалению, пока еще даже в надстройке господствуют товарно-денежные отношения. Кстати, и сам А.Бузгалин в своем докладе на семинаре, посвященном сравнению методологий марксизма и постмодернизма (12 декабря 2008 г.) привел пример с типичным доцентом американских периферийных вузов, у которого, как агента рынка «...появляется даже не ценность, а жесткий экономический интерес – как можно дороже продать свою способность создавать символ товара «знание»<...>И здесь методологическое безразличие и деконструкция прекрасно соединяются с денежным фетишизмом в сфере производства товаров-симулякров. Это бытовой постмодернизм. При всей его поверхности, он очень опасен, потому что консервирует одну из самых тотальных форм современного рынка». Вот так прямо им и сказано – «тотальных форм современного рынка». Что же касается развития отношений свободного труда при капитализме, то А.Бузгалин, возможно, перепутал развитие творческого компонента в труде с его свободой в системе экономических отношений, где до сих пор в мире глобального капитализма господствует его наемная форма. 5. Об Октябрьской революции А.Колганов охарактеризовал Октябрьскую революцию как буржуазную. Он писал: «С точки зрения единства и непрерывности политического процесса Февраль и Октябрь, несомненно, представляют собой одну революцию/…/ни один марксист в здравом уме не мог полагать, что можно устроить социализм в мелкокрестьянской стране, вводя декретами бестоварное хозяйство» (Колганов А. 1917 год: Проблема двух революций в России и современность. // Альтернативы – №4 – 2007 – С.16-17). Ему вторит М.Воейков «...сама Русская революция 1917 года, как уже отмечалось, не была социалистической» (М.Воейков «Уроки «государственного социализма»: пересмотр идейно-теоретической концепции». // Альтернативы – №4 – 2006 – С.68). Представление
Февральской и Октябрьской революций как единой революции является антинаучным с
трех точек зрения (и даже с позиций здравого смысла). Во-первых, эти две
революции различались по своим целям и результатам. Если Февраль отменил царизм
как форму политического устройства общества, то Октябрь не только отменил
буржуазную республику, но и установил принципиально новую форму политического
устройства общества – Советы, ликвидировав двоевластие, царившее в период между
двумя революциями. Во-вторых,
Февраль не покушался на отмену частной собственности, а Октябрь провозгласил
задачу: заменить частную собственность на средства производства на общественную
собственность. И именно по этой причине Октябрь вызвал столь острую реакцию
буржуазии и помещиков как внутри России, так и за ее пределами, развязавших
гражданскую войну и иностранную интервенцию. И наконец, в-третьих, школа критического марксизма свела отрицание социалистического характера Октябрьской революции к примитивному ее толкованию, как единовременного акта (или даже контрреволюционного переворота, как писал А.Яковлев). На самом же деле революция – это длительный процесс, длившийся годами. Удивительно, что спустя почти столетие среди марксистов вновь разгорается полемика вокруг политики большевиков после Февральской революции. Из истории хорошо известно, как встретили Апрельские тезисы В.Ленина такие марксисты, как, например, А.Богданов, который назвал их бредом сумасшедшего. Примерно так же в Таврическом дворце выступил И.Гольденберг и редактор «Известий» Ю.Стеклов. Отпор Апрельским тезисам был такой, что В.Ленин вынужден был покинуть зал, даже не использовав свое право на ответ. С вышеназванными товарищами, несогласными с В.Лениным, был солидарен и Л.Каменев. А спустя 95 лет к ним присоединился и А.Колганов с товарищами по школе критического марксизма. Поэтому нелишне воспроизвести здесь в оригинале эти знаменитые Апрельские тезисы В.Ленина, напечатанные 7 апреля 1917 в газете «Правда». «ТЕЗИСЫ 1.
В нашем отношении к войне, которая со стороны России и при новом правительстве
Львова и К° безусловно остается грабительской империалистской войной в силу
капиталистического характера этого правительства, недопустимы ни малейшие
уступки «революционному оборончеству». На
революционную войну, действительно оправдывающую революционное оборончество,
сознательный пролетариат может дать свое согласие лишь при условии: а) перехода
власти в руки пролетариата и примыкающих к нему беднейших частей крестьянства;
б) при отказе от всех аннексий на деле, а не на словах; в) при полном разрыве
на деле со всеми интересами капитала. Ввиду
несомненной добросовестности широких слоев массовых представителей
революционного оборончества, признающих войну только по необходимости, а не
ради завоеваний, ввиду их обмана буржуазией, надо особенно обстоятельно,
настойчиво, терпеливо разъяснять им их ошибку, разъяснять неразрывную связь
капитала с империалистской войной, доказывать, что кончить войну истинно
демократическим, не насильническим, миром нельзя без свержения капитала. Организация
самой широкой пропаганды этого взгляда в действующей армии. Братанье. 2.
Своеобразие текущего момента в России состоит в переходе от первого этапа
революции, давшего власть буржуазии в силу недостаточной сознательности и
организованности пролетариата, — ко второму ее этапу, который должен дать
власть в руки пролетариата и беднейших слоев крестьянства. Этот
переход характеризуется, с одной стороны, максимумом легальности (Россия сейчас
самая свободная страна в мире из всех воюющих стран), с другой стороны,
отсутствием насилия над массами и, наконец, доверчиво-бессознательным
отношением их к правительству капиталистов, худших врагов мира и социализма. Это
своеобразие требует от нас умения приспособиться к особым условиям партийной
работы в среде неслыханно широких, только что проснувшихся к политической
жизни, масс пролетариата. 3.
Никакой поддержки Временному правительству, разъяснение полной лживости всех
его обещаний, особенно относительно отказа от аннексий. Разоблачение, вместо
недопустимого, сеющего иллюзии, «требования», чтобы это правительство,
правительство капиталистов, перестало быть империалистским. 4.
Признание факта, что в большинстве Советов рабочих депутатов наша партия в
меньшинстве, и пока в слабом меньшинстве, перед блоком всех мелкобуржуазных
оппортунистических, поддавшихся влиянию буржуазии и проводящих ее влияние на
пролетариат, элементов от народных социалистов, социалистов-революционеров до
ОК (Чхеидзе, Церетели и пр.), Стеклова и пр. и пр. Разъяснение
массам, что С. Р. Д. есть единственно возможная форма революционного
правительства и что поэтому нашей задачей, пока это правительство поддается
влиянию буржуазии, может явиться лишь терпеливое, систематическое, настойчивое,
приспособляющееся особенно к практическим потребностям масс, разъяснение ошибок
их тактики. Пока
мы в меньшинстве, мы ведем работу критики и выяснения ошибок, проповедуя в то
же время необходимость перехода всей государственной власти к Советам рабочих
депутатов, чтобы массы опытом избавились от своих ошибок. 5.
Не парламентарная республика, — возвращение к ней от С. Р. Д. было бы шагом
назад, — а республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по
всей стране, снизу доверху. Устранение
полиции, армии, чиновничества. Плата
всем чиновникам, при выборности и сменяемости всех их в любое время, не выше
средней платы хорошего рабочего. 6.
В аграрной программе перенесение центра тяжести на Сов. батр. депутатов. Конфискация
всех помещичьих земель. Национализация
всех земель в стране, распоряжение землею местными Сов. батр. и крест.
депутатов. Выделение Советов депутатов от беднейших крестьян. Создание из
каждого крупного имения (в размере около 100 дес. до 300 по местным и прочим
условиям и по определению местных учреждений) образцового хозяйства под
контролем батр. депутатов и на общественный счет. 7.
Слияние немедленное всех банков страны в один общенациональный банк и введение
контроля над ним со стороны С. Р. Д. 8.
Не «введение» социализма, как наша непосредственная задача, а переход тотчас
лишь к контролю со стороны С. Р. Д. за общественным производством и распределением
продуктов. 9.
Партийные задачи: а)
немедленный съезд партии; б)
перемена программы партии, главное: 1)
об империализме и империалистской войне, 2)
об отношении к государству и наше требование «государства-коммуны», 3)
исправление отсталой программы-минимум; в)
перемена названия партии. 10.
Обновление Интернационала. Инициатива
создания революционного Интернационала, Интернационала против социал-шовинистов
и против «центра». Позиция критических марксистов в вопросе об Октябрьской революции совпадает с позицией Г.Плеханова, считавшего, что Россия не созрела для социализма («…русская история ещё не смолола той муки, из которой со временем будет испечён пшеничный пирог социализма»). Плеханов поддерживал Временное правительство, был против Апрельских тезисов В.Ленина, назвав их «бредом». Спрашивается, разве можно называть буржуазной позицию В.Ленина по прекращению войны, которую он назвал грабительской империалистской войной в силу ее капиталистической природы? Разве не он призывал разъяснять неразрывную связь капитала с империалистской войной, доказывать, что кончить войну истинно демократическим, не насильническим, миром нельзя без свержения капитала. Разве можно называть буржуазной позицию В.Ленина по аграрному вопросу, когда он поставил вопрос о национализации всех земель в стране, передаче земли в распоряжение местным Сов. батр. и крест. Депутатов; о выделении Советов депутатов от беднейших крестьян, о создании из каждого крупного имения (в размере около 100 дес. до 300 по местным и прочим условиям и по определению местных учреждений) образцового хозяйства под контролем батр. депутатов и на общественный счет. Будучи реалистом и истинным марксистом, В.Ленин не настаивал на немедленном «введении» социализма, как непосредственной задаче большевиков, а выступал за переход тотчас лишь к контролю со стороны С. Р. Д. за общественным производством и распределением продуктов. Неужели А.Колганов и его единомышленники никогда не читали Апрельских тезисов В.Ленина, а если и читали, то как они не смогли разглядеть социалистической направленности нового этапа революционной борьбы, за которую ратовал В.Ленин? Жонглирование цитатами из произведений В.Ленина (В.Ульянова, как они предпочитают его величать) – любимый прием представителей школы критического марксизма. Там, где им необходимо подкрепить свои выводы авторитетом В.Ленина, они с охотой его цитируют. Но те мысли В.Ленина, которые не совпадают с идеями критических марксистов, они без всякого стеснения игнорируют. В подтверждение этого приведу следующую выдержку из статьи В.Ленина «К четвертой годовщине Октябрьской революции», которая бьет не в бровь, а в глаз сторонникам школы критического марксизма. В.Ленин писал: «Непосредственной и ближайшей задачей революции в России была задача буржуазно-демократическая: свергнуть остатки средневековья, снести их до конца, очистить Россию от этого варварства, от этого позора, от этого величайшего тормоза всякой культуры и всякого прогресса в нашей стране<...>И анархисты и мелкобуржуазные демократы (т.е. меньшевики и эсеры, как русские представители этого международного социального типа) говорили и говорят (как сегодня это делают критические марксисты – мое) невероятно много путаницы по вопросу об отношении буржуазно-демократической революции к социалистической (то есть пролетарской). Мы довели буржуазно-демократическую революцию до конца, как никто<...>Но чтобы закрепить за народами России завоевания буржуазно-демократической революции, мы должны были продвинуться дальше, и мы продвинулись дальше. Мы решали вопросы буржуазно-демократической революции походя, мимоходом, как «побочный продукт» нашей главной и настоящей, пролетарско-революционной, социалистической работы. Реформы, говорили мы всегда, есть побочный продукт революционной классовой борьбы. Буржуазно-демократические преобразования – говорили мы и доказали делами мы – есть побочный продукт пролетарской, то есть социалистической революции. Кстати сказать, все Каутские, Гильфердинги, Мартовы, Черновы, Хиллквиты, Лонге, Макдональды, Турети и прочие герои «II1/2» марксизма не сумели понять такого соотношения между буржуазно-демократической и пролетарско-социалистической революциями. Первая перерастает во вторую. Вторая, мимоходом, решает вопросы первой. Вторая закрепляет дело первой. Борьба и только борьба решает, насколько удастся второй перерасти первую» (В.Ленин, изд. четвертое, т.33, с.29, 32). В силу особой важности вопроса о содержании понятия «революция» остановлюсь подробнее на его трактовке. Это понятие используется не только в гуманитарных науках, но и в естественных. Приведу, чтобы не изобретать заново велосипеда, определение данного понятия в Википедии: «Революция (от позднелат. revolutio — поворот, переворот, превращение, обращение) — радикальное, коренное, глубокое, качественное изменение, скачок в развитии природы, общества или познания, сопряжённое с открытым разрывом с предыдущим состоянием. Революцию как качественный скачок в развитии, как более быстрые и существенные изменения, отличают и от эволюции (где развитие происходит более медленно) и от реформы (в ходе которой производится изменение какой-либо части системы без затрагивания существующих основ). Различают революции в природе (геологическая), в развитии общества (в том числе экономическом) — неолитическая революция, промышленная революция, культурная революция, «зелёная революция», демографическая революция, «революция растущих потребностей» и политическом — социальная революция, политическая революция, в науке «научная революция» (термин введён в обращение Томасом С. Куном) — физике, биологии, медицине, философии, космологии и технике. Также используется термин «научно-техническая революция». В принципе, революция (как и эволюция) может произойти в любой сфере». Октябрьская революция, повторяю, не свелась к единовременному акту (военному перевороту, сместившего Временное правительство Керенского), а представляла собой длительный процесс, включавший в себя установление новой формы власти, национализацию основных средств производства, гражданскую войну и отражение интервенции иностранных государств, восстановление разрушенной войной экономики, индустриализацию и коллективизацию. Причем, как я отмечал в 3-й главе своей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества», этот сложный и противоречивый революционный процесс, завершился в СССР примерно к концу 1930-х гг. не только становлением качественно новых экономических отношений (как по содержанию, так и по форме), но и превращением власти Советов в диктатуру партийно-государственного аппарата со всеми вытекающими из этого негативными последствиями для судеб социалистического преобразования общества. Смыкается с позицией критических марксистов и позиция, которую занял бывший руководитель отдела пропаганды ЦК КПСС А.Яковлев. Он писал: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработала (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал - демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» - по революционаризму вообще» (Яковлев А.Н. Большевизм - социальная болезнь XX века // Чёрная книга коммунизма. Пер. с фран. М., 2001. с. 14.) «Советский режим, - пишет, во многом повторяя А.Н. Яковлева, один из руководителей латышской оппозиции Я. Видиньш, - можно было разрушить только с помощью гласности и партийной дисциплины, прикрываясь фразами о преобразовании социализма». Поэтому сначала, по его словам, удар был направлен по Сталину, потом по Ленину, потом по всей советской системе (Я. Видиньш. Начало Народного фронта и единение движений за независимость // Балтийский путь к свободе. с. 167). Я далек от мысли, что целью школы
критического марксизма является дискредитация идеи социализма, однако
судя по тому, что ее представители не признают факта существования социализма в
СССР, отрицание ими социалистического характера Октябрьской революции является
вовсе не случайным. Судя по нижеприводимой цитате, критические марксисты,
сводят проблему сущности Октябрьской революции к процессам, которые протекали в
СССР не в экономических отношениях, а в политической надстройке. «Задачи
буржуазной революции вместо буржуазии стал решать не рабочий класс,
выстраивающий социалистические отношения, а бюрократия<…>А чем дальше, тем больше
сконцентрированная
в рядах большевистской партии бюрократия (в полном согласии с
бюрократией беспартийной) выхолащивала возможность контроля за собой со стороны
пролетариата» [Колганов А.И.
К оценке социально-экономической природы общества советского типа // Социализм-21. 14 текстов
постсоветской школы критического марксизма. – М.: Культурная революция, 2009. –
С.355). Приведу еще одну цитату в подтверждение
вышесказанного: «Диктатура же бюрократии ведет к бюрократической революции и
реставрации капитализма, как это произошло во многих странах, включая СССР»
[Смолин О.Н. Новейшая революция в
России и перспективы социализма XXI века. //
Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. –
М.: Культурная революция, 2009. – С.708). Однако тандем решил поставить вопрос о
переходе от капитализма к коммунизму значительно шире – в глобальном масштабе,
а не только в России. Они в параграфе «Социалистические революции ХХ века
произошли в слаборазвитых странах и закончились кризисом «реального
социализма». Ergo?»
объявили, что «…многие
положения Маркса требуют не только развития как устаревшие, но и прямой критики»
/1 с.63/. Что же послужило поводом для столь безапелляционного заявления? Дело оказывается в том, что оказывается «…без ответа остался важнейший вопрос критиков классического марксизма: почему капитализм перешел в новую, постиндустриальную, «постклассическую» стадию, а не был свергнут победоносными социалистическими революциями, необходимость которых, на первый взгляд, Маркс выводил из противоречий именно классического индустриального капитализма?» /1 с.63-64/. Что касается «Ergo?» тандема, то и у меня возник по поводу их заявления вопрос о том, когда и где капитализм перешел в новую, постиндустриальную, «постклассическую» стадию? Сколько бы усилий тандем не прилагал, он не cможет ответить на этот мой прямой вопрос. Они могут только процитировать классиков современной западной (или компилятивной российской) социологии или же сослаться на те или иные свои произведения. Перед тем как продолжать анализировать эту проблему, я не могу не привести еще один пример неподражаемой непоследовательности, которой отличаются произведения тандема. А. Бузгалин в данном параграфе пишет следующее (прошу читателей сопоставить содержимое двух рядом расположенных абзацев): «Начну с того, что идея неизбежной и победоносной революции, осуществляемой классом индустриальных наемных рабочих – это не столько классический марксизм, сколько его сталинская версия, растиражированная в учебниках 30-50-хх годов прошлого века. Ни у самого Маркса, ни у Ленина, ни в сколько-нибудь «продвинутых» учебниках марксизма, выходивших в СССР начиная с 60-х гг., таких утверждений не было. Классический марксизм, действительно, доказывал, что индустриальный капитализм создает необходимые предпосылки для социалистической революции и что ее субъектом является класс наемных рабочих. Но во всех работах классиков многократно подчеркивалось, что эта потенция превращается в действительность только тогда, когда складываются все необходимые социально-политические предпосылки. Впрочем, для нас сейчас этот аспект является не самым главным. Важнее другое. На мой взгляд (и здесь я не оригинален), Маркс, действительно, был не прав в той мере, в какой размышлял не только о возможности, но и о необходимости социалистической революции как продукта классического индустриального капитализма» /1 с.64/. В первом абзаце А.Бузгалин утверждает,
что «…идея неизбежной и победоносной революции, осуществляемой классом
индустриальных наемных рабочих – это не столько классический марксизм,
сколько его сталинская версия, растиражированная в учебниках 30-50-хх годов
прошлого века. Ни у самого
Маркса<...>таких утверждений не было”. А в следующем абзаце он
уже утверждает нечто противоположное: «…Маркс, действительно, был не прав в
той мере, в какой размышлял не только о возможности, но и о необходимости
социалистической революции как продукта классического индустриального
капитализма». Но вернемся, однако, к сути самой проблемы. Неужели для тандема важнее витание в сферах абстрактных, отвлеченных рассуждений, а не исследование действительности с ее диалектикой развития? Неужели революции в России, Китае, на Кубе и в других странах не доказали, что именно индустриальный капитализм может порождать социалистические революции? Какие еще нужны доказательства? Дело теоретиков объяснить, почему в ХХ веке социалистические революции произошли не в передовых индустриально развитых странах, а в относительно индустриально отсталых капиталистических странах. Тандем может возразить мне, что ни Китай, ни Куба не были индустриально развитыми капиталистическими странами (хотя этот вопрос очень спорный, хотя бы, например, в отношении Кубы, которая была индустриально развитой колонией США). Но этот сомнительный аргумент был бы очень серьезной и теоретической ошибкой, суть которой элементарно проста: в реальной действительности в любой стране никогда не было «чистого» капитализма, а всегда существовала многоукладная экономика. И Россия тому классический пример. А что касается поражения революционных попыток, например, в Германии, Венгрии, Финляндии, то их причиной была зверская жестокость, проявленная буржуазией при подавлении революционных выступлений рабочего класса. Достаточно привести пример индустриально развитой Финляндии, получившей в 1918 году независимость от России. При подавлении революционных выступлений в период с 27 января по 15 мая 1918 года было убито 35000 человек. Даже после окончания гражданской войны «белый террор» против социал-демократов и поддерживающих их не прекратился. Всего было арестовано свыше 80 тысяч подозреваемых в симпатиях к левым, из которых 75 тысяч были заключены в концентрационные лагеря. Из-за плохих условий содержания умерло 13 500 человек (15 %), в придачу к 7370 непосредственно казнённым. Вот так безжалостно действовала власть буржуазии, называвшая себя демократической! И вот спустя почти столетие наши выдающиеся «теоретики» удивляются тому, почему революция произошла именно в России, но не была успешно совершена пролетариатом Запада. И начинают с умным видом отвергать факты истории вместо того, чтобы основательно разобраться в конкретных обстоятельствах революционных процессов, имевших место в ХХ веке. Неужели тандем не знает и того, чем закончилось 1 мая 1886 года в США, когда американские рабочие организовали забастовку, выдвинув требование 8-часового рабочего дня? Забастовка и сопутствующая демонстрация закончились кровопролитным столкновением с полицией. Завершая анализ произведений тандема по вопросу о природе Октябрьской революции, не могу в очередной раз не выразить своего недоумения по поводу противоречивых оценок одного и того же события (проблемы), которые в них содержатся. Так, например, А.Колганов в произведении /7/ пишет: «Исторический пример Октябрьской революции 1917 года в России, оказавшей колоссальное воздействие на эволюцию мирового капитализма, показывает, что воздействие революции на периферии и полупериферии капиталистического хозяйства на революционизирование развития капиталистического ядра может быть весьма существенным, если не решающим». Как вышеприведенная выдержка сочетается с трактовкой Октябрьской революции как буржуазной – мне совершенно непонятно. В журнале «Вестник аналитики» № 3 (49) за 2012 год опубликована статья И.Пантина «Октябрьский перелом: пролог к Современности», который также предлагает пересмотреть роль Октябрьской революции в истории России и человечества. Однако его позиция значительно отличается от идей школы критического марксизма своей продуманностью и стремлением осмыслить реальные процессы, которые имели место в России и в Западной Европе. Он считает, что «разрешить вековой спор миллионов крестьян с дворянской и сросшейся с ней буржуазной Россией, создать предпосылки современной цивилизации оказалось невозможным в нашей стране, не свергнув власть буржуазии и не разрушив тот капитализм, который сформировался в стране после 1861 года» (цит. изд. с.144). Конечно, далеко не со всеми мыслями И.Пантина можно согласиться, но в принципе он верно схватил диалектику революционного процесса в России. Как уже можно заключить из вышеприведенной цитаты, он не пошел по пути выхолащивания подлинного содержания Октябрьской революции 1917 года, как это сделал тандем, пытаясь обосновать нелепую мысль, что большевики взяли власть с одной единственной целью - развивать в стране и дальше капиталистические экономические отношения. Сравнивая Октябрьскую революцию с французской буржуазно-демократической революцией 1789 года, И.Пантин пишет: «И во Франции, и в России огромное воздействие на ход событий оказали выступления социальных низов, толкавших революцию дальше исторически возможного с последующим откатом, движением вспять. В обеих странах социальные низы «наложили на весь ход революции отпечаток своих требований, своих попыток по-своему построить новое общество на месте разрушенного старого» (Ленин В.И. ПСС. Изд.5.т.33.с.39). Характерно, что и якобинскому Конвенту, и советскому правительству приходилось, опираясь на сознательные элементы переворота, сдерживать стихийно-хаотические, ультрареволюционные устремления низов – городской бедноты в одном случае, отсталых слоев пролетариата – в другом» (цит. изд. с.145). И.Пантин верно заметил, что «пределом якобинской политики большевиков – развязывания энергии крестьянских масс с тем, чтобы сделать их соперниками пролетариата в борьбе с буржуазией – стало начало 1921 года, когда завершился разгром армии Врангеля. Вскоре кронштадтский мятеж, «антоновщина» и другие выступления показали, что крестьянство не намерено больше мириться с продразверсткой и «военным коммунизмом». Якобинская фаза пролетарской революции была закончена» (цит. изд. с.146). Это общий закон капитализма Продолжая сравнение с французской буржуазной революцией, И.Пантин пришел к интересному выводу: «Новое в Октябрьской революции, по-видимому, заключается прежде всего в переводе задач, решенных в свое время во Франции (как и другими странами Западной Европы), на другую историческую почву, при иной, изменившейся группировке общественных сил (гегемония пролетариата, а не буржуазии). Новое также – в невозможности очистить российское общество от средневековья, завоевать основные условия современной цивилизации, не затрагивая экономического и политического господства буржуазии. Наконец, новое - в невозможности высвободить колоссальные источники революционной энергии и овладеть ими, оставаясь в пределах идеологии и средств старых, буржуазных революций» (цит. изд. с. 147). 6.
Был ли в СССР социализм? Следующая проблема, по которой представители школы критического марксизма занимают немарксистскую позицию, является проблема - а был ли в СССР социализм? Вот их точка зрения. «Как такового социализма, то есть социализма в его классической (марксистской) постановке в России, да и в других странах не было. Это ныне признают многие ученые. “Исторический опыт показал, что социализма в реальности не было, - пишет академик Л.Абалкин. Эту же позицию разделяют такие ученые как С.Дзарасов, А.Колганов, В.Межуев, Л.Никифоров и др.» (Воейков М. Уроки «государственного социализма»: пересмотр идейно-теоретической концепции. // Альтернативы – №4 – 2006 – С.64.) «Вместо социализма в странах “реального
социализма” неотвратимо складывался, по определению Карла Маркса, азиатский
способ производства, сродни деспотиям, господствовавшим в Древнем Египте,
Месопотамии и т.д.» (Миронов В.Н.
Трагедия Октябрьской революции. // Социализм-21. 14 текстов постсоветской школы
критического марксизма. – М.: Культурная революция. 2009. С.439). В 1990 году А.Колганов издал книгу «Путь к социализму. Трагедия и подвиг» (М.: «Экономика») /2/, в которой, обращаясь к читателям, писал: «…социализм должен освободить себя от малейшей тени сталинщины, которая его десятки лет дискредитирует<…>В этом исследовании я стремился вскрыть прежде всего наиболее глубокие – экономические – корни сталинщины. Поэтому главное внимание в книге уделено причинам и условиям формирования командно-административного извращения экономических отношений социализма» /2 с.3/. Однако в действительности анализ противоречивых процессов становления социализма в 1920-1930 гг., в частности становления бюрократизма в государственных и партийных органах, влияния надстроечных процессов на формирование хозяйственного механизма по существу был сведен А.Колгановым к отрицанию социалистических экономических отношений в СССР. Это исследование политизировано и не имеет ничего общего с марксизмом. Кроме того, оно крайне поверхностно, несмотря на обилие цитат и собранного автором фактического материала. Подлинная позиция А.Колгановым сформулирована достаточно ясно: «…незрелость производственных отношений социализма выражалась в незрелости социалистической собственности, которая выступала в форме государственной собственности, а не непосредственно общенародной собственности. Государство распоряжалось средствами и результатами от имени рабочего класса, и пусть это делалось в его же интересах, но все же существовал разрыв между аппаратом и массой. Тем самым присвоение носило не общенародный характер. А было опосредовано государством. В условиях его бюрократизации создавалась возможность монополизации функций присвоения аппаратом, развития тенденции перерождения в корпоративную собственность государства» /2 с.43/. Рассмотрим вышеприведенную цитату. За неопределенными и очень осторожными формулировками исподволь читателю навязывается вывод: в СССР не было настоящего социализма, ибо субъектом собственности был де аппарат управления. А.Колганов пишет: «Аппарат управления общественным производством поставлен монополистической верхушкой по сравнению с рабочими в привилегированное положение, оторван от них. Все эти черты делают систему управления в монополистическом объединении схожим с бюрократическим аппаратом с противостоящим ему и приобретшим привилегированное положение» /2 с.9/. Что касается формулировок, то они настолько нечетки и неопределенны, что позволяют А.Колганову затуманить его главный вывод. Например, как понимать его выражение «незрелость производственных отношений» или «незрелость социалистической собственности»? На каких весах, спрашивается, следует измерять зрелость производственных отношений, а, следовательно, и собственности? А чего стоит демагогическая фраза о том, что государство распоряжалось объектом собственности от имени рабочего класса, но, тем не менее, существовал некий разрыв между аппаратом и массой? Разве может присвоение объекта собственности всегда носить только общенародный характер? А как быть с индивидуальной, семейной, коллективной видами собственности? И подобных вопросов можно задать множество и никакого научно-обоснованного ответа на них А.Колганов не в состоянии дать. Говоря проще – вся процитированная выше фраза – это демагогия. Суть же истинной позиции А.Колганова ясна, как божий день: в СССР субъектом т.н. «корпоративной собственности государства» был аппарат управления. Принципиальной ошибкой, тесно связанной с первой, является неверная трактовка А.Колгановым сущности экономических отношений на государственных предприятиях, сводящаяся к эксплуатации рабочих аппаратом управления. Читаем, что он об этом писал: «Не только переходные формы и незрелые экономические формы социализма оказываются чреваты бюрократическими тенденциями, придающими экономическим формам социализма характер превращенных форм, т.е. форм, превратно выражающих собственное содержание» /2 с.41/. Превратное выражение содержания экономических форм социализма может означать только одно – действие иных, т.е. капиталистических экономических отношений. И этот мой вывод подтверждается следующими дальнейшими его рассуждениями: «Причины бюрократических тенденций здесь имеют некоторые общие основы, но тем не менее различны. В переходных экономических формах, например, в хозяйственном расчете первого периода нэпа, бюрократические тенденции обусловлены элементами капиталистических отношений и товарного производства, определяющими (разумеется, при достаточно высоком уровне обобществления производства) тенденцию к рыночному монополизму. На его основе возникают и некоторое (отнюдь не абсолютное и не решающее, но все же объективное) экономическое противопоставление интересов хозяйственников и рабочих, имеющее сходство с противоположностью движения прибыли и заработной платы при капитализме<…>Гипертрофирование роли рынка, ориентация исключительно на прибыль, придание ей самодавлеющего характера, развитие на этой основе монополизма и бюрократизма могут в исключительных случаях привести эти переходные формы к эволюции в госкапиталистическом направлении» /2 с. 42/. Любопытно, А.Колганов рассматривает конкретную ситуацию в СССР в период нэпа как исключительную или как не исключительную? Сверхосторожные формулировки (объективное противопоставление интересов хозяйственников и рабочих, отнюдь не абсолютное и решающее, но имеющее сходство с процессами при капитализме; придание ориентации на прибыль и т.д. могут в исключительных случаях привести к госкапитализму) призваны, повторяю, замаскировать истинную позицию А.Колганова, а именно его вывод о перерождении социалистической собственности в «корпоративную собственность государства». Правда, из его произведения не очень понятно, когда в России после революции успели появиться социалистические экономические отношения, которые за несколько лет нэпа переродились в капиталистические. Еще более противоречивым (с учетом того, что им написано выше) является следующее утверждение А.Колганова: «Подчинение целей общественного производства объединенным труженикам, несомненное возрастание их социальной мобильности, расширение возможностей для общеобразовательного и профессионального роста выступали пока как некое стороннее (?) по отношению к производству явление, которое не определялось спецификой экономических связей трудящихся и их собственным участием в определении указанных целей» /2 с.41./. Мысль о постоянном противостоянии рабочего класса партийной, государственной и профсоюзной администрации (бюрократии) пронизывает всю книгу А.Колганова. А.Колганов неоднократно прибегает к известному приему цитирования классиков, в данном случае В.Ленина, чтобы подпереть свои умозаключения, окропив их святой водицей. Как отмечал В.Ленин, «…социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (В.Ленин ПСС, т. 34. с.192). Что касается вышеприведенной А.Колгановым цитаты, то сторонники концепции существования в СССР капитализма всегда делают упор на первой части процитированного предложения, хотя существо мысли В.Ленина содержится во второй его части (более подробно о позиции В.Ленина см. приложение «В.Ленин о госкапитализме и социализме»). А.Колганов же убежден, что в СССР существовал корпоративный государственный капитализм, неоднократно приводя аргументы в пользу своей концепции. Так, после вышеприведенной цитаты он вопрошает: «Но кто сумеет обратить ее (монополию – мое) на пользу всего народа?» И сам же отвечает на этот вопрос: «Это возможно лишь по мере того, как сами трудящиеся овладевают искусством хозяйственного управления, не только делегируя в управленческий аппарат своих лучших представителей, но и приобретая способность деловым образом контролировать их деятельность, а затем постепенно осваивая навыки самостоятельного участия в разработке, принятии и осуществлении практических управленческих решений /2 с. 9-10/. Ответ А.Колганова на поставленный им же вопрос – это шедевр демагогии. Во-первых, он прекрасно знает и об этом пишет в своей книге, что уровень образования и общей культуры трудящихся масс в послереволюционной России был настолько низок, что они не в состоянии были осуществлять не только систематического контроля, но и принимать активного участия в управлении экономическими процессами. Во-вторых, не требует особых доказательств утверждение, что даже если бы уровень образования и культуры трудящихся был бы достаточно высок, то все равно функции контроля и управления экономикой всегда являются уделом специально обученных, профессиональных специалистов. В-третьих, А.Колганов, во всех подробностях описывая процесс становления диктатуры партийно-государственного аппарата в 1920-1930 гг., показал, как массы все в большей мере отстранялись от государственных дел. Словом, он, ставя свой вопрос, уже заведомо знал, что ответ на него может быть только отрицательным. А это означает только одно - А.Колганов неуклонно и последовательно подводит читателя к мысли, что никакого социализма в СССР не было и быть не могло. Правда, плюс к демагогии он еще и лицемерит, когда вопрос – является ли опасность бюрократизации аппарата несомненной и неизбежной, даже фатальной - отвечает, что отнюдь нет. «При всей прочности позиций советской бюрократии в хозяйственном аппарате, - пишет А.Колганов, - она была лишена собственной социальной опоры в лице финансовой олигархии и находилась под контролем политической власти, принадлежащей рабочему классу, вынуждена была если и не всегда за совесть, то хотя бы за грех служить этому классу /2 с.10/. А.Колганов прекрасно знал, что реальная политическая власть в стране принадлежала не рабочему классу, а партии большевиков. Бюрократия в лице ее высших руководителей входила в состав номенклатуры партийного аппарата, являясь органической частью аппарата управления экономикой и всеми общественными делами. Она служила аппарату партии большевиков, причем часть управленцев искренне верили в идеалы коммунизма. В.Ленин был прав, когда писал, что «вся работа всех органов страдает у нас больше всего бюрократизмом. Коммунисты стали бюрократами. Если что нас погубит, то это» (В.Ленин, т.54. с.180). Так оно, в конечном счете, и произошло в 1991 году. Диктатура партийно-государственного аппарата перестала обслуживать социалистические экономические отношения и взялась за реставрацию капитализма. Однако она и сама погибла. Только некоторые ее члены стали капиталистами или же поступили в услужение к народившемуся классу буржуазии. А.Колганов перелопатил огромный объем информации, чтобы обосновать свою версию «государственно-капиталистического перерождения социализма» в 1920-1930 гг. Однако, будучи политэкономом, он так и не сумел понять сущности нарождающихся в послереволюционной России социалистических экономических отношений, которые функционировали в жесткой системе диктатуры партийно-государственного аппарата. А.Колганов процесс становления чиновничьего бюрократического аппарата, совершившийся в надстройке, принял за процесс, определяющий сущность экономических отношений в базисе. Его он квалифицировал как становление «казарменного социализма» тождественного, по его разумению, государственному капитализму («возникает «казарменный социализм», не снимающий, однако, проблемы государственно-капиталистического перерождения социализма, которое во многом согласуется с экономическими основами «казарменного (бюрократического, деспотического, государственного, административного) социализма» – /2 с.39/. Сколько же А.Колгановым затрачено слов, чтобы замаскировать мысль о том, что в СССР был т.н. «корпоративный капитализм». Видимо, в 1990 году это еще расценивалось как недопустимая крамола. Для А.Колганова т.н. «сталинская модель социализма» - это ничто иное как «корпоративный капитализм». Эта модель была безмерно далека от того идеала «целостного социалистического общества», который пропагандировался «критическими марксистами». В заключение А.Колганов сделал попытку сформулировать свою концепцию такой идеальной общественной системы, которая была бы основана на демократии и обеспечивала бы высокие темпы экономического прогресса. В основе такой системы должна быть свобода общественного объединения трудящихся, возможность создания и свободного выбора самых разнообразных форм экономической, политической, культурной и т.д. организации масс, обеспечивающая возможность их самостоятельного социально-экономического творчества. Эта мысль А.Колганова бесспорно верная и никаких сомнений не вызывает. Однако дальнейший ход рассуждений А.Колганова уже не столь безупречен. Он пишет: «Проблема же заключается в формировании отношений, превращающих различие интересов в мотив для объединения людей с целью совместного преодоления условий, порождающих конфликт интересов. А такой подход невозможен в рамках чисто рыночной модели социализма, он требует экономической системы, построенной на свободном коллективном регулировании общественных условий производства, возвышающем индивидуальность каждого человека и над всеобъемлющей государственной волей и над «невидимой рукой» рынка» /2 с.167/. В этом предложении вызывает сомнение не столько последняя часть предложения, сколько утверждение А.Колганова о формировании таких отношений, при которых различие интересов классов и сословий является мотивом для объединения людей. До сих пор история не знала ничего подобного и теоретически даже трудно себе представить, каким образом различие интересов может служить мотивом для объединения людей. Представляется также совершенно нереальным создание общественной системы, которую можно было бы назвать социалистической, без государства и рынка. Возможно, когда-нибудь в далеком будущем, при коммунизме, люди смогут организовать свою жизнь без государства и рынка, но общество, которое только-только еще выходит из недр капитализма, без этих механизмов регулирования экономики обходится не в состоянии. Далее А.Колганов совершенно недвусмысленно заявляет о том, что капиталистическая система до сих пор была более эффективна, чем социалистическая, имея в виду свое превратное представление об эффективности общественного производства. Это утверждение совершенно не соответствует фактам. СССР сумел выйти на второе место в мире, начав с восстановления разрушенного войнами народного хозяйства в 1920-х годах и сумев поднять из руин экономику после Великой Отечественной войны. В течение 70 с лишним лет была осуществлена культурная революция и создана мощная социальная инфраструктура. А пример Кубы, сумевшей превратить бывшую колонию США в передовую страну в области здравоохранения, просвещения, науки и культуры, невзирая на блокаду со стороны северного соседа. А достижения Китая в экономике, который стал одним из локомотивов развития мирового хозяйства? Разве все эти факты (и многие другие) не свидетельствуют о преимуществах социализма в сравнении с капитализмом? Тандем затратил немало усилий для
разоблачения «мифа» о социализме в СССР. Перечислю только те статьи, которые
размещены ими на сайте «Альтернатив»: А.Бузгалиным – «Методология и теория исследования
социализма: некоторые полемические заметки» (admin,
2009-12-29) /4/; «Социализм: методолого-теоретические проблемы
исследования» (eandreeva71, 2009-11-02) /5/;
А.Колгановым – «Современный
социализм. Марксистская версия» (eandreeva71,
2009-10-07; 2010-02-27; 03- 9,17,31) /6/; А.Бузгалиным совместно с А.Колгановым
- «Социализм после
«социализма»: ответы на вызовы неоэкономики» (admin,
2009-12-29) /7/; «Экономика социализма XXI века как мы ее
видим сегодня» (eandreeva71,
2009-11-05) /8/. Кроме того, они
написали книгу «10 мифов об СССР»
/9/. В первой же из вышеперечисленных статей /4/ А.Бузгалин подтверждает, что его
партнер по тандему – А.Колганов – вместе с М.Воейковым придерживается той точки зрения, что «…по своим реальным
результатам и реальным движущим силам Октябрь 1917 года был продолжением
Февраля, частью единого процесса буржуазной экономической, социальной и даже
технологической революции в России. Соответственно, ключевым выводом автора
является положение о буржуазной (в общем и целом) природе «реального
социализма»». Вместе с тем А.Бузгалин сделал
попытку, если так можно выразиться, «марксистски» интерпретировать природу
Октябрьской революции, не во всем соглашаясь с М.Воейковым и А.Колгановым.
Однако, в конечном счете, его позиция свелась к признанию того, что в
результате Октябрьской революции не сформировался новый, подлинно
социалистический способ производства, а на свет появился мутант. Тщательно продуманная цепочка взаимосвязанных утверждений позволила А.Бузгалину подвести читателя к мысли, что в России отсутствовала адекватная база для социалистической революции и что большевикам приходилось «достраивать» предпосылки для возникновения социализма. Именно в этом заключается «уточнение» ленинских идей школой критического марксизма. Итоговый вывод А.Бузгалина уже на основании вышеизложенного можно было предвидеть. Вот он: «К сожалению, в СССР социальные и политические условия оказались неблагоприятны для решения задач опережающего развития, некапиталистические формы решения проблем технологического развития и роста потребления не были найдены (или были найдены лишь отчасти – в сферах образования, фундаментальной науки, культуры)». Перечислю (уже вторично) общеизвестные основные факты, опровергающие вывод А.Бузгалина. В СССР, который практически с нуля стал развивать индустрию (учитывая разруху, вызванную войнами), были достигнуты темпы роста, значительно превышающие темпы в развитых капиталистических странах (и это несмотря на огромные потери во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.). По уровню обеспеченности продовольствием СССР к 1980 годам вышел на одно из первых мест в мире. Два фактора, позволившие опережающими темпами развивать экономику, были планирование и социалистические по существу экономические отношения (несмотря на несовершенство во многих отношениях хозяйственного механизма, о чем я подробно пишу в очерке «О государственном социализме в СССР» (www.koob.ru/paulman/). О качестве жизни в СССР можно судить, сравнивая сегодняшнее положение в бывших республиках СССР с тем, что было в Советском Союзе в середине 1980-х годов до начала авантюристической горбачевской перестройки. Далее в статье А.Бузгалина следуют рассуждения о сути таких понятий, как «коммунизм» (царство свободы, «общественная система, лежащая преимущественно «по ту сторону материального производства», креатосфера, в которой всеобщая собственность представляет собой креатосферные блага) и «социализм». Социализм в школе критического марксизма имеет двоякое определение: в широком и узком смысле этого слова. «В широком смысле слова – это пространство и время трансформации царства необходимости в царство свободы». Выше я уже писал о том, что царство свободы, как его понимал К.Маркс и как его понимаю я, является одновременно и царством необходимости. Но главное в данном случае не в том, как понимать абсолютное царство свободы, а в том, что социализм – это пространство и время для трансформации, т.е. если говорить марксистским языком, переходный период от капиталистической формации к формации коммунистической. Если А.Бузгалин именно это понимает под пространством и временем трансформации, то у меня нет никаких возражений. «В узком смысле слова - общество, лежащее по ту сторону капитализма и переходное к царству свободы (для него в этом случае должны быть характерны приоритетное развитие креатосферы; опора основной части экономики на переходных к постиндустриальным технологиях и 4-5 технологических укладах; сознательное регулирование и отмирающий рынок; вытеснение наемного труда формально свободным даже в материальном производстве; переход к всеобщей собственности на креатосферные блага; вытеснение эксплуататорских форм распределения; развитие человеческих качеств как высшая цель; базисная демократия)». Вопросов по данной формулировке понятия «социализм» возникает немало. Во-первых, что означает креатосфера? Это – только НИОКР? А как быть с остальными отраслями и видами деятельности? Почему переход к всеобщей собственности осществляется только на креатосферные блага? А переход на средства производства материальных продуктов труда не осуществляется? Во-вторых, если опорой основной части экономики являются переходные к постиндустриальным технологиям и 4-5 технологических укладов, то возникает вопрос – почему А.Бузгалин считает именно переходные к постиндустриальным технологиям решающими для создания основной части экономики и почему он остановился только на 4-5 постиндустриальных технологиях, а не минимум на 40, как сегодня считают специалисты (возможно, он под технологическими укладами понимает что-то другое, а не технологии)? В-третьих, не ясно, что А.Бузгалин понимает под сознательным регулированием? Централизованное планирование или децентрализованную систему заказов на продукты и услуги потребителями? Что он понимает под отмирающим рынком? Ликвидацию товаров и денег? А на чем будет при социализме основана система учета и регулирования? На каких-то условных единицах? В-четвертых, о каком вытеснении наемного труда (даже в материальном производстве) идет речь, если при социализме господствующей является общенародная собственность? Надо понимать, что в креатосфере, т.е. в науке, труд не является наемным изначально? Под наемным трудом, согласно терминологии марксизма, следует понимать наем рабочей силы, не имеющей в собственности средств производства? Неужели при социализме трудящиеся будут лишены собственности на средства производства, как и при капитализме? В-пятых, что А.Бузгалин понимает под эксплуататорскими формами распределения? Привилегии? Казнокрадство? Взятки? Спецмагазины? И, наконец, в-шестых, прежний вопрос - что означает «базисная демократия»? В продолжение данной выше формулировки социализма в узком смысле этого слова, к сожалению, мы узнаем только, что в нем происходит становление пост-капиталистических форм социально-экономической и общественно-политической организации, а также преимущественно формального освобождения труда. Причем это становление маловероятно, и крайне проблематично на базе индустриального массового производства, содержание и структура которого приспособлены к потребностям капитала. А вот «на базе производительных сил позднего капитализма этот генезис становится возможен, но как общество, возникающее на недостаточно адекватном для «царства свободы» материальном базисе, социализм оказывается неустойчив». Словом, по А.Бузгалину, шансов у социализма в узком смысле этого слова, появиться на свет божий, откровенно говоря, маловато. И очень маленькая вероятность его рождения будет зависеть от «энергии ассоциированного социального творчества и меры развития культуры, освоения ее гражданами. Существенно, что в последнем случае речь идет о развитии этих параметров не только в некоторой стране, но в человеческом сообществе в целом». Итак, оказывается все дело не в развитии производительных сил и экономических отношений, не в созревании объективных предпосылок и условий для становления социализма, а главным образом в том, чтобы в человеческом сообществе в целом закипела энергия «ассоциированного социального творчества». Каким образом и по какой причине эта энергия должна вдруг активизироваться, этого мы, к сожалению, не узнаем. Должна – и все. Иначе не будет никакого социализма ни в узком, ни в широком смысле этого слова. А вот если чудо совершится и социализм все-таки народится, то «в условиях такого (осуществляющегося на недостаточно развитом базисе) генезиса нового общества особенно велика угроза инволюции социального творчества в деконструктивный активизм, становящийся важным фактором акселерации и без того весьма вероятных мутаций социализма». Наконец-то мы добрались до мутации социализма! Если К.Маркс воспользовался термином геологической науки «формация» для характеристики этапов развития человечества, то А.Бузгалин решил применить в социологии термин биологической науки, став последователем голландского ботаника Гуго де Фриза. Разве это не важный признак существенного развития марксизма? Итак, в чем же состоял процесс мутации в СССР, который в корне изменил суть перехода от старого общества к царству свободы, завершившийся в 1990 годах реставрацией бандитского капитализма? Кстати, А.Бузгалин даже подсчитал степень вероятности поражения первой, не слишком удачной и обреченной на самоликвидацию общественной системы, появившейся в России на свет в 1917 году; она составила более 90 %. Ответ А.Бузгалина на вопрос о неизбежности
мутации социализма в СССР таков: «Возвращаясь к проблеме природы Октябрьской революции, мы можем
на базе предложенной выше методологии показать, что она, как и практически
каждая революция, произошла в условиях, когда на лицо отнюдь не все необходимые
и достаточные условия ее безболезненного совершения, но в то же время были гиперреализованы угрозы крайне реакционной,
реверсивной исторической инволюции (военно-феодальной диктатуры,
еще более реакционной, нежели прежняя империя)». Вывод А.Бузгалина ясен, как
божий день: мутация в России была неизбежна. Однако возникает простенький вопрос. Ведь процесс мутагенеза должен произойти с чем-то. Если верить А.Бузгалину, то в СССР «мутировался» все-таки какой-никакой, а социализм. Значит, этот социализм существовал, ведь мутагенез происходил не с чем-то, а именно с ним. Но как и когда, при каких обстоятельствах этот самый социализм возник? И как он вообще мог появиться, если для этого в России не было необходимых и достаточных условий? Да-а, вопросов по многим вопросам мутантого социализма в узком смысле этого слова что-то многовато и пока на них мы не находим вразумительного ответа. Нет, я все-таки не прав. Ответ у А.Бузгалина имеется. И он по своему существу просто замечательный, я бы сказал даже – бесподобный. Вот он: «…надо отдать должное смелости и ответственности «ленинской гвардии», решившейся пойти в сложнейших условиях кризиса Российской империи именно по этому пути, не предав – из-за осторожности или трусости, свойственной меньшевикам – интересы и действия широчайших масс, поднявшихся на революцию в начале ХХ века во многих странах мира. Другое дело, что выдержать эту линию «достраивания» предпосылок революции после политического переворота большевикам не удалось: они потерпели поражение в борьбе…со своим Alter Ego – мутациями социализма. Впрочем, наряду с поражением и трагедией большевиков мутантный социализм был еще и их подвигом – подвигом всех тех, кто вырос из Октябрьской революции и сделал ХХ век эпохой борьбы за социализм в мировом масштабе». Разве я был не прав, назвав ответ А.Бузгалина бесподобным. В нем отражены и действия широчайших масс (правда, пока еще не очень креативных), и смелость «ленинской гвардии», не проявившей осторожности, свойственной меньшевикам, но вместе с тем потерпевших поражение от своего Alter Ego - «другого я», вызванного изменениями (пользуясь словарем биологов) генома, которые и привели к мутации социализма, т.е. к сталинскому СССР. «…в случае с СССР мы можем говорить об «опережающей» мутации, возникшей вследствие объективной тенденции Великой октябрьской социалистической революции создать новое общество «слишком рано», - утверждает А.Бузгалин. И дело не только в «опережающей» мутации, а еще (и это, пожалуй, главное в концепции А.Бузгалина), что геномы мутагенеза были в крови «ленинской гвардии», потерпевшей поражение не от внешних врагов социализма, а от своего Alter Ego. К сожалению, я должен, тем не менее, возразить А.Бузгалину. Да, в истории СССР был период сталинщины, однако, начиная с середины 1950-х годов, руководители страны начали, хотя не очень удачно и последовательно, но все-таки реформировать общественное устройство СССР. И если бы не преступная деятельность М.Горбачева и его сообщников, подпитываемых из-за рубежа, то у Советского Союза был реальный шанс продолжать эволюционировать в сторону более совершенного социализма. А что касается содержания экономических отношений, то в СССР уже после ликвидации частной собственности и еще при Сталине установились социалистические принципы присвоения общенародной собственности (см. главу 4 моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества»). Это - факты, которые отрицать невозможно, если оставаться на позициях научного познания действительности. И социализм в СССР не мутировался, он до 1985 года развивался по своим внутренним объективным закономерностям, совершенствуясь и прогрессируя. Покончив с мутагенезом социализма в
СССР, А.Бузгалин берется за проблему - нужна ли XXI веку социалистическая
революция? Правда,
вопрос поставлен им «очень уж по марксистски». Нужна или не нужна революция? А
если кто-то посчитает, что она не нужна, то в этом случае социалистическая
революция вообще не произойдет? Ну, это все мелочи стиля. Главное – впереди. А.Бузгалин вновь возвращается к определению понятия «коммунизм». Теперь оно расшифровывается следующим образом: «…если под культурой подразумевать не отрасль народного хозяйства, а пространство и время, в которых человек снимает границы своего индивидуального существования (Шекспир и Эйнштейн, Толстой и Ломоносов вечны и всемирны), находится в поле свободного времени, неотчужденных общественных отношений, сотворчества, то этот мир и есть иное имя коммунизма». Наконец-то мы получили точное определение понятия «культура». Оказывается, это не что иное, как «пространство и время, в которых человек снимает границы своего индивидуального существования», т.е. это такое качественное состояние Вселенной, в которой человек живет вечно, становясь бессмертным. И вот этот мир должен отныне называться не раем, где человек также бессмертен, а коммунизмом. Некоторые представители рода человеческого уже живут при коммунизме; их имена Вы можете прочитать выше. Правда, этот список бессмертных А.Бузгалин несколько подсократил, ибо раньше в него он включал Гомера и Конфуция, Петрарку и Низами, Борхеса и Рабиндраната Тагора, Евклида и Авиценну, а также Коперника. Коммунизм А.Бузгалиным также уготован для педагогов, врачей, ученых, поэтов, "прогрессоров", садовников и лесников – людей занятых совместным творением культуры и общества вне узкого горизонта наживы и власти. И еще одно, на мой взгляд, существенное замечание А.Бузгалина по поводу коммунизма, которое он запросто отнес к азам марксизма. Оказывается, в нем больше не действуют категории и законы политической экономии, ибо так его учили Хессин, Ильенков, Батищев. Бессмертные люди при коммунизме будут довольствоваться только свободой и творчеством. Крайне интересен и подход А.Бузгалина к процессу перехода из буржуазного мира в мир коммунизма. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, о которой он нам сообщает следующее: «…чем дальше, тем больше существующие экономико-политические формы будут уводить развитие содержания труда в сторону от создания основ царства свободы, в тупики принципиально анти-культурного общества пресыщения/нищеты». Спрашивается, если такова закономерность глобального капитализма, то каким образом она вдруг может быть преодолена и заменена на противоположную. Ибо если такая метаморфоза не состоится, то каким образом из этого тупика обычные люди (за исключением, конечно, "прогрессоров" и других креаторов) попадут в «царство свободы и творчества», в котором им уготовано бессмертие? Выход из тупика, по мнению А.Бузгалина, все-таки имеется. Он состоит в том, что «…необходимой предпосылкой развития мира культуры, продвижения к царству свободы является снятие названных выше буржуазных форм, т.к. они не адекватны для решения задач прогресса пространства культуры, свободного времени, они ведут в тупик; для такого прогресса необходимо создание других форм экономической и политической организации – форм адекватных для перехода к царству свободы». Какими же должны быть эти формы экономической и политической организации, адекватные
для перехода к царству свободы? В поисках ответа на этот вопрос я наткнулся на непреодолимую трудность. Она состоит в том, что, с одной стороны, А.Бузгалин пишет черным по белому следующее: «…будущий мир есть мир свободной творческой деятельности по созиданию мира культуры (в том числе и прежде всего – самого Человека во всей полноте его «родовой сущности»), что этот мир лежит по ту сторону материального производства (выделено жирным шрифтом и курсивом мной), что к свободной творческой деятельности и отношениям по ее поводу неприменимы категории политической экономии…». А с другой стороны, мы читаем нечто противоположное: «Хорошо известно замечание К.Маркса, что «царство свободы» (мир культуры) может «расцвести» только на базе соответствующего развития «царства необходимости» (также выделено мной). Поэтому первостепенно значимым становится ответ на вопрос: какой именно тип организации экономико-социальной жизни будет адекватной основой для свободного развития «пространства культуры»? Я бы эту проблему переформулировал следующим образом. Мир свободного развития человеческих качеств (культуры) формирует своего рода «социальный заказ» к технологическим основам общества, экономическим и социальным отношениям, политической системе и т.п. Все они должны быть адекватны для решения задач прогресса креатосферы, мира культуры, Человека». Спрашивается, какому А.Бузгалину верить? Тому, который утверждал, что «мир свободной творческой деятельности по созиданию миру культуры» лежит по ту сторону материального производства. Или же тому, который утверждает, что «Мир свободного развития человеческих качеств (культуры) формирует своего рода «социальный заказ» к технологическим основам общества, экономическим и социальным отношениям, политической системе и т.п.»? Оставим этот вопрос открытым. Вернемся, однако, к другому вопросу, который был сформулирован выше – каков должен быть процесс перехода из буржуазного мира в мир коммунизма? После многостраничных прений с профессором В.Межуевым А.Бузгалин наконец-то формулирует свое видение такого перехода. Он состоит, по его мнению, в следующем: «…не голод и нужда могут подвигнуть граждан развитых стран к социализму. Их может подвигнуть к этому только ощущение и осознание тупиковости той модели развития, в рамках которой они существуют». Хорошо. Но как быть с той закономерностью, которая была выше А.Бузгалиным сформулирована («…существующие экономико-политические формы будут уводить развитие содержания труда в сторону от создания основ царства свободы, в тупики принципиально анти-культурного общества пресыщения/нищеты»?). Спрашивается, каким образом у людей вдруг появится «ощущение и осознание тупиковости той модели развития, в рамках которой они существуют»? А.Бузгалин на этот вопрос нам отвечает: «…главным здесь будет вызов пространства культуры, мира свободного времени». Но что это за фактор – вызов пространства культуры, мира свободного времени? Как оно может существовать в условиях господства закономерности подавления культуры анти-культурным буржуазным обществом пресыщения/нищеты? Тем более, что А.Бузгалин недвусмысленно утверждает, что он не верит, что само «…по себе развитие технического прогресса и сокращение рабочего времени приведет к все большему прогрессу «пространства культуры», равно коммунизма, как бы незаметно и неявно все более и более вводя граждан Запада в мир царства свободы». И после столь пессимистического взгляда на будущее, А.Бузгалин вдруг делает разворот на 180 градусов и совершенно иначе оценивает перспективы перехода в «царство свободы». Читаем: «Автор этого текста и мои коллеги, во-первых, считаем, что в этот мир будет неравномерно, но взаимосвязано входить все человечество; решить проблему вхождения избранных в царство свободы при сохранении большинства в гетто отсталости невозможно (принципиальное социальное неравенство несовместимо со свободой мира культуры). Во-вторых, даже если смотреть только на Запад, то и в этом случае расхождения в позициях останутся. Мы говорим: граждане развитых стран окажутся сторонниками социализма в той мере, в какой они осознают, что существующие экономико-политические формы их обществ тормозят прогресс и уродуют те ростки пространства культуры (царства свободы), которые они создают своим высокоэффективным и хорошо организованным трудом. Относительно сытый человек запада поворачивается лицом к социализму в той мере, в какой он осознает, что даже социально-ограниченные рынок и капитал обеспечивают приоритетное развитие не столько мира культуры, сколько финансовых трансакций и ВПК; что они воспроизводят образование и воспитание, которые нацелены не столько на гармоничное развитие целостного индивида, сколько на формирование узких профессионалов; что их нерабочее время эти рынок и капитал превращают не в свободное время (время личностного прогресса человека), в калечащий душу досуг; что утилитарное потребление, превращаясь из цели в средство, становится мощным механизмом разрушения человеческих ценностей; что они все более становятся продуктами рекламы, масс-культуры и масс-медиа, послушными марионетками, которыми успешно манипулируют хозяева этого мира. Иными словами, человек Запада становится сторонником социализма в той мере, в какой он осознает антикультурность (=антигуманность, =антисоциальность) существующей мировой экономико-политической системы. Когда же он не только осознает это, но и на практике крутых изломов истории убедятся в том, что реально является не более чем функцией глобальной гегемонии капитала, он начнет (а сотни тысяч, если не миллионы уже начали) действовать, изменяя институты и формы существующей экономической и политической организации в своих странах и мире в целом с тем, чтобы открыть простор тому пространству культуры и человека, их свободы, о котором как о высшей цели и ценности пишут и В.М.Межуев, и автор этого текста». В такой новой постановке вопроса о механизме перехода к коммунизму (социализму?) также содержится немало вопросов. Во-первых, на чем основана точка зрения, что в «царство свободы» будет неравномерно, но взаимосвязано входить все человечество? Где доказательство этого вывода? Во-вторых, так и не раскрыт механизм осознания массами антикультурности (=антигуманности, =антисоциальности) существующей мировой экономико-политической системы в условиях действия мощного механизма разрушения человеческих ценностей. В-третьих, на каких фактах основано утверждение, что «…сотни тысяч, если не миллионы уже начали<...>действовать, изменяя институты и формы существующей экономической и политической организации в своих странах и мире в целом с тем, чтобы открыть простор тому пространству культуры и человека, их свободы»? Конечно, оптимизм – великая вещь. Но в науке требуется обосновывать свои выводы, а не просто декларировать изящные мысли о свободе и творчестве, причем ставя их во главу угла своей социальной философии. И завершая анализ статьи /4/, не могу не обратить внимания на очередное противоречие в высказываниях А.Бузгалина. В конце статьи он восхваляет достижения СССР: «…важнейшим достижением Октябрьской революции стали не Днепрогэс и Спутник как таковые, а те миллионы (хотя, к сожалению, не миллиарды) людей, которые по всему миру – и прежде всего в СССР – жили и работали не ради денег и не ради власти. Им было интересно и талантливо творить новую жизнь, новую культуру. Не просто книги и фильмы, знания и космические корабли, но культуру как пространство и время неотчужденного бытия человека, неотчужденных человеческих отношений – культуру как пространство коммунизма (выделение жирным шрифтом и курсивом мое)». А в примечании №11 к статье /4/ он пишет совершенно противоположное: «Я уже не раз писал, что советская система при всех ее достижениях в области науки, образования и искусства была весьма далека от создания адекватных социально-экономических и политических предпосылок для прогресса культуры (тоже мое)». Одно могу сказать – это не диалектика, а элементарная двуличность. Теперь перейдем к знакомству с еще одной статьей А.Бузгалина – «Социализм: методолого-теоретические проблемы исследования» (eandreeva71, 2009-11-02).м /5/. Уже в самом ее начале А.Бузгалин выделил основные тенденции в определении понятия «социализм». Они в его редакции следующие: «К ним относятся, во-первых, различные варианты отождествления теоретической модели социализма с «социализмом», реально существовавшим в СССР и других странах «мировой социалистической системы»; во-вторых, те или иные трактовки процессов социализации, движения к социальной справедливости и т.п.; в-третьих, различные теоретические модели посткапиталистического общества, предполагающие снятие (т.е. отрицание с удержанием положительных достижений) частной собственности, эксплуатации и – шире – социально-экономических основ отчуждения. Для авторов наиболее близка третья позиция. Процесс же социализации мы считаем правомерным рассматривать как развитие элементов социализма внутри переходных (от старой системы к новой) отношений, в той или иной мере характерных для экономики ХХ-ХХI веков». Итак, позиция тандема определилась сразу же в этом абзаце. Они сторонники третьей позиции. Тандем отмежевался от позиции социал-демократов, отождествляющих социализм с капиталистической системой, в которой существует блок социальных услуг, финансируемых государством (к слову сказать, постоянно сокращающихся из-за нарастающего экономического кризиса в западных странах). Отмежевался тандем и от т.н. модели того
социализма, который существовал в СССР и других странах, которые или вернулись
в лоно капитализма, или же продолжают существовать и развиваться. И именно в
этом отказе от реального социализма (который ими недаром взят в кавычки) кроется
отступление школы критического марксизма от самого марксизма. Конечно,
теоретически можно выстраивать самые различные модели социализма и все они
могут быть научно обоснованы (мною, кстати, в монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества»
также предложена модель демократического
социализма, разработанная с учетом позитивного и негативного опыта СССР),
но история породила в СССР и во множестве стран Европы, Азии и Латинской
Америки реальный социализм, который абсурдно брать в кавычки, ибо это был и
есть настоящий
социализм. Другого социализма в истории не было. Этот реальный
социализм может отличаться от идеальных моделей, которые предложат социологи и
политэкономы, но различия между моделями и действительностью еще не
свидетельствует о том, что историческая практика революционного творчества
породила нечто, что следует обязательно ставить в кавычки, отказывая
существовавшим и существующим общественным системам в праве быть и называться социализмом. Мне, например, тоже
многое не нравилось в социализме, который существовал в СССР, особенно
диктатура партийно-государственного аппарата и сопряженная с ней сверхцентрализация
регулирования экономики. Но это совсем не означает, что я должен общественный
строй Советского Союза, который канул в Лету, не признавать в качестве
социализма (см. мою статью «А был ли в
СССР социализм?» (www.proza.ru/avtor/estland). Как понимает тандем суть тех процессов, которые происходили в СССР? Вот их интерпретация: «…экономика СССР появилась не случайно. Это был ответ на вызов «ловушки ХХ века», когда новые общественные отношения должны были возникнуть в силу остроты социально-политических противоречий, но не могли возникнуть в адекватных формах в силу неразвитости технологической и культурной базы. В результате возникла система, приспособленная к условиям индустриализма и жесткого военного противостояния. Эта система с момента своего рождения была неадекватна тем объективным вызовам новому обществу, которые «предъявляют» условия рождения постиндустриальной системы, она могла относительно успешно жить лишь в прежних условиях (выделение жирным шрифтом и курсивом – мое). Необходимость перехода к новой экономике привела к объективной необходимости качественного изменения советской системы, что в СССР и странах ЦВЕ оказалось невозможно в силу социально-политических причин». Спрашивается, в чем же состояла неадекватность объективным вызовам нового общества, т.е. постиндустриальной системы (социализма или коммунизма?)? А эта, как уже тандем выше писал, неадекватность состояла в несоответствии той модели, которую он изобрел и считал оптимальной. Для пояснения своей мысли приведу, может быть, не совсем удачную аналогию. Рождается некий человек. И некие специалисты, оценивающие новорожденного, сравнивая его с «оптимальным человеком», обнаруживают определенные отклонения от оптимальной модели. Например, как это делали фашисты, отбирая славянских детей для пополнения численности арийской расы и посылая их в приюты «Лебенсборна». Если цвет глаз был не голубым, а волосы темного цвета, то ребенок уже не подходил под стандарты полноценного арийца, а, следовательно, его нельзя было назвать человеком и он подлежал уничтожению. Для тандема социализм, существовавший в СССР, не соответствовал модели, созданной школой критического марксизма, а, следовательно, он был мутантным, т.е. обреченным на вымирание. Любопытна с точки зрения критериев тандема их оценка социализма, существующего сегодня в Китае, Вьетнаме и на Кубе. Воспроизвожу ее: «В настоящее время имеется практика ряда стран, которые заявляют о развитии в направлении социализма. И это не только Китай, Вьетнам и стоящая несколько особняком Куба, но и начавшие осуществлять первые шаги в направлении радикальной социализации Венесуэла и Боливия. Мы согласимся с либеральными критиками в том, что Китай и Вьетнам все больше эволюционируют в направлении «нормальной» капиталистической экономики. Однако в этих странах присутствуют и некоторые ростки новой социально-экономической организации (от ассоциирования мелкого частного бизнеса до долгосрочных государственных программ «выращивания» высокотехнологичных ТНК), изучение которых представляет немалый интерес. Что же касается опыта Кубы и отчасти похожего на него опыта первых шагов социализации в Венесуэле, то здесь можно найти немало принципиально важных элементов экономики будущего. В частности, это практика достижения высокого уровня развития человеческих качеств (медицина, спорт, образование, высокая культура, низкий уровень преступности и т.п.) в условиях относительно низкого уровня развития технологической базы и экономической блокады (что особенно болезненно в условиях глобализации)». Из вышеприведенной выдержки следует не только то, что критерии тандема сомнительны, ибо он просто-напросто не понимает, что такое социализм как переходная стадия от капитализма к коммунизму, не говоря уже о его приверженности к авторитету либеральных социологов (попробуй не посчитаться с их мнением – сразу окажешься ретроградом). Однако продолжим следить за рассуждениями тандема относительно социализма в СССР. Тандем утверждает следующее: «…мы исходим из того, что причины возникновения и распада советской системы были в основе своей одни и те же». Какой вывод напрашивается из данного утверждения тандема? Если причины возникновения и распада советской системы были по существу одни и те же, то это в соответствии с элементарной логикой означает, что не было принципиальной разницы между общественной системой, существовавшей в царской России, и системой, существовавшей в СССР. Наверное, не надо быть марксистом, чтобы признать это утверждение не просто ложным, но даже абсурдным. Неужели в СССР 1990-х годов господствующей была частная собственность на средства производства? Неужели структура и масштабы производительных сил дореволюционной России и Советского Союза перед его крахом были сопоставимы? Неужели социальная сфера СССР и царской России были тождественны? Неужели международное положение СССР и царской России было схожим? Продолжаю цитирование причин распада СССР: «В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией «мутантного социализма». Под последним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы (выделено жирным шрифтом и курсивом мной), находившейся в начале общемирового переходного периода от капитализма к коммунизму. Это общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к коммунизму». В главе 5 моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества») я пишу: «В числе внутренних причин, приведших к краху социализма в СССР, вне сомнения, определяющими были политические: как субъективные (личные качества М.Горбачева, проигравшего в противоборстве с Б.Ельциным), так и объективные (противоречие между диктатурой партийно-государственного аппарата и социалистическими экономическими отношениями, выражавшимися, в частности, в чрезмерно централизованной системе управления, которая вызвала ответную реакцию в форме сепаратистского движения; в тотальном противостоянии народа и государства; в перерождении многих функционеров и чиновников партийно – государственного аппарата; в волюнтаристской и некомпетентной экономической политике, доведшей при М.Горбачеве народное хозяйство до паралича)». Однако объективно общественная система СССР, повторяю, не была тупиковым в историческом смысле слова вариантом, она была способна развиваться в сторону демократического социализма с последующим переходом к коммунистическому обществу. Но лидеры школы критического марксизма продолжают настаивать на своем – социализм в СССР был мутантным изначала и поэтому тупиковым. Есть смысл рассмотреть их аргументы, чтобы до конца осмыслить всю глубину их заблуждения. «Во-первых, заметим,- пишут они, - что исследователям, пишущим работу о социализме на рубеже XX-XXI веков, трудно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того, что был в странах мировой социалистической системы, человечество не знает (разве это не так? - мое). Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией. Эта очевидность, однако, является ничем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем в нашем исследовании без выделения сущностных тенденций не обойтись. Эти сущностные тенденции рождения царства свободы, равно как и ростки социализма как интернационального процесса перехода к новому обществу, мы постарались показать выше на основе анализа объективных процессов заката царства необходимости и позднего капитализма постиндустриальных технологий и творческого труда, пострыночного регулирования, освобождения труда. То, что эти сущностные черты рождающегося нового общества не приобрели адекватных форм и не смогли развить присущий им потенциал прогресса производительных сил, человека как Личности и позволяет квалифицировать прошлое наших стран как мутантный социализм. Следовательно, мы можем заключить, что в странах «мировой социалистической системы» был искажен не некий «идеал» социализма. Речь идет о том, что реальная общеисторическая тенденция перехода к царству свободы и адекватные ей реальные ростки социализма развивались в мутантном, уродливом от рождения виде. Это касается ростков и пострыночной координации, в частности, успешного и планирования экономики и ассоциированного присвоения общественного богатства, и социального равенства, и новой мотивации, и особых ценностей, и культуры (подчеркнуто мною)». Все в этой фразе перевернуто с ног на голову (особенно вызывает недоумение то, что даже ростки социализма были мутантными!). В ответ на критику их позиции по отрицанию исторического факта – существование социализма в СССР - тандем утверждает, что историческая действительность – это превращенная форма, а ее сущность – это мутантный, тупиковый социализм. Исследователям надо видеть не превращенную форму, а сущность. Если ты видишь восход солнца, то твое видение – это превращенная форма сущности – глубокой ночи, которую способны увидеть только философы школы критического марксизма. Не верь глазам своим! Как говорил по этому поводу Козьма Прутков, «Если у тебя есть фонтан, заткни его; дай отдохнуть и фонтану. Зри в корень!» Тандему, которому одному удается сзватить за хвост жар-птицу подлинной сущности, а не превращенной формы, видишь ли, подавай идеальный, чистенький, без пятнышек социализм, который не был бы искажен противоречиями, рожденными логикой развития революционного процесса. А вот мутантный социализм вместо того, чтобы без всяких проблем породить «царство свободы», существенно отклонился от оптимального пути трансформации «царства необходимости» в это самое «царство свободы». И произошло это изначально, ибо таков был материал, из которого образовался мутантный социализм. Россия изначала не была тем обществом, которая способна была породить идеальный социализм. Революция сразу же родила урода, который был обречен (как славянские дети для фашистов) на гибель. И совсем не жаль того, что его загнали в гроб в 1991 году. Туда ему и дорога! В коммунизм, т.е. в «царство свободы» пускают только голубоглазых блондинов. Думаете, уважаемый читатель, что я утрирую? Почитайте следующее и Вы убедитесь, что моя трактовка еще мягкая и неполная, ибо она не учитывает той «истины», что в СССР мутантный социализм на самом деле был государственным капитализмом: «Особенности «среды» – уровень развития производительных сил, социальной базы социалистических преобразований, культуры населения России и международная обстановка – привели к тому, что из имевшихся в «депо мутаций» элементов возникавшей тогда системы наибольшее развитие и закрепление постепенно получили процессы бюрократизации, развития государственного капитализма (выделено жирным шрифтом и подчеркнуто мною) и другие черты, породившие устойчивую, но крайне жесткую, не приспособленную для дальнейших радикальных изменений систему. В результате возник мутант процесса генезиса царства свободы (коммунизма). Так сложился организм, который именно в силу мутации был, с одной стороны, хорошо приспособлен к «среде» России и мировой капиталистической системы первой половины и середины ХХ века, но с другой (по тем же самым причинам) – далек от траектории движения к коммунизму, диктуемой закономерностями и противоречиями процесса нелинейного отмирания, прехождения мира отчуждения». Читатель, правда, перед нами - замечательный образец научного стиля! Или как Вам нравится следующая выдержка, в которой авторы противоречат сами себе: «Реальный социализм» продемонстрировал глубочайшие противоречия в этой сфере: массовое интеллектуальное и физическое подавление индивида и революционные позитивные подвижки в развитии образования, медицины, культуры (выделено жирным шрифтом и курсивом мною) и т.п. общеизвестны»? Вот так! И все это называется не иначе, как творческим развитием марксизма! Недаром тандем пишет: «…к началу новой эпохи – перехода к глобальному обществу знаний – общественно-экономический строй «реального социализма» оказался неподготовлен. И здесь мы согласны с либеральными критиками социализма». Вот, наконец-то, мы услышали честное и откровенное признание: в вопросе о сущности социализма в СССР позиция школы критического марксизма совпадает с позицией либеральных критиков социализма. Да здравствует Д.Белл – основатель школы постиндустриального общества! Хватит нянчиться с К.Марксом! Ведь все, кто обладает хоть мало-мальски развитым креативным разумом, могут сегодня даже через превращенные формы капитализма лицезреть его сущность - социальные отношения, создаваемые новыми сетями информации (от обмена информацией между исследователями с помощью компьютеров до широкой социальной однородности, образуемой с помощью национального телевидения), не являются больше трудовыми отношениями индустриального общества. Любой из читателей может на своем опыте уже сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, испытать, что значит принципиально новые отношения в постиндустриальном обществе Д.Белла и тандема: эту новую «модель на практике может проверить каждый, направившись поработать в хорошую общедоступную библиотеку». Покончив с мутантным социализмом в СССР и других странах, тандем снова обратился к своей идеальной модели социализма. Сначала авторы определяют наиболее общие характеристики идеальной модели социализма. Они следующие: «Мы показываем, что социализм есть:
«Земля тряслась - как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой...» Сюда
тандемом включены многообразные социально-творческие, социально-освободительные
движения и структуры. Социализм должен представлять
собой всемирную открытую добровольно
сформированную сеть, социальное пространство которого будет лишь
частично совпадать с границами прогрессивных государств, разворачиваясь как
сетевая структура, объединяющая людей, социальные организации и движения, культурные
феномены и практики – всю совокупность феноменов, снимающих социальное
отчуждение и т.д. все в том же духе. Уже сегодня любой из нас, живя в
буржуазном обществе, может побывать в социализме. Для этого совсем не
обязательно посетить публичную библиотеку, но вполне достаточно записаться в ту
или иную малую неправительственную организацию, например, в общество защиты
животных или в такую структуру, как Pussy
Riot. Переводя на простой общепонятный язык, социализм – это не обязательно конкретное сообщество людей в рамках определенной территории, а им может быть социальное пространство, которое образовано любым социально-освободительным движением или структурой в любой стране (даже капиталистической), той или иной культурной практикой, которая снимает социальное отчуждение. Откройте в Google раздел «социально-освободительное движение» и Вы там обнаружите множество таких движений, цели которых самые различные (от националистических до гуманистических). Например, социально-экономическое движение западных армян или жителей Татарстана, отряды коммунистов, входящих в различные партии в России, самые различные экологические, антивоенные движения и т.д. Или движение йогов, союзы художников, спортивные клубы и т.п. Если бы тандем рассматривал человеческие качества социалистов и коммунистов, многообразных творческих структур и т.д. в качестве созревающих предпосылок становления социализма в недрах капиталистического общества, то авторов новой концепции социализма можно было бы еще понять. Но когда они предлагают считать социализмом буквально все на свете, что снимает социальное отчуждение, то это уже не наука, а в лучшем случае фантастика. Не менее странным является отнесение ими
к социализму процесса, предполагающего «…борьбу за экономическую,
социальную, политическую власть, а потому – качественные изменения (революции),
причем не только социально-экономические, но и
политические…». Процесс и есть процесс, который может привести к
становлению социалистического общества, но может и не привести. А отождествлять
процесс с общественным устройством – это уже нонсенс. Нельзя же законы
квантовой физики механически переносить в общественные науки. Далее тандем излагает свое понимание важнейших
материально-технических и
социально-экономических предпосылок рождения нового общества, т.е. социализма. Я не буду в данном случае цитировать весь текст,
который этой проблеме посвящен. Остановлюсь только на том, с чем я не могу я не
могу согласиться. Тандем утверждает, что «развитие постиндустриальных технологий и соответствующих им содержания и форм организации деятельности, ее структуры требуют снятия прежнего тезиса об обобществлении как материальной предпосылке социализма». На этот раз мы имеем систему аргументов, призванных подтвердить вышеприведенное утверждение. Рассмотрим эти аргументы. Процесс обобществления как таковой, действительно объективен (хотя и нелинеен!), но только для индустриального материального производства. Творческая деятельность носит с самого начала всеобщий характер, ибо предполагает и полагает непосредственную кооперацию с широчайшим и принципиально неограниченным кругом сотворцов. Творческая деятельность создает даже не общественное, а всеобщее благо. Таким благом является результат любого творчества – научное открытие, произведение искусства, социальная инновация и т.п. Это
благо по определению является неограниченным: его может «потреблять» сколь
угодно широкий круг лиц, его от этого «не убудет». Более того, чем шире круг «потребителей»
(кооперирующихся с творцом лиц), тем большее прирастает это благо. Рынок
с его ограничением возможностей кооперации рамками частной собственности и
предпосылкой ограниченности благ и безграничности потребностей становится
неадекватен для развития такого типа деятельности. Несмотря на ограничения, накладываемые
капиталистическим рынком, выявляется закономерность - чем больше в некоторой сфере роль неотчужденной творческой
деятельности, тем более для нее характерны пострыночные общественные формы
организации (в качестве иллюстрации представьте себе линию: фундаментальная
наука, прикладная наука, массовое производство). Современная экономика реагирует на развитие этого процесса двояко. С одной стороны, развиваются сети, в которых знание, образование, культура создаются и используются как общественные блага. С другой, активно формируются рынок интеллектуальной собственности и система прав частной собственности на нее. Соответственно, все острее встает вопрос о том, каким будет ответ на вызовы все активнее развивающейся креатосферы (сферы сотворчества). Целью всех вышеперечисленных аргументов является доказать, что в капиталистическом рыночном хозяйстве развитие постиндустриальных технологий и соответствующих им содержания и форм организации деятельности, ее структуры объективно не порождает обобществления в этом секторе общественной трудовой деятельности («Процесс обобществления как таковой, действительно объективен<...>но только для индустриального материального производства»). Спрашивается, а разве творческая деятельность, которая носит с самого начала всеобщий характер, создавая даже не общественное, а всеобщее благо, являясь неограниченным с точки зрения круга потребителей, предполагает и полагает непосредственную кооперацию с широчайшим и принципиально неограниченным кругом сотворцов, не является, наоборот, аргументом в пользу тезиса об объективном характере обобществления этого вида деятельности? Действительно, система прав частной собственности на продукты творческой деятельности, является препятствием на пути обобществления, осуществления кооперации с широчайшим и принципиально неограниченным кругом сотворцов, и она должна быть снята в процессе революционного преобразования общественного производства. У меня нет никаких сомнений, что четыре первых аргумента, якобы работающих в поддержку концепции тандема, по существу своему являются контраргументами и доказывают обратное – процесс обобществления происходит при капитализме и в сфере творческой деятельности. Кооперация труда, которая в сфере материального производства все в большей мере приобретает глобальный характер, имеет место и в сфере интеллектуального творчества, кстати, в части создания новейших технологий, во многом предназначенных для использования в производстве материальных благ и услуг. Контраргументом является и пятый аргумент, а именно закономерность - чем больше в некоторой сфере роль неотчужденной творческой деятельности, тем более для нее характерны пострыночные общественные формы организации. А ведь общеизвестным фактом является то, что сегодня крупнейшие ТНК развиваются на основе применения новейших технологий, материалов и источников энергии. Капитал, функционирующий не только в масштабах отдельного государства, региона, но и в рамках общемирового рынка, определяет содержание нового этапа обобществления производства, доказывая тем самым правоту истинного марксизма. Процесс обобществления производства тесно связан с возрастающей ролью научно-технической информации, стандартизации и унификации изделий и технологий в развитии экономики. Наиболее важные и развитые формы организационно-экономических отношений, связанных с этими компонентами, выходят за рамки отдельных крупнейших корпораций и охватывают всю организацию экономики капиталистических стран. И наконец, последний шестой аргумент (развиваются сети, в которых знание, образование, культура создаются и используются как общественные блага) разве не доказывает обратное тому, что утверждает тандем. Одним словом, на мой взгляд, процесс
создания новейших технологий, основанный на творческом труде, все в большей
мере преодолевает узкие рамки, устанавливаемые частной собственностью на
средства производства, и служит могучим фактором, обеспечивающим повышение
уровня обобществления производства. Иначе говоря, все на самом деле происходит с точностью наоборот. Тезис, выдвигаемый тандемом о том, что научно-технический прогресс как продукт творческого труда уничтожает одну из важнейших предпосылок становления социализма, наносит страшной силы удар по марксизму. Следующий вопрос, по которому невозможно согласиться с точкой зрения школы критического марксизма, касается сущности экономических отношений при социализме. Обратимся к тексту статьи /5/. Тандем утверждает следующее: «На уровне социо-культурных изменений это переход от господства различных форм духовного производства (идеологий, религий, масс-культуры) к доминированию культурно-творческого диалога. И здесь мы смыкаемся с широким потоком исследователей-культурологов, особенно принадлежащих к школе Сартра. Такой подход позволяет, во-первых, выйти за узкие рамки трактовки социализма лишь как общества, сменяющего частную собственность общественной и позволяющего передать в распоряжение общества (по сути дела – государства) создаваемую наемными рабочими прибавочную стоимость. Проблема разворачивается в задачу формального и реального освобождения труда, т.е. не только преодоления всех (в том числе – свойственных «реальному социализму») форм отчуждения, но и развития реально свободной деятельности (творчества), способностью к которой, как показано еще в 60-е гг. и ранее в работах философов и психологов-марксистов (Ильенков, Леонтьев, Выгодский, Лурия и мн. др.), обладает каждый, и поле для которой бесконечно – от деятельности новаторов в сфере технологий, ученых, художников до наиболее общественно значимых сфер – труда воспитателя в детском саду, садовника, учителя и врача». Отмечу два существенных момента, которые противоречат марксистской теории. Во-первых, об отчуждении труда (правильнее работников) при «реальном социализме» надо полагать от средств производства. В СССР все трудящиеся, точнее – все граждане, были сособственниками общенародных средств производства, и никакой эксплуатации трудящихся не было. В параграфе «2.4.2.Пропорции общественного воспроизводства и закон распределения» в монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» я пишу: «…для работников весь национальный доход являлся необходимым продуктом, так как он использовался для удовлетворения как их личных, так и их же общественных потребностей. Та часть национального дохода, которая предназначалась для удовлетворения общественных потребностей работников, не являлась для них чуждой, а тем более аналогичной прибавочной стоимости при капитализме, ибо она должна была использоваться в их же собственных интересах (согласно схеме воспроизводства ОП, для нужд государственного управления, НИОКР и обороны). В СССР, как это было доказано в начале данной главы, не было эксплуататорских классов, которые присваивали прибавочный продукт. И хотя работникам необходим был весь затраченный ими труд, тем не менее, в процессе создания национального дохода их рабочее время делилось на две части: первая предназначалась на создание продукта для удовлетворения их личных потребностей («продукт для себя»), вторая – на создание продукта для удовлетворения их общественных потребностей («продукт для общества»). Вторая часть их рабочего времени – это был их долг как сособственников по обеспечению нормального функционирования общества в целом. Ее никоим образом нельзя отождествлять с изъятием прибавочного продукта при капитализме». Во-вторых, тандем рассуждает все время о творческом труде всех работников, кроме тех, которые заняты непосредственно материальным производством. В действительности же в любом виде труда в той или иной мере всегда присутствует творческий момент. Более подробно моя позиция в этом вопросе изложена в параграфе 1.2.1. «Антикапиталистические» концепции» в монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества». Далее. Весьма спорным представляется следующее утверждение тандема: «…переход к новому обществу ставится в зависимость от продвижения к новому типу деятельности (в современной терминологии – постиндустриальной революции), а не только изменения общественных отношений. На индустриальной стадии рождение нового общества становится возможным лишь как первые пробные шаги, почти неизбежно вырождающиеся вследствие недостаточного уровня развития материальных предпосылок и человеческих качеств, подобно тому, как капиталистическая система оставалась фрагментарной и неустойчивой в доиндустриальный период формального подчинения труда капиталу». История в ХХ веке показала, что рождение социализма вполне возможно и на индустриальной стадии развития процесса общественного воспроизводства. И крах социализма в СССР и в странах Восточной Европы был обусловлен противоречиями между базисом и надстройкой. Кстати, и сам тандем несколькими страницами выше пишет, что «прогресс производительности труда и технологий привел к такому уровню развития, когда обеспечение названных условий реализации человеческих качеств (достижение достаточного уровня удовлетворения потребностей за счет перераспределения созданного национального дохода – мое) становится возможным: для него достаточно достигнутого уровня накопления материальных благ. Этот текст – не место для детальных расчетов, но элементарная прикидка показывает, что даже сегодняшнего (2007 г.) уровня мирового ВВП (около 10000 долларов на человека), достаточно для обеспечения уровня развития человеческих качеств всех граждан Земли почти в 2 раза более высокого, чем в нынешней России ($3410 на душу)». Следующей работой А.Бузгалина, посвященной социализму, является «Неомарксизм как теория перехода» (admin, 2006-10-16) /6/. Начинается она с раздела «Неомарксизм как теория перехода "по ту сторону" собственно материального производства: трактовка постиндустриальных тенденций как предпосылок генезиса царства свободы». Первый раздел, озаглавленный «Если теория не подтверждается практикой, то тем хуже для практики» А.Бузгалин завершает следующим общим выводом, характеризующим основные тенденции современной эпохи в мировом масштабе: «Постиндустриальные технологии, доминирование творческой деятельности, новых "ресурсов" (неограниченно-открытых для "потребления" знаний, феноменов культуры) мотивов и ценностей (прежде всего связанных с самореализацией человека в деятельности-общении, ростом свободного времени как времени гармоничного развития человека) - все это проявления "заката" эпохи доминирования материального производства, общественной экономической формации. Этот процесс уже начался в мире, хотя и идет крайне неравномерно. Более того, он ознаменовался новым этапом в развитии буржуазной общественной системы, который мы назвали бы глобальной гегемонией корпоративного капитала». В принципе А.Бузгалин верно охарактеризовал эти тенденции, правда, значительно преувеличив, как всегда, феномен, именуемый им как «доминирование творческой деятельности, новых "ресурсов" (неограниченно-открытых для "потребления" знаний, феноменов культуры) мотивов и ценностей (прежде всего связанных с самореализацией человека в деятельности-общении, ростом свободного времени как времени гармоничного развития человека)». Опираясь на этот тезис, А.Бузгалин
приходит к выводу, что в современном мире происходит «смена доминанты: от
материальных ресурсов и утилитарных потребностей к культурным ценностям». То,
что происходит изменение структуры потребностей в масштабах всего человечества
в направлении возрастания удельного веса нематериальных (политических и вообще
духовных потребностей), возражения у меня не вызывает, хотя надежная статистическая
база для подтверждения этого вывода отсутствует. Однако бесспорно то, что пока
доминирующими в среднем для человека в мировом сообществе являются все-таки
материальные (экономические) потребности, а не потребности в культурных
ценностях, т.е. преждевременно говорить о смене доминант. Для того чтобы
убедиться в этом, достаточно почитать доклады МОТ. Далее А.Бузгалин рассуждает еще об одной тенденции - смене
доминанты: от репродуктивного к творческому содержанию деятельности. С первых же строк этого нового подраздела возникают вопросы. Воспроизвожу первый абзац: «Характеристика репродуктивной деятельности как господствующей в условиях материального производства, позволяет (по принципу диалектического отрицания) предположить, что творчество, как сущностная характеристика мира, лежащего по ту сторону материального производства, должно обладать параметрами, снимающими ее основные черты». Сомнительная часть этого утверждения выделена мной курсивом. С какой стати, А.Бузгалин заявляет, что творчество лежит по ту сторону материального производства? Творчество, повторяю, всегда было присуще труду человека, начиная с первобытных времен. Творчество на протяжении сотен тысяч лет обеспечивало прогресс материального производства. Неужели эти азбучные истины неизвестны нашему марксисту, ослепленному трудами своих западных коллег? И вторая часть этого предложения, в которой А.Бузгалин утверждает, что творчество снимет основные черты материального производства, это, мягко говоря, нонсенс. При социализме, а в дальнейшем и при коммунизме материальное производство никуда не исчезнет, оно будет лежать в основе воспроизводства жизни человека. А творчество будет сводится не только к саморазвитию человека, но и оставаться важнейшим фактором трудового процесса по созданию материальных и духовных ценностей. Поэтому никак нельзя согласиться с тем, что творчество в «царстве свободы» «не может осуществляться в рамках общественного разделения труда». Из этого нелепого утверждения косвенно вытекает и такой абсурдный вывод, что при коммунизме вообще исчезнет разделение труда. Спрашивается, а каким образом в этом случае будет обеспечиваться удовлетворение всей гаммы многообразных потребностей человека? Например, хотя бы лечение зубов? Неужели все трудоспособные члены общества будут владеть всеми сотнями тысяч специальностей, т.е. все будут не только учеными (одновременно во всех областях науки), художниками, садоводами, но и стоматологами? Кстати, более реалистичную и взвешенную трактовку проблемы разделения труда при коммунизме дает А.Колганов, который в /7/ пишет: «До сих пор остается гораздо менее ясным, в какой мере освобождение человека от калечащего его подчинения разделению труда будет происходить путем либо универсализации его функций, либо широко распространенной перемены труда. В какой мере, и, главное, на какой основе станет возможно обойтись без развития узкой специализации человека? Ведь даже в т.н. творческих профессиях необходимость такой специализации для достижения высоких результатов пока остается реальностью. Вероятно, она и не может быть устранена полностью – будет лишь создана ограниченная только собственными способностями человека возможность перехода к любым видам деятельности. Единственное, что обязательно должно быть выведено за рамки узкой специализации, так это занятия, не предполагающие значительной доли творческих функций (тяжелый неквалифицированный труд)». Безграничный примитивизм характерен и для следующего высказывания А.Бузгалина: «Результатом творческой деятельности является не только культурная ценность (и, может быть, даже в первую очередь не культурная ценность), но и саморазвитие человека в процессе творческой деятельности. Здесь изменяется само содержание труда. Последний превращается в деятельность по созиданию (и саморазвитию) человека. Продукт творческой деятельности - книга, научная теория или что-то еще, являются своего рода "побочным" результатом, ибо человек, осуществляющий творческую деятельность, преследует прежде всего один (причем в некотором смысле эгоистический) интерес - интерес самореализации, интерес творчества».. Начнем оценку вышесказанного с того, что, согласно А.Бузгалину, содержанием труда в «царстве свободы» становится созидание и саморазвитие человека. Интересно было бы узнать, а как будет именоваться в этом царстве-государстве А.Бузгалина деятельность по созданию всех видов благ, необходимых для удовлетворения потребностей человека? До сих пор эта деятельность именовалась трудом. Или если труд, как таковой, т.е. деятельность по производству продуктов и услуг, а также энергии и информации исчезнет, то, видимо, люди, согласно взглядам А.Бузгалина, с утра до вечера, в этом фантастическом обществе будут без перерыва трудиться над самосовершенствованием и самосозиданием. Правда, будет у этой деятельности и побочный результат – книги, научные теории или что-то еще. Возможно, что за этим «что-то еще» и скрывается то, что требуется людям для выживания – одежда, обувь, продукты питания, жилище и.т.п. Но тандем не был бы тем, что он есть на самом деле, если бы он был последователен в своем «творчестве». Буквально вслед за вышесказанным (снятие основных черт материального производства, новое содержание труда) они вдруг делают разворот на 180 градусов и уже отрицают только что написанное ими: «Переход к творческой деятельности существенно изменяет содержание рабочего и свободного времени. В новых условиях свободное время (будучи, как и прежде, периодом, когда человек не занят репродуктивным трудом) становится временем, в течение которого человек может развиваться как свободная творческая личность, как личность, обладающая потенциалом творческой деятельности. Сказанное позволяет сделать вывод, что в "царстве свободы" рабочим является время, которое необходимо затратить на репродуктивную деятельность (напомним: она всегда будет иметь место, хотя и сокращается). Свободным будет время (еще раз подчеркнем это) творческой деятельности, общения, развития человека и его рекреации как личности в различных формах. Соответственно, мера развития "царства свободы" может определяться соотношением свободного времени и рабочего времени, которым располагает данное общество». Напомню, что несколькими строками выше А.Бузгалин писал нечто прямо противоположное: «…свободное время, которое на самом деле соединяется с временем труда». Откровенно говоря, мне как-то неудобно перед читателями за столь подробный критический разбор творчества школы критического марксизма. Но поставьте себя в мое положение. Уж если взялся за гуж, то не говори, что не дюж. Правда, у читателей всегда есть возможность прекратить чтение моего очерка и вообще забыть про творчество тандема. Возможно, это было бы самое правильное решение. Лучше, наверное, обратиться к первоисточникам, т.е. к произведениям западных социологов. Ну, а я просто вынужден продолжать начатый «креативный» труд… А.Бузгалин решил поставить точки над i и чтобы не оставалось ни у кого никаких сомнений, что же поистине революционного будет происходить в «царстве свободы», он подытожил свои рассуждения следующим фундаментальным выводом: «…уместна своего рода аналогия между "производством" творческой личности как главным "средством" прогресса постиндустриального общества и производством средств производства как главным средством прогресса индустриального общества (в последнем, напомним, именно увеличение индустриального потенциала, постоянного капитала является главным технико-производстенным орудием роста общественного богатства). Иными словами, в "царстве свободы" формирование "человека культурного" является своего рода аналогом производства средств производства в "царстве экономической необходимости". Тем самым образование и воспитание становятся своего рода "первым подразделением" общественной деятельности в рамках мира культуры. Я не против переименования общества в «мир культуры», но никак не могу согласиться с тем, что А.Бузгалин под средствами производства в постиндустриальном обществе предлагает понимать только творческую личность. До сих пор в состав средств производства в "царстве экономической необходимости" я включал 1) рабочую силу, 2) орудия труда, 3) производственные здания, сооружения и помещения, где осуществляется процесс производства, 4) технологию, 5) энергию. Я уже не говорю о том, что А.Бузгалин продолжает отождествлять индустриальное общество с капитализмом, в котором, согласно его разумению, увеличение индустриального потенциала, постоянного капитала является главным технико-производстенным орудием (?) роста общественного богатства. Приравнять средства производства к постоянному капиталу, индустриальному капиталу, назвав этот капитал еще и орудием роста общественного богатства, – это значит не знать азов марксистской политэкономии, которая в состав производительных сил помимо средств производства включает еще также землю и полезные ископаемые, а в состав капитала - также и предметы труда (сырье, материалы и т.п.), не говоря уже о затратах на приобретение рабочей силы (переменный капитал). Ну и под занавес следует его «вклад» в
теорию воспроизводства, суть которого состоит в том, что А.Бузгалин считает,
что «спецификой творческой деятельности, однако, является не столько
разделенность, сколько синкретичная сращеность, слитность этих двух
"подразделений" (речь идет о сращивании первого и второго
подразделений – мое), ибо, как уже говорилось, творчество есть деятельность, в которой одновременно развивается ее
субъект и создается культурная ценность». Как
показывает теория и практика, в действительности речь должна идти не о
сращивании подразделений общественного производства, а, наоборот, об их
увеличении их числа, о дифференциации процесса общественного воспроизводства
(см. параграф 2.4.2. «Пропорции
общественного воспроизводства и закон распределения» монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз
судьбы человечества). Наконец-то настало время вновь обратиться к творчеству А.Колганова, который в eandreeva71, 2010-03-31 опубликовал работу под названием «СОВРЕМЕННЫЙ СОЦИАЛИЗМ. МАРКСИСТСКАЯ ВЕРСИЯ» /7/. Интересно, что нового он предложил читателям спустя 20 лет после публикации книги «Путь к социализму. Трагедия и подвиг». Вышеназванная работа, оказывается, является составной частью учебника (в «Альтернативах» опубликованы четыре части, посвященные социализму). И начинает он со вступления, в котором сразу же объявляет читателям, что «социалистическое общество пока не является полномасштабной реальностью, и материал для его изучения поневоле ограничен». Однако нас может вдохновлять уже то обстоятельство, что А.Колганов использует понятие «социалистическое общество» и тем самым как бы признает (правда, не полномасштабной реальностью) его существование в истории человечества. Он даже пишет о том, что существовала и «мировая система социализма», правда, при этом он использует по понятной причине кавычки (ну а как еще писать, если это не полномасштабная реальность, а нечто похожее на призрак?). Довольно любопытным представляется отношение А.Колганова к проблеме взаимосвязи понятий «царство необходимости» и «царство свободы» (его партнер по тандему А.Бузгалин так и не смог дать однозначной трактовки этой проблемы). Воспроизвожу его рассуждения на этот счет: «Не означает ли такое положение вещей, при котором общественные отношения людей «станут собственным сознательным делом», будут «подчинены их господству», что соотношение общественного бытия и общественного сознания переворачивается? Сознание общественного человека становится господствующим над его общественными отношениями, а значит, и его производственные отношения – это уже не объективные, независимые от человека общественные отношения, как их определял сам К. Маркс? И как тогда меняется концепция способа производства, как взаимообусловленного единства производительных сил и производственных отношений? Превращение развития человека «по ту сторону материального производства» в самоцель, а свободного времени – в мерило богатства, означает, по меньшей мере, приобретение сферой свободной человеческой деятельности главенствующего положения по сравнению со сферой материального производства. Но какой ответ дали бы классики марксизма на те парадоксы, которые вытекают из их собственных тезисов о скачке из царства необходимости в царство свободы (и которые я сформулировал в предыдущем абзаце)? Я не знаю». Позиция А.Колганова – честная. Он действительно не знает. На самом же деле в этой проблеме существует два аспекта, о которой школа критического марксизма не ведает (а если и знает, то молчит). Аспект первый состоит в необходимости точного определения фундаментальных понятий и уточнения терминологии в марксистской теории воспроизводства в отношении таких понятий, как «общественно-экономическая формация», «производительные силы», «производственные отношения». Об этом аспекте я пишу в монографии «К общей теории политической экономии» (части 3 и 4). Приведу лишь одну выдержку из самого начала 3-ей части монографии: «Основные
черты и закономерности всех известных истории
формаций являются сквозными,
т.е. присутствуют во всех формациях, как антагонистических, так и
неантагонистических, на всех стадиях развития человечества; изменяются только
формы их бытия. Характерными чертами, формирующими единство исторического процесса развития, являются: 1. Совокупность общественных отношений, развивающихся на основе потенциала воспроизводства. 2. Юридическая и политическая надстройка, в рамках которой развиваются также определенные формы сознания, взаимодействующие со всеми элементами общественных отношений. 3.
Единство потенциала воспроизводства и
общественных отношений представляет собой
способ воспроизводства общества. 4.
С момента появления человека на Земле
происходил процесс интеграции
отдельных, локальных сообществ, имеющих самые различные формы, в единое мировое сообщество, который до
сего времени не завершен. 5.
Между всеми тремя сегментами формации
(потенциал воспроизводства, общественные отношения, надстройка) существует
тесная взаимозависимость, взаимовлияние. Все они вместе образуют общественную
формацию. 6. В каждом конкретном обществе в данный момент времени существует определенная социальная структура, которая претерпевает изменения по мере развития системы общественных отношений. 7. Политика, право, духовная культура, нравственность обладают относительной самостоятельностью и своими собственными закономерностями развития. К общим закономерностям естественноисторического процесса развития человечества могут быть отнесены следующие: 1. Революционный характер межформационных переходов. 2. Способ производства средств удовлетворения экономических потребностей членов общества обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. 3. Идет
процесс углубления разделения труда
(как основа обобществления в социальной и экономической сферах)». Читатель, наверняка, уже обратил внимание на новые термины вместо традиционных, применяемых в философии исторического материализма и политической экономии. Желающие разобраться в этом вопросе могут обратиться к вышеназванной монографии. Аспект второй касается взаимоотношения составных частей понятия «общественные отношения», которые включают в себя и экономические отношения (см. параграф 3.2. «Общественные отношения» вышеупомянутой монографии «К общей теории политической экономии»). А.Колганов задает чуть ли не гамлетовский вопрос, – «какой ответ дали бы классики марксизма на те парадоксы, которые вытекают из их собственных тезисов о скачке из царства необходимости в царство свободы?». Их ответ был бы очень простой, и он вытекал бы из их философии исторического материализма. О нем я писал выше, комментируя высказывания А.Бузгалина о взаимосвязи «царства свободы» с «царством необходимости». Никаких парадоксов в марксистском учении нет. Они существуют только в головах лидеров школы критического марксизма. Да, кстати, и сам А.Колганов несколько выше цитирует К.Маркса по этой трудноразрешимой для тандема проблеме; надо только внимательно вчитаться и хорошенько подумать над тем, что написал К.Маркс. Я позволю себе повторно воспроизвести эту цитату из «Капитала»: «Свобода в этой области может заключаться лишь в том, что коллективный человек, ассоциированные производители рационально регулируют этот свой обмен веществ с природой, ставят его под свой общий контроль, вместо того чтобы он господствовал над ними как слепая сила; совершают его с наименьшей затратой сил и при условиях, наиболее достойных их человеческой природы и адекватных ей. Но тем не менее это все же остается царством необходимости. По ту сторону его начинается развитие человеческих сил, которое является самоцелью, истинное царство свободы, которое, однако, может расцвести лишь на этом царстве необходимости, как на своем базисе» (Маркс. К. Капитал, т. III./Маркс К., Энгельс Ф. Собр. Соч., 2-е изд. Т.25, ч. II. М: ИПЛ, 1962 с. 387). Ключевые слова К.Маркса я выделил жирным шрифтом. Научная добросовестность А.Колганова проявилась и в другом вопросе – о перспективах смены доиндустриального и индустриального производства постиндустриальным. Он пишет: «Однако современные тенденции в развитии производительных сил сохраняют в обозримой перспективе значительный сегмент производства, основанный на старых полуиндустриальных или даже доиндустриальных технологиях. Это значительная часть сферы услуг, где такие профессии, как официант, горничная в отеле, парикмахер, посудомойка, уборщица, продавец и т.д. еще не вышли в основном или хотя бы частью из сферы доиндустриального труда. Произойдет ли в этих отраслях замена ручного труда машинным? Или преобразование содержания труда произойдет на основе каких-то новых, немашинных технологий? Или же эти отрасли останутся отраслями, основанными на межсубъектном взаимодействии, где сохранится прямое обслуживание одним человеком другого? Ясного ответа на эти вопросы у нас пока нет». А.Колганов довольно тщательно анализирует в /7/ предпосылки и условия возникновения социалистических (коммунистических) отношений при капитализме, в том числе и вопрос о статусе наемного работника. При этом, рассуждая о судьбе заводского рабочего при социализме, он вновь приходит к ложному выводу о возникновении капиталистических экономических отношений в обществе, где совершена социалистическая революция (не в результате контрреволюции, а в процессе эволюции общества, созидающего социализм). «Даже ниспровержение капитала, - пишет А.Колганов, - не освобождает фабрично-заводского рабочего от его фабричного рабства, хотя бы наемное рабство уже было ликвидировано. А с сохранением первого, порождающего противоречие интересов управляющих и управляемых, умственного и физического труда, ущербность частичного работника и т.д., весьма вероятно вернется и второе (печальный опыт СССР недвусмысленно свидетельствует об этом)». Чем дальше в лес, тем больше дров. А.Колганов, сначала правильно отметил, что «в СССР в переходный период прилагались чрезвычайные усилия, чтобы поднять уровень производительных сил, явно недостаточный для формирования социалистического общества. Основными составными частями этих усилий были: индустриализация, коллективизация крестьянских хозяйств и культурная революция. Индустриализация была призвана обеспечить завершение промышленного переворота и превращение промышленности в преобладающую отрасль народного хозяйства. Коллективизация крестьянских хозяйств должна была обеспечить растущую индустрию со стороны аграрного сектора: увеличить поставки сельскохозяйственного сырья и продовольствия, а также, за счет увеличения производительности труда, обеспечить перелив рабочей силы из сельского хозяйства в промышленность. Культурная революция была нацелена на достижение всеобщей грамотности населения и развертывание массовой подготовки специалистов с высшим образованием. Эти задачи в первом приближении были решены к концу 30-х гг. ХХ века (а в более или менее полном виде – в 60-е гг.)». Однако после констатации совершенного в стране по созданию экономической и культурной базы социалистического общества, делает парадоксальный вывод о том, что «…решение этих задач вовсе не означало, что в СССР созданы необходимые материально-экономические предпосылки для социализма. Можно легко убедиться, что к концу 30-х гг. в лучшем случае была создана материальная база для более или менее развитого, но вовсе не самого высокоразвитого (для того исторического периода) капиталистического общества». И несколькими строками позже он отмечает, что «…формально все производственные отношения во второй половине 30-х годов стали выступать в социалистической оболочке». Если трактовать последнее предложение буквально, то следует признать, что за «социалистической оболочкой» скрывалось нечто противоположное, наверное, «более или менее развитый» капитализм (но не феодализм же, или рабовладение!). Но лучше предоставить слово самому
А.Колганову. Итак, читаем следующую довольно длинную (по необходимости)
выдержку из его произведения: «Вместе с преодолением многоукладности в
переходный период происходят глубокие сдвиги в социальной структуре общества.
Исчезают эксплуататорские классы, а трудящие классы приобретают значительно
бóльшую однородность. Мелкие собственники и наемные работники сливаются
в одну социальную группу работников – совладельцев обобществленных средств
производства. Однако полного исчезновения классовых
различий не происходит, поскольку сохраняется подчинение работников разделению
труда (горизонтальному – между умственным и физическим трудом, аграрным и
индустриальным, квалифицированным и неквалифицированным; и вертикальному –
между управляющими и управляемыми). В СССР за 20-е – 30-е гг. ХХ века были полностью ликвидированы классы капиталистов, помещиков, почти полностью – мелкая буржуазия, а все разновидности мелких собственников (от мелких буржуа до патриархального крестьянства) либо превратились в кооперированных производителей, либо перешли в разряд наемных работников (только что немного выше он писал противоположное – «наемное рабство уже было ликвидировано»). Фабрично-заводской рабочий класс значительно вырос и в абсолютной численности, и в удельном весе. Одновременно значительно вырос слой государственной бюрократии. Однако ликвидация экономических условий существования враждебных классов не означала физического устранения носителей прежних классовых отношений. Миллионы людей во многом сохраняли традиции, навыки, привычки, социальную психологию тех общественных классов, в рамках которых они сформировались как личности». Более безграмотного с политэкономической точки зрения вывода из правильной констатации тех процессов, которые происходили в СССР и о которых писал сам А.Колганов, сделать было просто невозможно. Как можно, можно утверждать, что в СССР трудящиеся, являясь совладельцами обобществленных средств производства в то же время были наемными работниками (у самих себя?). Кстати, я снова вынужден повторить, что уже на следующей странице А.Колганов пишет нечто противоположное – «Если мы взглянем на это различение с точки зрения характера и содержания труда при социализме, то мы увидим, что с точки зрения социально-экономической формы труд перестает быть наемным трудом, ликвидируется «наемное рабство» у капитала» (выделение курсивом и подчеркивание – мое). Далее. Как вообще понимать утверждение, что ликвидация экономических условий существования враждебных классов не означала физического устранения носителей прежних классовых отношений? И вообще, какое отношение классовые различия имеют к разделению труда? Неужели отношения слесаря и преподавателя математики, металлурга и землепашца, железнодорожника и профессора университета, уборщицы и директора предприятия являются классовыми при условии, если они оба являются равноправными совладельцами общественных средств производства? Неужели офицер или ученый, вышедшие из крестьянских семей, на протяжении всей своей сознательной трудовой деятельности сохраняли психологию деревенского парня? И все эти т.н. «доказательства» понадобились А.Колганову только для того, чтобы еще раз подтвердить свой вывод о том, что в СССР не было «подлинного» (т.н. «готового», соответствующего теории критического марксизма и т.п.) социализма, а продолжали действовать экономические отношения капитализма. И тут же А.Колганов воспроизводит известную мысль К.Маркса: «Мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло» (Маркс К. Критика Готской программы / Маркс К., Энгельс Ф. Собр. Соч., 2-е изд. Т.19, с. 18). И, несмотря на совершенно ясную, четко сформулированную мысль К.Маркса о том, что поскольку социализм – это период выхода из недр капитализма и перехода к коммунизму, то он еще не может быть безупречно чистеньким, готовеньким, Он неизбежно существует и развивается с массой недостатков и противоречий, присущих прежнему строю. Но, тем не менее, это уже не капитализм, ибо в нем отсутствует эксплуатация человека человеком, а, следовательно, порабощающий человека наемный труд, создающий прибавочную стоимость для капиталиста. Социализм, вышедший из недр капитализма благодаря социальной революции, сменившей частную собственность на средства производства на общенародную и кооперативную, неизбежно сохраняет некоторые элементы и формы хозяйствования капиталистического способа производства. Это касается в первую очередь систем оплаты труда, а также товарно-денежных отношений на продукты и услуги. Я не касаюсь здесь буржуазных форм сознания и нравственности, а также религии, доставшихся в наследство от предыдущей формации. И вот эти элементы, неизбежно присутствующие в хозяйственном механизме и общественной жизни социалистического общества, сбивают наших критических марксистов с толку. Они выдвигают их в число признаков, позволяющих им сделать вывод о капиталистической природе общественного устройства в бывшем СССР. Однако они не замечают, что с установлением общенародной собственности на основные средства производства в СССР кардинально изменились экономические отношения в сфере производства – исчезло деление рабочего времени на необходимый и прибавочный труд. Прибавочная стоимость как категория перестала существовать. При социализме рабочее время делится уже на создание «продукта для себя» и «продукта для общества» (см. параграф 2.4.2. в монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества»). Кроме того, возникает такая новая форма доходов населения, как выплаты, льготы и услуги из общественных фондов потребления. В сфере обмена новшеством была также продажа населению ряда товаров (детских, художественной литературы, медикаментов, хлебобулочных изделий и т.п.) по сниженным ценам и т.д. Еще одним шедевром своеобразной логики критического марксизма является следующее предложение: «Социализм отличается от переходного периода значительно более однородной социально-экономической структурой и не столь быстрым темпом сдвигов в этой структуре, но остается еще во многом переходным по своей природе обществом». Итак, социализм, являясь во многом переходным обществом, в то же время отличается от него темпами сдвигов, то-бишь мутагенеза. Глубину этой мысли не дано постичь смертным читателям, ибо они не вооружены методологией исследования мутагенеза в социальной сфере. Не менее оригинально с точки зрения политэкономии и даже просто здравого смысла следующее предложение: «Эта переходность определяется не только сохранением неорганичных для коммунизма элементов производственных отношений, но и тем, что производительные силы на первой фазе коммунизма еще далеко не полностью перешли тот рубеж, за которым они составляют специфическую основу для коммунистического производства. Именно это последнее обстоятельство, в конечном счете, определяет и неполную зрелость производственных отношений первой фазы». Что означает выражение – сохранение при социализме неорганических для коммунизма элементов производственных отношений, а также их неполная зрелость? Производственные отношения (если под ними понимать всю совокупность общественных отношений, а не только экономические отношения) качественно не отличаются от коммунистических, ибо в них отсутствует главное, что было присуще общественным отношениям не только капиталистической формации, но и всем предыдущим антагонистическим формациям, а именно отсутствие эксплуатации человека человеком в процессе воспроизводства общества. Именно качественное единство общественных отношений и позволяет называть социализм первой фазой коммунизма. Конечно, различия существуют, но они не имеют принципиального значения. Социализм – это уже прорыв в «царство свободы», именно поэтому мы и можем говорить о социальной революции. И, уважаемый читатель, сравните только что разобранное предложение со следующим высказыванием А.Колганова: «Поскольку социализм выступает как первая фаза коммунистического общества, то есть как коммунизм, хотя и не полный, то основу производственных отношений социализма образуют отношения, общие как для первой, так и для высшей фазы коммунизм». Складывается такое впечатление, что эти параграфы писали разные люди. С одной стороны, утверждается, что при социализме имеет место неполная зрелость производственных отношений, а с другой стороны, что основу производственных отношений социализма образуют отношения, общие как для первой, так и для высшей фазы коммунизма. Вот и пойми, какова же истинная позиция автора. Если речь идет не о сущности производственных отношений социализма и коммунизма, а об отдельных элементах этих отношений, то и формулировки должны быть соответствующими, с указанием какие элементы различаются и в чем причины этих различий. Причем нельзя путать форму экономических отношений, т.е. хозяйственный механизм, с сущностью экономических отношений, а тем более подчеркивать различие между первой и второй фазами коммунистического общества, только основываясь на характеристике хозяйственного механизма. Ссылки же на сохранение при социализме ручного труда, разделение труда в рамках общественного воспроизводства не имеют никакого отношения к характеристике сущности экономических отношений. Если А.Колганов имел в виду многоукладность в экономике социализме, то об этом и следовало писать, не сопоставляя непосредственно социалистические экономические отношения с коммунистическими. Далее мы сталкиваемся с, пожалуй, главной проблемой трактовки марксистского учения школой критического марксизма. Эта проблема А.Колгановым сформулирована предельно ясно и четко в отличие от того, что писал его партнер А.Бузгалин. Суть ее состоит в следующем (цитирую А.Колганова): «…экономия рабочего времени выступает при социализме необходимым (даже крайне необходимым) условием развития, но не его самоцелью и высшим критерием. Цель экономии времени при социализме уже не собственно экономическая. Важнейшая черта социализма будущего состоит в том, что экономика в этом обществе играет роль, подчиненную, вторичную по отношению к социокультурной сфере. Именно последняя формирует «социальный заказ» экономическому развитию (цели) и определяет пределы, которые не может переступать течение экономических процессов (границы пространства возможных средств)». В вышеприведенной формулировке правильно трактуется содержание цели экономической деятельности при социализме и коммунизме – наиболее полное удовлетворение потребностей человека (если, конечно, именно таким образом понимать потребности социокультурной сферы). Но из этой верной трактовки основной экономической закономерности, определяющей цель социалистической (коммунистической) экономики школой критического марксизма делается абсолютно неверный вывод: «экономика в этом обществе играет роль, подчиненную, вторичную по отношению к социокультурной сфере». Делая этот вывод, тандем отказывается от марксизма, переходя на позиции идеализма. Экономика
всегда была и будет необходимой
основой в любой общественно-экономической формации, ибо абсолютно все потребности,
в том числе и духовные, могут успешно удовлетворяться только путем потребления
продуктов, создаваемых в экономике (см. параграф 3.7.2. «Потребности и эффективность экономики» в монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз
судьбы человечества»). Напомню (уже в третий раз!) основополагающую мысль К.Маркса о том, что истинное
царство свободы может расцвести лишь на основе царства необходимости, как на
своем базисе. Однако полностью отрицать необходимость материального производства даже школе критического марксизма не приходит в голову. Для них самое главное – развитие креатосферы. Отсюда следует и практическая рекомендация А.Колганова: «…экономика социализма видится как система, в которой в материальном производстве будет занято (как сейчас в странах среднего уровня развития) не более 30-40% работников, а остальные будут стремиться стать не финансистами, брокерами, адвокатами, менеджерами, чиновниками, рэкетирами, моделями и поп-дивами, а воспитателями, врачами, учителями и садовниками». Видите, что должно быть принято в качестве оптимума для структуры социализма – капиталистические страны со средним уровнем развития (спрашивается, а почему не с высоким уровнем развития?). Но это уже второстепенный вопрос. Главное, что является основой воспроизводства общества, по мнению лидеров школы критического марксизма, – это социокультурная сфера, а не материальное производство. И вновь с завидной настойчивостью А.Колганов навязывает нам мысль, что в СССР не было социализма. Вот ход его рассуждений: «Во-первых, функции непосредственного труда и функции собственника не тождественны. Они требуют различной деятельности, осуществляются в разное время и ведут к формированию различных интересов. Говоря на диалектическом жаргоне, человек как работник отличается от самого себя как собственника. Могут возникать противоречия, связанные, например, с разным уровнем способностей к осуществлению этих различающихся функций, с необходимостью распределения времени между этими функциями и т.д. Во-вторых, специфика социализма состоит в том, что в его рамках не преодолевается до конца вертикальное разделение труда, когда часть членов общества выступает преимущественно как работники, а другая часть – специализируется на функциях управления собственностью. Это различие является одной из предпосылок для сохранения элементов классовых различий при социализме. Такое положение несет в себе потенциальную угрозу формирования классового антагонизма, если специализация на управленческих функциях превращается в монополию на осуществление функций управления определенной, устойчиво воспроизводящейся социальной группой, а эта монополия, в свою очередь, становится основанием для приобретения материальных привилегий. Предотвратить столь нежелательное развитие событий возможно лишь в том случае, если большинство работников социалистического общества вовлечены на постоянной основе в выполнение функций собственника хотя бы простейшего уровня (уровень рабочего места, бригады, цеха, мелкого предприятия), а значительная часть из них – и более высокого. Разумеется, придти к такому положению можно лишь при наличии необходимых предпосылок, формируемых в содержании труда (присутствие некоторого минимума творческих функций), в уровне образования и культуры, в исторически складывающихся навыках и традициях. Напротив, при недостаточности этих предпосылок социальный раскол общества (как показывает опыт СССР) становится неизбежным». Рассмотрим аргументацию А.Колганова. 1). Утверждение, что функции непосредственного труда и функции собственника не тождественны и что они требуют различной деятельности, осуществляются в разное время и ведут к формированию различных интересов, неверно, а его пояснение данного тезиса вообще смехотворно («Говоря на диалектическом жаргоне, человек как работник отличается от самого себя как собственника. Могут возникать противоречия, связанные, например, с разным уровнем способностей к осуществлению этих различающихся функций, с необходимостью распределения времени между этими функциями и т.д.»). Верно, что функции непосредственного производителя (а не труда) и функции собственника не тождественны (снова узнаем, что Волга течет в Каспийское море), что они требуют различной деятельности и осуществляются в разное время. Но ошибочно то, что эти функции ведут непременно к различным интересам. Простой пример: у фермера (крестьянина) или ремесленника (владельцев собственных средств производства) интересы совпадают с их функцией непосредственных тружеников, использующих эти средства производства. Поэтому даже если перейти на диалектический жаргон, интересы непосредственного работника и сособственника общенародных средств производства при социализме объективно не различаются (даже в том случае, если человек сам об этом не ведает в силу необразованности или слабоумия). 2). Утверждение, что специфика социализма состоит в том, что в его рамках не преодолевается до конца вертикальное разделение труда, когда часть членов общества выступает преимущественно как работники, а другая часть – специализируется на функциях управления собственностью. Это различие якобы является одной из предпосылок для сохранения элементов классовых различий при социализме. И вновь следует заметить, что первое предложение не вызывает никаких сомнений. А вот суть второго предложения для социалистического общества – абсолютно ложное, ибо работники, скажем, у станка и работники в отраслевом или общеэкономическом министерстве (ведомстве) – принадлежат к одному классу – рабочих и служащих – совладельцев общенародных средств производства. 3). В СССР никакой монополии на осуществление управленческих функций не существовало, т.к. люди могли свободно и без проблем менять свою работу в зависимости от личных интересов (а в ряде случаев и по принуждению, если, например, управленец, не справлялся со своими обязанностями.). И, конечно же, никаких привилегий рядовой служащий в аппарате управления не имел. Пожалуй, даже наоборот – рабочие на многих заводах имели больше возможностей для получения средств из общественных фондов потребления, чем служащие, что часто становилось стимулом для перехода служащих в разряд рабочих. Что же касается т.н. «номенклатуры», которые действительно имели определенные привилегии, то они их имели в силу своего положения в иерархической лестнице бюрократии, а не в силу того, что были собственниками каких-то особых средств производства (или, как некоторые утверждают – государственных). Таким образом, все три аргумента
А.Колганова, на которых покоится его концепция социального раскола общества в СССР, не
выдерживают критики и не могут служить основанием для объявления Советского
Союза несоциалистическим, а, следовательно, капиталистическим. Следующее произведение,
написанное А.Бузгалиным совместно с А.Колгановым, - «Социализм после «социализма»: ответы на вызовы неоэкономики» (admin, 2009-12-29) /7/, представляет собою главным образом повтор
написанного в других их публикациях. В силу этого нет необходимости его подробно
комментировать. Ограничусь только критической оценкой некоторых особо значимых открытий
тандема, содержащихся в этом произведении. Так, они нам сообщают, что «…вопрос о собственности переносится прежде всего в новую плоскость – плоскость борьбы за общедоступность образования, творческой деятельности…». Разве не существенным развитием марксизма следует назвать следующий фундаментальный вывод тандема: «…социальная справедливость становится условием эффективного развития экономики в условиях обострения глобальных проблем и «человеческой» революции»? Для установления социальной справедливости многого не требуется. Надо всего лишь: 1) обеспечить уровень доходов любого индивида, достаточный для «старта», адекватного вызовам постиндустриальной экономики; 2) ввести единые экологические стандарты для всех стран; 3) система должна находиться под контролем международного гражданского общества, а не ТНК, имперски настроенных государств и нелегальных вооруженных формирований; 4) повысить эффективность за счет технологического прогресса, а не бегства капитала в страны с дешевой рабочей силой, малопроизводительными и грязными технологиями. Вся эта программа из четырех пунктов очень милая и красивая, однако, весь вопрос в том, согласятся ли с ней власть имущие капиталисты? Но не только согласие класса буржуев требуется для реализации данного «открытия» тандема. Необходимо также разработать и осуществить на практике программу обеспечения уровня доходов любого индивида, достаточного для «старта», адекватного вызовам постиндустриальной экономики. Далее следует разработать и принять государствами сообщества единые экологические стандарты для всех стран. И, наконец, остается еще и такая мелочь, как формирование международного гражданского общества, которого до сих пор не существует. Кроме того, как сообщает нам тандем, в постиндустриальном обществе (= коммунизме) должна резко возрасти численность садовников, лесников, социальных работников, воспитателей, учителей и вообще всякого рода преподавателей, медиков и спортсменов, ученых, художников, поэтов и писателей, композиторов и т.п. креативных работников. И главное - в постиндустриальном обществе должно прекратится паразитическое утилитарное потребление с тем, чтобы люди занялись наконец-то трудным делом развития и реализации человеческих качеств. А для этого человека надо с младенчества включать в процесс ассоциированного социального творчества. Хотя об этом выше говорилось, однако
тандем счел необходимым еще раз подчеркнуть, что экономика в социалистическом
обществе должна играть роль, подчиненную, вторичную по отношению к
социо-культурной сфере. Следует также зарубить себе на носу, что «…принципиальной основой новых институтов является свободная добровольная работающая ассоциация-сеть (хорошо известной формой, переходной от буржуазных институтов к свободной ассоциации, являются миллионы временных творческих коллективов, реализующие социальные, культурные, научные, образовательные проекты, многомиллионные новые социальные движения и т.п.)». И еще: следует «…сконцентрировать усилия экономики социализма на инновациях, а производство шмоток оставить на откуп капитализму…». И вот «если эти решения не будут
найдены, причем не только теоретически, но и практически, эта система либо не
возникнет, либо, возникнув без достаточных оснований, мутирует и погибнет
подобно тому, как это произошло с СССР». Таков суровый приговор тандема и предупреждение всяким там социалистам и коммунистам - хорошенько подумать, перед тем, как приниматься за проект реализации «коммунистического общества». Еще одна совместная работа А.Бузгалина и
А.Колганова - «Экономика
социализма XXI века как мы ее видим сегодня» (eandreeva71, 2009-11-05) /8/. Она так же, как и предыдущая, во
многом повторяет содержание ранее рассмотренных мною работ тандема. Однако на
некоторых вопросах есть все-таки смысл остановиться. Хотя на
определении тандемом понятия «социализм»
я уже выше останавливался, тем не менее, есть необходимость еще раз подчеркнуть
отличие моей позиции от позиции школы критического марксизма. Они в
статье /8/ пишут: «…социализм по определению (а он определен
как переходный процесс) (1) несет в себе
многие черты экономики позднего капитализма; (2) новые отношения в нем
присутствуют в незрелом виде и, следовательно, (3) господствующими являются не
«чистые», зрелые формы нового общества, а переходные отношения». Отмечу два
аспекта вышеприведенной формулировки, с которыми я совершенно не согласен. По-моему,
1) социализм в первую очередь означает переход основных средств производства в
общенародную собственность путем добровольной или насильственной
национализации; 2) социализм не обязательно должен нести черты экономики
позднего капитализма. Что касается суждений о развитии социально-экономических процессов в Китае, то прогноз тандема, на мой взгляд, слишком категоричен и малоубедителен. Вот он: «…курс китайского руководства на развитие рынка носит характер долгосрочной стратегии, направленной в конечном счете на превращение экономики в рыночно-капиталистическую при сохранении лишь некоторых политико-идеологических атрибутов «социализма». Современная китайская экономика внешне похожа на советскую экономику периода нэпа: в обоих случаях широко используются рынок и частная собственность. Однако различие ленинского плана построения социализма при помощи использования несоциалистических форм и курса китайских руководителей принципиально. В первом случае это было временное «отступление», нацеленное на создание в конечном итоге пострыночной экономики. Во втором, повторим, курс стратегически ориентирован на развитие капитализма». Время покажет, насколько оправдан прогноз тандема, но очевидно одно – он противоречит политическому курсу, проводимому компартией Китая. Завершу данный
параграф анализом книги А.Бузгалина и А.Колганова «10 мифов об СССР» /9/.
Вчитываясь в текст этого произведения, приходишь к выводу, что ведущим его
автором является А.Бузгалин, а не А. Колганов. Учитывая тему данного параграфа,
я решил останавливаться только на тех мифах, которые непосредственно касаются
темы социализма в СССР. Миф 2 «Октябрь 1917г.– социалистическая
революция. Была ли Октябрьская революция социалистической? (Версия 1)». А.Бузгалин вновь подтверждает, что А.Колганов вслед за М.Воейковым считает Октябрьскую революцию буржуазной со всеми вытекающими последствиями. А.Бузгалин им возражает, но его контраргументы относятся не к сфере базиса, т.е. к экономическим отношениям, а к процессам надстроечным, которые вообще в философии школы критического марксизма ставятся на первый план (телега впереди лошади), превращая ее в разновидность идеализма. Читаем: «…в практике первого десятилетия Октября находим еще три признака социалистической революции: романтическое сотворение ее просыпающимися к новой жизни низами; музыкальность и праздничность; ускорение социального времени, спресованность и одновременно открытость социального пространства. Наконец, это была и культурная революция: Октябрь дал начало новому культурному процессу, имеющему, очевидно, посткапиталистическую природу, что доказала в своих работах Л.А.Булавка. Вот почему я берусь утверждать, что диалектика Октябрьской революции не сводима к однозначной оценке: «буржуазная – социалистическая». Концовка приведенной выдержки характерна для лидера тандема: он редко дает однозначный ответ на возникающий вопрос, предпочитая одновременно угодить всем - «и нашим, и вашим», облекая свою двуличность в научную форму (в данном случае ссылаясь на диалектику). Не брезгует А.Бузгалин, прикрываясь диалектикой, как щитом, откровенной ложью в адрес революционного процесса, называя трудящихся Хамами, приписывая революции вандализм («…Гражданская война и сталинская модернизация уничтожила массу объектов и – что гораздо страшнее – субъектов культуры…»). Очень характерной для школы критического марксизма является и подмена марксистской терминологии модной терминологией, заимствованной у западных социологов (методология исследования диалектики взаимодействия различных слагаемых социума (в традиционной марксистской терминологии – производительных сил, производственных отношений, «надстройки»). Отсюда - и постмодернистский социализм, и креатосфера, постпролетарские слои и т.п. термины. Нет смысла останавливаться на последующем тексте этого подраздела, так как он содержит повтор идей тандема, многократно высказанных в других произведениях. Однако все-таки не могу не остановиться на одном выражении, довольно типичном для авторов школы критического марксизма, а именно на следующем: «К сожалению, в СССР социальные и политические условия оказались неблагоприятны для решения задач опережающего развития, некапиталистические формы решения проблем технологического развития и роста потребления не были найдены (или были найдены лишь отчасти – в сферах образования, фундаментальной науки, культуры)». Я уже выше опровергал это утверждение, которое является не только от начала до конца надуманным, но и заимствованным у антисоветчиков самого низкого пошиба. Вершиной же применения специфической методологии школы критического марксизма является следующий вывод: «…в той мере, в какой «достроить» предпосылки социалистической революции не удается (или объективно невозможно вследствие недостаточности предпосылок рождения нового общества), она неизбежно вырождается в контрреволюцию, приводя либо к восстановлению прежней системы, либо к появлению мутантного вида нового общества, приспособленного (именно в силу этих мутаций) к неадекватным объективным и субъективным (таким, в частности, как перерождение революционных сил, «термидор») условиям» Таким образом, А.Бузгалин благодаря применению «своего» специфического диалектического метода («диалектика объективного и субъективного в революции гораздо сложнее, и отчасти мы постарались выше показать некоторые азы этой «алгебры», дополняя в меру сил опыт и теорию великих революционеров прошлых веков») превзошел М.Воейкова с А.Колгановым, заявив, что революция в России породила контрреволюцию. В этом вопросе они немного опоздали: архитектор перестройки А.Яковлеев изначально считал Октябрьскую революцию контрреволюцией. Сделав по отношению к своим коллегам по школе критического марксизма шаг вперед, а затем два шага назад, А.Бузгалин решил все-таки примкнуть к их позиции в оценке Октября. В параграфе «Две революции (Версия 2) Социальная революция и политическая революция в Российской империи начала ХХ века» он пишет: «…революция действительно была буржуазно-демократической, но с той особенностью, что буржуазно-демократические задачи в этой революции были поставлены еще до того, как были решены некоторые основные задачи революции буржуазной. Другая особенность этой революции заключается в том, что это поздняя буржуазная революция. Она происходила в условиях, когда в странах капиталистического «ядра» буржуазные революции уже прошли. Поэтому российская революция не могла не встать перед проблемой не только буржуазно-демократических преобразований, но и поиска «места под солнцем» в мировом капиталистическом хозяйстве. Что делать, если мировой промышленный рынок уже поделен и новую капиталистическую Россию на нем не ждут, тем более с ее все еще довольно слабой промышленностью? На современном языке это называется проблемой догоняющей модернизации. И эта проблема наложила весьма глубокий и своеобразный отпечаток на буржуазную революцию в России». Согласившись со своими партнерами, А.Бузгалин решил все-таки углубить понимание буржуазной сущности Октябрьской революции, объявив, что она была в двойном смысле особенной, догоняющей: и в решении демократических задач и в отношении модернизации экономики. Разве это не развитие марксизма? В подразделе «Февраль и Октябрь – одна революция. Или все же две?» он окончательно ставит точки над i, сделав фундаментальный вывод: «С точки зрения единства и непрерывности политического процесса Февраль и Октябрь, несомненно, представляют собой одну революцию. А в более широком контексте можно назвать революцией весь период с 1903 по 1922 год (как это сделал Теодор Шанин)». Вот это поистине радикальное решение вопроса! Правда, немного жаль, что его опередил Теодор Шанин. Теперь же мы со спокойным сердцем можем утверждать, что в истории России все три революции (1905, и две 1917 гг.) + контрреволюция (победа Хамов в гражданской войне) можно объединить в одну революцию – истинно буржуазную (во главе которой стоял В.Ульянов- Ленин). Но А.Бузгалин все-таки взял у Теодора Шанина реванш, объявив, что «…формирование целостного социалистического общества в начале ХХ века было, с моей точки зрения, невозможно не только в отдельно взятой России, но и в случае победы пролетарской революции в большинстве наиболее развитых стран. И эта позиция уже противоречит общепринятому тогда среди большевиков представлению». К тому времени, надобно понимать, еще не созрела креатосфера, было очень мало «прогрессистов», а также садоводов с лесниками, не говоря уже о настоящих марксистах. И главное – на горизонте Истории еще не маячил постиндустриализм во всем своем великолепии. И А.Бузгалин поэтому имел все основания, чтобы объявить Истину во всем ее блеске: «Я хочу заявить прямо – «социализм» первой половины ХХ века был попыткой навязать производительным силам неадекватные для них производственные отношения». Другими словами, советский народ, одурманенный революционными идеями, попытался навязать социалистические экономические отношения производительным силам. И что из этого в результате получилось? Пшик, да и только. «…попытка построить «индустриальный социализм» (да еще начав с преимущественно доиндустриальной экономики!), - пишет А.Бузгалин, - была заранее обречена. И Ленин в статье «О нашей революции. По поводу записок Суханова» ошибался не в своей надежде создать материальные предпосылки социализма уже после захвата власти пролетариатом. Он ошибался в своем понимании этих предпосылок». В.Ульянов в своих надеждах, видите-ли не ошибался, внушая химерическую мечту об индустриальном социализме обманутому им рабочему классу и партии большевиков. В.Ульянов ошибался в том, что не разглядел в развалинах, оставленных войнами, да и в довоенной России необходимых предпосылок социализма. Вот другой марксист, а именно Г.Плеханов, тот не ошибался. Однако В.Ульянов, поощрявший объективно тщетные усилия своей «гвардии», не послушался выдающегося теоретика-марксиста, проявив самонадеянность, а таких марксистов, как А.Бузгалин и А.Колганов, в те времена поблизости не оказалось, чтобы помочь «вождю буржуазной революции» осознать всю пагубность и даже контрреволюционность его усилий из недозревшего капитализма, потонувшего к тому же в бескрайних просторах патриархальной России, построить социалистическое общество. В параграфе «Классовые и социально-политические условия революции» А.Бузгалин делает окончательный и бесповоротный вывод: «Революция 1917 года ни по своим предпосылкам, ни по своему объективному содержанию, ни по своей классовой базе не была ни пролетарской, ни социалистической», а в параграфе «Логика событий: получится ли строительство капитализма по-социалистически?» он вслед за А.Колгановым описал нам процесс формирования новой бюрократии, которая ничего социалистического создать в принципе и не могла. Что касается мифов, посвященных индустриализации, коллективизации, подготовке к войне, репрессиям, сталинщине, причинам краха социалистической системы и другим аспектам истории СССР, то я на них не останавливаюсь, так как этим проблемам посвящены 3-ья и 5-ая главы моей монографии «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества» и читатели всегда имеют возможность сопоставить позиции школы критического марксизма и мою. Однако на параграфе «Что такое «советский социализм»? Экономические основы советского строя: мозаика переходных отношений» следует коротко остановиться, ибо в нем содержатся довольно четкие формулировки экономических отношений, существовавших в СССР. Тандем (или А.Бузгалин?) утверждает, что «возникавшие в ходе революции действительные социалистические элементы производственных отношений (и социально-экономических отношений вообще, и надстройки) представляли собой лишь неорганические обломки возможного социализма, то есть «проекта» выращивания объективно возможного общества как продукта развития и кризиса позднего капитализма. Когда я говорю «неорганические обломки», я имею в виду нецельные и самостоятельно нежизнеспособные социально-экономические элементы, не подкрепленные ни соответствующим уровнем производительных сил, ни адекватной политической формой, а потому внеэкономически сращенные с несоциалистическими формами. Из подобного сращивания и получилось то, что можно назвать деформированными переходными отношениями (или «мутациями») – бюрократическая планомерность, экономика дефицита, уравниловка, административный патернализм. Вот это и был «реальный социализм»<…>Категорически отвергаю я и позицию тех, кто считает возможным употреблять слово социализм для характеристики советского общества – будь то социализм казарменный или мутантный, деформированный или переродившийся (выделение жирным шрифтом и курсивом мое)<…>За такого рода терминами я готов признать лишь статус образных выражений. Я признаю наличие в советском обществе элементов социализма, но не признаю само это общество социалистическим. Поэтому я готов признать правомерность применения упомянутых выше терминов лишь к тем элементам социализма, которые наличествовали в советской системе, но не к самой этой системе в целом». Содержание процитированного текста из книги /9/ меня окончательно убедило в том, что тандем абсолютно не понимал сущности реально существовавших в СССР экономических отношений в госсекторе. Отсюда и такое нелепое выражение, как «неорганические осколки», да к тому же внеэкономически сращенные с несоциалистическими формами, свидетельствующее только об одном - о беспомощности профессоров МГУ, не знавших элементарных вещей об экономических отношениях, существовавших в СССР (при этом затративших бесчисленное множество страниц для описания мутантного «социализма»). Я уже выше неоднократно ссылался на свою монографию «Мир на перекрестке четырех дорог. Прогноз судьбы человечества», в 4-ой главе которой я подробно проанализировал содержание реальных экономических отношений в СССР. Кроме того, о форме этих отношений я подробно пишу в очерке «О государственном социализме СССР». Завершающим аккордом в этом какофоническом произведении является смехотворный с точки зрения марксизма вывод, что «…советская бюрократия сделала шаг к образованию своеобразного господствующего класса, занимающего это место благодаря сосредоточению в ее руках как функций управления экономикой, так и фактического распоряжения средствами и результатами производства. Политическим лидером, наиболее последовательно выразившим эти стремления новой советской бюрократии, и оказался И.В.Сталин». Еще раз извиняюсь перед читателями за то, что столько времени у них отнял только для того, чтобы поведать о бессодержательности и нелепости утверждений тандема по советскому социализму, состоящих сплошь и рядом из одних «неорганических осколков» невежества в политэкономии. И, наконец, в заключение данного параграфа хочу выразить свою солидарность с критикой Р. Кулиевым позиции школы критического марксизма по вопросу о социализме в СССР, которая содержится в его статье «КАК ПРОФЕССОР А. БУЗГАЛИН ДУРИТ СТУДЕНТОВ», опубликованной 27.06.2008 на сайте Союза рабочих Москвы. Р.Кулиев, в частности, пишет, характеризируя позицию А.Бузгалина: «Учёные апологеты частной собственности, - в стремлении ослабить, притупить развитие классовой борьбы, - всеми силами пытаются обмануть трудящиеся классы России насчёт социалистической природы СССР. Для достижения этой цели они с маниакальным упорством внушают трудящимся, что СССР не был социалистической системой, что якобы СССР изначально был тупиковой общественной системой, стало быть, не обладал способностью к прогрессивному развитию вообще. Впрочем, чтобы не быть голословным, лучше проиллюстрировать этот обман словами одного из самых ярких представителей этой « научной» теории - профессора МГУ А. Бузгалина. Слушайте: «Появившись как следствие глубочайших противоречий империализма, этот новый социалистический мир оказался деформированным (мутантным) от рождения (под последним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы, не образующей устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к коммунизму)» (А. В. Бузгалин, «Неомарксизм...», Москва, 2002 г.). Заключение Трудно понять, почему люди, именуемые себя марксистами, учеными-политэкономами, смогли додуматься до того, что Октябрьская революция в России 1917 года была буржуазной, а в СССР не было социализма. Возможно, они решили не выходить за рамки «чистой теории», не утруждая себя исследованием действительности. Занятая ими позиция отрицания избавляла их от необходимости изучать такое сложное явление, каким является социализм, ранее не встречавшийся в истории, тем более во всех его многообразных проявлениях, не выходя за пределы абстрактных категорий, модифицированных к тому же следованием в фарватере концепций западных социологических школ. К чему лишняя головная боль, когда проще не выходить за рамки теоретических рассуждений? К тому же в истории СССР была полоса сталинщины, которую надо было как-то объяснить в рамках социалистической теории. Вот, например, феномен фашизма хорошо вписывался в капиталистическую надстройку, а сталинщина ну никак не вязалась с идеями свободы личности, демократии и прогресса. Как бы то ни было, а факт остается фактом - школа критического марксизма не смогла с марксистских позиций объяснить феномен социализма, который существовал в истории ХХ века и продолжает иметь место, например, в Китае и на Кубе. Лидеры школы критического марксизма так и не смогли понять диалектики экономической политики, проводимой большевиками во главе с В.Лениным, который на IV Конгрессе Коммунистического Интернационала в 1922 году, с полным основанием заявил, что «государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего (т.е. против тогдашнего) положения дел в нашей Советской республике. Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и неотделимым станет социализм» (В.Ленин Издание четвертое. т.33. с.380-381). Я не ставил перед собой цель – дать всеобъемлющую характеристику творчеству А.Бузгалина и А.Колганова. Изучая ставшие доступными мне произведения тандема, я не стремился к тому, чтобы навешивать на творчество этих ученых какой-то ярлык. На многих страницах их произведений содержится нелицеприятная критика капитализма, встречаются интересные мысли, заслуживающие признания и дальнейшего развития в рамках марксистского учения; особенно это характерно для произведений А.Колганова. Вместе с тем, я не могу признать марксистскими их трактовку тех четырех проблем, которым и посвящен данный очерк. Не могу в заключение не привести одно замечательно точное высказывание А.Колганова, которое полностью можно отнести ко многим произведениям лидеров школы критического марксизма: «…история никогда ничего не дает нам в чистом виде, соответственно абстрактным теоретическим схемам». Разве эта абсолютно верная мысль не относится в полной мере к нижеприведенным словам того же А.Колганова, которые характеризуют отношение тандема к реальному историческому опыту становления мирового социализма и в первую очередь социализма в СССР? Научный социализм стремится опереться в
своих теоретических выводах на историческую практику всего предшествующего
развития человечества, и в особенности – на практику развертывания противоречий
капиталистического общества. Обобщения и выводы, которые можно сделать из опыта
СССР и «мировой социалистической системы», опираются в основном на практику
попыток формирования социалистического общества в странах, где для этого не
созрели необходимые материальные предпосылки. Если это и социальный
эксперимент, то поставленный для проверки
совсем не тех разделов научного социализма, которые непосредственно касаются
формирования коммунистического общества». Тандему
прекрасно известно, что в 1917 году большевики не экспериментировали, они не
собирались проверять те или иные разделы научного социализма, а «делали» революцию
в соответствии с объективными условиями, которые тогда сложились в России. И
дальнейший ход революционного процесса в Советском Союзе не рождался в
лабораторных пробирках теоретиков, а происходил в полном соответствии с
объективными закономерностями исторического процесса, в обстановке острейшей
политической борьбы. И нет смысла
противопоставлять практику всей предыдущей истории человечества опыту СССР и
стран «мирового лагеря социализма», ибо он был совершенно иным, новым,
которого история еще не знала. Все, что делали
большевики, они делали впервые в истории
человечества, не думая о том, что будущие преподаватели МГУ будут
выносить свой приговор их работе: это де
«…не тот социализм, который является продуктом
наивысшей точки развития и напряжения противоречий капиталистического общества». Никто из большевиков во главе с
В.Лениным в 1917 году не сидел, сложа руки на груди, и не ждал, когда же
наступит эта долгожданная теоретическая точка развития и
напряжения противоречий капиталистического общества. Неужели
эта простенькая мысль не приходила в голову тандему, когда они писали свои
труды? Вообще, когда читаешь произведения лидеров школы классического марксизма, все время возникает такое ощущение, что их писали разные люди и в разное время, настолько часто встречаются диаметрально противоположные высказывания и выводы. Я не исключаю и такой причины возникновения разночтений, противоречий, логических неувязок и т.д., как недостаточная продуманность авторами своих произведений. Они порой просто гнали «вал», не задумываясь о качестве своей продукции. Этим же можно объяснить и бесконечные повторы в разных произведениях, переписывание целыми страницами старого текста, который логически порой не «вписывался» в новый контекст. Обещание реактуализации марксизма и его развития, во всяком случае, по четырем рассмотренным в данном очерке проблемам, обернулось отступлением от марксистского учения, хотя я не исключаю того, что самому тандему все кажется наоборот. Хочу еще раз вернуться к вопросу, который
я задал в самом начале Заключения - почему
А.Бузгалин и А.Колганов, считающие себя марксистами, пришли к выводу, что
Октябрьская революция в России 1917 года была буржуазной, а в СССР не было
социализма, почему они отошли от марксистского учения в рассмотренных в данном
очерке проблемах? Пытаясь ответить на этот вопрос, я решил почитать книгу А. Бузгалина
«Белая ворона (последний год жизни ЦК
КПСС: взгляд изнутри») (М.: Экономическая
демократия, 1994) /10/. В ней можно проследить путь эволюции научных взглядов тандема от первой научной работы (1978–1979гг.) c названием «Общественный экономический центр» до следующей работы, которая не предназначалась для издания и была посвящена анализу ситуации, сложившейся в стране в начале 1980-х годов. В первой совместной работе они, как пишет А.Бузгалин, постарались «…по возможности резко, хотя и прячась за ленинские цитаты, сказать: центральная власть в социалистической стране не может и не должна иметь привилегий и особых интересов, отличных от интересов трудящихся, эта власть должна быть выборной, сменяемой и подконтрольной «низам». Ничего нового и оригинального по сравнению с классическими работами К.Маркса («Гражданская война во Франции») и В.И.Ленина («Государство и революция») здесь сказано не было; была лишь проведена прямая и недвусмысленная связь между принципами социалистического государства и реалиями «реального социализма» (я приношу извинения за этот странный каламбур). Было, в частности, сказано, что принципы потому так и называются, что они не могут быть «забыты», что они являются атрибутом системы. Либо это государство («общественно-экономический центр») демократично и тогда оно может претендовать на имя социалистического (демократия в данном случае – признак необходимый, но не достаточный), либо (это второе «либо» в работе прямо сформулировано не было, но прочитывалось вполне отчетливо) это государство не социалистическое. «Естественно», что рукопись (кстати, победившую на конкурсе работ молодых ученых МГУ) вернули из редакции с дружеским советом: «не высовывайтесь»» /10 с.25/. Еще более резкая, но справедливая критика содержалась во второй работе, в которой ее острие было направлено против высшего звена партийного и государственного руководства СССР. В ней был сделан следующий важнейший вывод, касающийся политической системы, действующей в СССР: «…важнейшее проявление антисоциалистической природы современной политической системы – отрыв партийного и государственного руководства от масс, концентрация всей полноты политической и, как следствие этого, экономической власти в руках этой верхушки. Она подчинила трудящиеся массы, встала над ними, превратившись в самостоятельный и практически не подконтрольный народу бюрократический орган» /10 c.27/. И еще: «У этой группы людей объективно сформировался особый политический и экономический интерес, отличный от интереса масс, а в ряде случаев – противоположный ему. Он состоит в обеспечении стабильного воспроизводства своей политической и экономической власти, т.е. сохранении всего того, что гарантирует привычный уровень реальных доходов и качество жизни, принципиально более высокие, чем у подавляющего большинства остальных граждан. Этот интерес в основе своей противоположен интересу членов социалистического общества, который в отношении государственного аппарата, состоит в формировании «дешевого» (В.И.Ленин) правительства, состоящего из представителей трудящихся и подчиненного трудящимся, и на базе этого – в обеспечении скорейшего отмирания государства на основе подчинения чиновничества широким массам трудящихся и его изживания как особого слоя» /10 с.28/. В этих двух работах можно найти и ключ к пониманию «тайны» формирования научных взглядов тандема. Все дело в том, что они все свое внимание сосредоточили на надстроечных явлениях, а не на исследовании содержания экономических отношений на предприятиях и механизме управления единым народнохозяйственным комплексом в аппарате государственных органов, как это положено профессионалам- политэкономам. И такое их поведение вполне объяснимо. Я знал многих талантливых экономистов из т.н. научной московской элиты, среди которых у меня были не только хорошие знакомые, но и друзья. Эти люди очень хорошо разбирались в высоких теоретических «материях», но, к сожалению, были оторваны от тех реальных процессов, которые протекали на предприятиях и в органах управления, т.е. от реальной жизни трудовых коллективов. Они имели о ней самое общее, чисто абстрактное представление, ибо никогда не «варились в котле будничной трудовой жизни», а вели нескончаемые дискуссии об острых общественных проблемах в своем узком элитном академическом мире. Именно в силу своей оторванности от реальных процессов, протекающих в системе экономических отношений, они, с одной стороны, сосредоточили все свое внимание на надстройке (политике, духовной жизни, нравственности); а, с другой стороны, они не были способны понять, что происходит в базисе. Для них жизнь в глубинных пластах общества была terra incognita. Они «забыли» простую истину любого процесса познания в любой науке – наука может развиваться на основе опыта, а не только чистой теории. Они забыли, что говорил на этот счет Анри Пуанкаре: «Опыт – единственный источник истины: только опыт может научить нас чему-либо новому, только он может вооружить нас достоверностью». Отсюда – и однобокость их отдельных выводов об общественном строе, существовавшем в СССР, которая со временем превратилась для тандема в систему. Уже в вышеназванных ранних работах они пришли к выводу, что в СССР не было социализма, ибо не было демократии, а была абсолютная власть (точнее – диктатура) партийной и государственной бюрократии. У них и мысли не могло возникнуть, что социалистические экономические отношения могут существовать и даже развиваться в условиях диктатуры. Отсюда и их вердикт - либо государство демократично и тогда оно может претендовать на имя социалистического, либо это государство не социалистическое. Вот, собственно, и вся «тайна» их критического марксизма. И чем больше они изучали труды западных социологов, тем больше они убеждались в правильности своих первоначальных выводов. Так они шаг за шагом и пришли к отрицанию не только марксистской трактовки реально существовавшего в СССР социализма, но и к отрицанию марксистской материалистической философии, изложенного в учебниках «сталинско-сусловского» истмата, к убеждению, что решающим фактором развития человечества является культура, а конечной целью исторического движения является создание креатосферы. Воспользовавшись методом А.Бузгалина, применившего в общественных науках понятие из арсенала биологической науки, решусь назвать критических марксистов земноводными, занимающими промежуточное положение между наземными и водными позвоночными животными (размножение и развитие у них происходит в водной среде, а взрослые особи обитают на суше). Лидеры тандема, как марксисты, считают себя материалистами в философии, а как критические марксисты, придерживаются концепции идеалистической интерпретации развития человечества, доказывая тем самым, что противоположности образуют неразрывное единство. Заканчивая свой очерк, хотел бы задать один вопрос А.Бузгалину – ведомому в тандеме – подписался ли бы он сегодня под текстом своего выступления на XXVIII съезде КПСС? Приложение 11. В.Ленин о госкапитализме и социализме Сторонники критического марксизма (и не только они) подчас приписывают В.Ленину свое собственное ложное понимание сущности революций в России в 1917 году и общественного строя, который существовал в СССР. Для разоблачения созданных ими мифов обратимся к первоисточнику, к произведениям самого В.Ленина, в частности относящихся к 1921-1922 гг. Словом, целью данного приложения является лишить возможности представителей школы критического марксизма использовать В.Ленина в качестве сторонника их взглядов на социалистическую революцию 1917 года и общественный строй, существовавший в СССР. Сначала о целях большевиков и природе
революций 1917 года. В политическом отчете ЦК РКП (б) XI съезду В.Ленин сказал об Октябрьской революции 1917 года следующее: «Я думаю, что, когда мы говорим о нашей революции и взвешиваем судьбы революции, которые решены полностью и которые вошли, как нечто совершенно неотъемлемое, в историю всемирного исторического поворота от капитализма (курсив мой). Такие дела за нашей революцией есть. Конечно, пусть меньшевики и Отто Бауэр – представитель II1/2 Интернационала – кричат «У них там буржуазная революция», но мы говорим, что наша задача – буржуазную революцию довести до конца. Как одно белогвардейское издание выразилось: 400 лет собирали навоз в наших государственных учреждениях; а мы вычистили этот навоз за четыре года, - это величайшая наша заслуга. А что же сделали меньшевики и эсеры? Ничего. Ни у нас, ни даже в передовой, просвещенной Германии, даже там средневекового навоза вывезти не могут. И они нашу величайшую заслугу нам ставят в укор. Доведение дела революции до конца – это неотъемлемая наша заслуга» (В.Ленин Издание четвертое. т.33, с.269). Таким образом, большевики, свершая социалистическую революцию, одновременно решали задачи буржуазной революции и сделали это в короткий срок и весьма радикально. Отождестление же социалистической революции 1917 года в России с буржуазной революцией – это грубейшая ошибка критических марксистов – последователей в этом вопросе эсеров, меньшевиков и деятелей II1/2 Интернационала. Видимо, объявляя социалистическую революцию 1917 года буржуазной, критическим марксистам было проще обосновывать свой вывод о том, что в СССР был капитализм, а не социализм. В.Ленин поразительно точно охарактеризовал своеобразие революционных процессов, имевших место в России, критикуя узколобость политических деятелей западно-европейской социал-демократии, а также российских педантов, называвших себя марксистами, как это сегодня величают себя лидеры школы критического марксизма. Куда там ортодоксу В.Ленину до творческих последователей К.Маркса, учение которого они решили реактуализировать с учетом современных реалий, в частности глобальной, а также российской идеологической и политической коньюнкуры! В работе «О нашей революции (по поводу записок Н.Суханова)» В.Ленин писал: «Первое – революция, связанная с первой всемирной империалистической войной. В такой революции должны были сказаться новые черты, или видоизмененные в зависимости именно от войны, потому что никогда в мире такой войны, в такой обстановке, еще не бывало. До сих пор мы видим, что буржуазия богатейших стран не может наладить «нормальных» буржуазных отношений после этой войны, а наши реформисты, мелкие буржуа, корчащие из себя революционеров, считали и считают пределом (его же не прейдеши) нормальные буржуазные отношения, причем понимают эту «норму» до крайности шаблонно и узко. Второе – им совершенно чужда всякая мысль о том, что при общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключается, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразия либо формы, либо порядка этого развития. Им не приходит даже, например, в голову, что Россия, стоящая на границе стран цивилизованных и стран, впервые этой войной окончательно втягиваемых в цивилизацию, стран всего Востока, стран неевропейских, что Россия поэтому могла и должна была явить некоторые своеобразия, лежащие, конечно, на общей линии мирового развития, но отличающие ее революцию от всех предыдущих западноевропейских стран и вносящие некоторые частичные новшества при переходе к странам восточным. Например, до бесконечия шаблонным является у них довод, который они выучили наизусть во время развития западноевропейской демократии и который состоит в том, что мы не доросли до социализма, что у нас нет, как выражаются разные «ученые» господа из них, объективных предпосылок для социализма (не правда ли знакомый аргумент? – мое). И никому не приходит в голову спросить себя: а не мог ли народ, встретивший революционную ситуацию, такую, которая сложилась в первую испериалистическую войну, не мог ли он, под влиянием безвыходности своего положения, броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации?» (цит. изд. с.437-438). Словом, Н.Суханов и критические марксисты хотя и «...называют себя марксистами, но понимают марксизм до невозможной степени педантски. Решающего в марксизме они совершенно не поняли: именно его революционной диалектики» (цит. изд. с.436), хотя на словах ее признают, а на практике применять не умеют. Помимо того, что социалистическая революция 1917 года доделала то, что не удалось Февральской революции, она еще выполнила три вида пролетарской или социалистической работы (цитирую статью В.Ленина «О значении золота»): «1) революционный выход из империалистической войны<...>2) Создание советского строя, формы осуществления диктатуры пролетариата. Мировой перелом осуществился. Эпоха буржуазно-демократического парламентаризма кончилась. Началась первая глава всемирной истории: эпоха пролетарской диктатуры<...>3) Экономическое строительство основ социалистического уклада...» (цит. изд. с.88). В.Ленин неоднократно в своих статьях и речах подчеркивал, что большевики захватили власть для рабочих и крестьян с целью создания социалистического общества при помощи этой власти. В своей речи на пленуме Московского Совета в ноябре 1922 года он сказал свое знаменитое: «Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего, или какой-либо отвлеченной картины, или какой-либо иконы. Насчет икон мы остались мнения старого, весьма плохого. Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи. Позвольте мне закончить выражением уверенности, что, как эта задача не трудна, как она ни нова по сравнению с прежней нашей задачей, и как много трудностей она нам не причиняет, - все мы вместе, не завтра, а в несколько лет, все мы вместе решим эту задачу во что бы то ни стало, так что из России нэповской будет Россия социалистическая (курсив мой)» (цит.изд. с.405). Факты показывают, что большевики после взятия власти по всей стране взялись за работу по непосредственному переходу к социалистическому строительству, т.е. без предварительного, переходного периода приспособления старой экономики к экономике социалистического типа. В своей статье «К четвертой годовщине Октябрьской революции» В.Ленин совершенно
четко сформулировал стратегическую цель большевиков – осуществить социалистическое
преобразование общества. Во
имя этой цели в первые три года существования советской власти проводилась
политика, получившая название военного
коммунизма. В докладе на VII Московской губпартконференции, состоявшейся в конце октября 1921 года, В.Ленин сказал следующее: «Если вы припомните те заявления, официальные и неофициальные, которые делала наша партия с конца 1917 года и до начала 1918 года, то увидите, что у нас было и тогда представление о том, что развитие революции, развитие борьбы может пойти как путем сравнительно кратким, так и очень долгим и тяжелым. Но при оценке возможного развития мы исходили большей частью, я даже не припомню исключений, из предположений, не всегда, может быть, открыто выраженных, но всегда молчаливо подразумеваемых, - из предположении о непосредственном переходе к социалистическому строительству (курсив мой). Я нарочно перечитал то, что писалось, например, в марте и апреле 1918 г. о задачах нашей революции в области социалистического строительства, и убедился в том, что такое предположение у нас действительно было. Это был как раз тот период, когда была решена такая существенная, и в политическом отношении по необходимости являющаяся предварительной, задача, как задача, взятия власти, создания советской системы государства на место прежней буржуазно-парламентарной, и затем задача выхода из империалистической войны, причем этот выход, как известно, был сопряжен с особо тяжелыми жертвами, с заключением невероятно унизительного, ставившего почти невозможные условия, Брестского мира. После заключения этого мира с марта по лето 1918 г. был периодом, когда военные задачи казались решенными. Впоследствии события показали, что это было не так, что в марте 1918 г., после решения задачи империалистической войны, мы только подходили к началу гражданской войны, которая с лета 1918 г. в связи с чехословацким восстанием стала надвигаться все больше и больше. Тогда в марте или апреле 1918 г., говоря о наших задачах, мы уже противополагали методам постепенного перехода такие приемы действия, как способ борьбы, преимущественно направленный на экспроприацию экспроприаторов, на то, что характеризовало собой главным образом первые месяцы революции, т.е. конец 1917 начало 1918 годов. И тогда уже приходилось говорить, что наша работа в области организации и контроля сильно отстала от работы и деятельности по части экспроприации экспроприаторов. Это значило, что мы наиэксприировали много больше, чем сумели учесть, контролировать, управлять и т.д. и, таким образом, ставилась передвижка от задачи экпроприации, разрушения власти эксплуататоров и экспроприаторов, к задаче организации учета и контроля, к прозаическим, так сказать, хозяйственным задачам непосредственного строительства. И тогда уже по целому ряду пунктов нам нужно было идти назад». Далее в.Ленин продолжал: «Свою строительную, хозяйственную работу мы тогда выдвинули на первый план, мы рассматривали под одним углом. Тогда предполагалось осуществление непосредственного перехода к социализму без предварительного периода, приспосабливающего старую экономику к экономике социалистической (курсив мой). Мы предполагали, что создав государственное производство и государственное распределение, мы этим самым непосредственно вступим в другую, по сравнению с предыдущей, экономическую систему производства и распределения» (цит. изд. с.64). Но такая политика, как оказалось, не учитывала реальной ситуации в России. Эта политика в первую очередь столкнулась с отчаянным сопротивлением буржуазии. В.Ленин: «Нам, которые предложили капиталистам: «Подчиняйтесь государственной власти, и вместо полного уничтожения условий, соответсвующих старым интересам, привычкам, взглядам населения, вы получите постепенное изменение всего этого путем государственного регулирования», - нам был поставлен вопрос о самом существовании. Тактика, принятая классом капиталистов, состояла в том, чтобы толкнуть нас на борьбу, отчаянную и беспощадную, вынуждавшую нас к неизмеримо большей ломке старых отношений, чем мы предполагали». Разразившаяся гражданская война, сомкнувшаяся с интервенцией ведущих империалистических шосударств, продолжал В.Ленин «...разоряла Россию три года. К весне 1921 года выяснилось, что мы потерпели поражение «штурмовым» способом, т.е. самым сокращенным, быстрым, непосредственным, перейти к социалистическим основам произврдства и распределения (курсив мой). Политическая обстановка весны 1921 года показала нам, что неизбежно в ряде хозяйственных вопросов отступить на позиции государственного капитализма, перейти от «штурма» к «осаде» (цит. изд. с.69). В своей статье «О значении золота» В Ленин предельно точно описал как суть политики военного коммунизма, так и необходимость перехода к нэпу. Он писал, что первоначально большевики руководствовались следующими соображениями: « Восстановим крупную промышленность и наладим непосредственный проуктообмен ее с мелким крестьянским земледелием, помогая его обобществлению. Для восстановления крупной промышленности возьмем с крестьян в долг известное количество продовольствия и сырья посредством разверстки. Вот какой план (или метод, систему) проводили мы свыше трех лет, до весны 1921 года. Это был революционный подход к задаче в смысле прямой и полной ломки старого для замены его новым общественно-экономическим укладом. С весны 1921 года мы на место этого подхода, плана, методы, системы действий ставим (еще не «поставили», а все еще только «ставили» и не вполне это осознали) совершенно иной, типа реформистского: не ломать старого общественно-экономического уклада, торговли, мелкого хозяйства, мелкого предпринимательства, капитализма, а оживлять торговлю, мелкое предпринимательство, капитализм, осторожно и постепенно овладевая ими или получая возможность подвергать их государственному регулированию лишь в меру их оживления. Совершенно иной подход к задаче. По сравнению с прежним, революционным, это – подход реформистский (революция есть такое преобразование, которое ломает старое в самом основном и коренном, а не переделывает его осторожно, медленно, постепенно, стараясь ломать как можно меньше)» (цит. изд. с.86). Итак, большевики начали проводить с 1921 года новую экономическую политику (нэп). И в таком повороте политики решающую роль сыграл важнейший фактор – недоучет большевиками экономических интересов крестьянства, которое поддерживало большевиков в гражданской войне против возврата помещиков и буржуазии, но было несогласно с продразверсткой. Как сказал В.Ленин в докладе на II Всероссийском съезде политпросветов, «Новая экономическая политика означает замену разверстки налогом, означает переход к восстановлению капитализма в значительной мере. В какой мере – этого мы не знаем. Концессии с заграничными капиталистами (правда, пока очень немного их заключено, которые мы сделали), аренда частных капиталистов – это и есть прямое восстановление капитализма и это связано с корнями новой экономической политики. Ибо уничтожение разверстки означает для крестьян свободную торговлю сельскохозяйственными излишками, не взятыми налогом, а налог берет лишь небольшую долю продуктов. Крестьяне составляют гигантскую часть всего населения и всей экономики, и поэтому на почве этой свободной торговли капитализм не может не расти» (цит. изд. с.42). Из приведенных выше выдержек со всей
очевидностью следует, что целью большевиков было созидание социализма, а не
реставрация капитализма. Капиталистические отношения допускались в рамках нэпа
в строго очерченных границах и сводились только к трем формам, перечисленным в
последней цитате. В.Ленин на VII
Московской губернской конференции заявил, что «...перед нами весной 1921 года
стало ясное положение: не непосредственное социалистическое строительство, а
отступление в целом ряде областей экономики к государственному капитализму, не
штурмовая атака, а очень тяжелая, трудная и неприятная задача длительной осады,
связанной с целым рядом отступлений. Вот что необходимо для того, чтобы подойти
к решению экономического вопроса, т.е. обеспечения экономического перехода к
основам социализма» (цит. изд. с.70).
Таким образом, как следует из вышеприведенной выдержки, большевики отнюдь не
намеревались с переходом к нэпу отказываться от своей стратегической цели – построить в России социализм, а решили в ряде
областей экономики допустить использование капиталистических методов ведения
хозяйства. В.Ленин на той же конференции подчеркнул, что первопроходцы в истории всегда могут допускать ошибки и в этом нет ничего неестественного, тем более, что решения приходилось принимать в очень сложной обстановке ожесточенного противостояния борющихся классов. Он сказал:«А при такой войне, когда решается судьба целого класса, решается вопрос: социализм или капитализм, - есть ли разумные основания предполагать, что народ, в первый раз решающий эту задачу, может найти сразу единственно правильный, безошибочный прием? Какие основания предполагать это? Никаких! Опыт говорит обратное» (цит. изд. с.74). Рассуждая о том, в какой степени можно при нэпе оступать от принципов социализма, В.Ленин подчеркивал: «Мы отступили к государственному капитализму. Но мы отступаем в меру. Мы отступаем теперь к государственному регулированию торговли. Но мы отступим в меру» (цит. изд. с.92). В произведениях В.Ленина начала 1920-х годов все время звучит призыв к самокритичной и трезвой оценке политики, которую проводят большевики, к готовности исправлять допущенные ошибки. Он в работе «Заметки публициста» писал: «А мы все еще пока одни, и в стране отсталой, в стране более другой разоренной, сделали невероятно много. Мало того: мы сохранили «армию» революционных пролетарских сил, мы сохранили ее «маневренную способность», мы сохранили ясность головы, позволяющую нам трезво учесть, где, когда и насколько надо отступить (чтобы сильнее прыгнуть); - где, когда и как именно надо приняться за переделку недоделанного. Погибшими наверняка надо бы признать тех коммунистов, которые бы вообразили, что можно без ошибок, без отступлений, без многократных переделываний недоделанного и неправильно сделанного закончить такое всемирно-историческое «предприятие», как завершение фундамента социалистической экономики (именно в стране мелкого крестьянства). Не погибли (и, вероятнее всего, не погибнут) те коммунисты, которые не дадут себе впасть ни в иллюзии, ни в уныние, сохраняя силу и гибкость организма для повторного «начинания сначала» в подходе к труднейшей задаче. И нам тем менее позволительно впадать хоть в малейшее уныние, тем менее есть оснований для этого, что кое что мы, при всем нашем разорении, нищете, отсталости, голоде начали двигаться вперед в области подготовительной к социализму экономики, тогда как рядом с нами, во всем мире, страны более передовые, в тысячу раз более нас богатые и военно-могущественные, продолжают двигаться назад в области «ихней», ими прославленной, им знакомой, сотни лет испытанной, капиталистической экономики» (цит. изд. с.180-181). Теперь обратимся к тому, как определял В.Ленин нэп. Привожу классическую формулировку нэпа, данную В.Лениным в интервью корреспонденту «Манчестер гардиан», написанное им в ноябре 1922 года и опубликованное в «Правде» 21 января 1926 года: «Действительная сущность новой экономической политики состоит в том, что пролетарское государство: во-первых, разрешило свободу торговли для мелких производителей и, во-вторых, в том, что к средствам производства для крупного капитала пролетарское государство применяет целый ряд принципов того, что в капиталистической экономике называлось государственным капитализмом» (цит. из. с.370). В статье «О значении золота» В.Ленин особо подчеркивал, что важнейшим звеном в нэпе является торговля. Он писал: « В данный момент в той области, о которой идет речь, таким звеном является оживление внутренней торговли при ее правильном государственном регулировании (направлении). Торговля – вот то «звено» в исторической цепи событий, в переходных формах нашего строительства 1921-1922 годов, «за которое надо всеми силами ухватиться» нам, пролетарской государственной власти, нам, руководящей коммунистической партии. Если мы теперь за это звено достаточно крепко «ухватимся», мы всей цепью в ближайшем будущем овладеем наверняка. А иначе нам всей цепью не овладеть, фундамента социалистических общественно-экономических отношений не создать. Это кажется странным. Коммунизм и торговля?! Что-то очень уже несвязное, несуразное. Но если поразмыслить экономически, одно от другого не дальше, чем коммунизм от мелкого крестьянского патриархального земледелия» (цит. изд. с.89). К вышесказанному следует добавить, что В.Ленин имел в виду еще одну важную функцию товарообмена – это накопление средств для поднятия тяжелой промышленности (цит. изд. с.388). Кроме того, В.Ленин в различных произведениях отмечал еще следующие черты нэпа: *коммерческий расчет; *аренда государственных предприятий частными предпринимателями; *регулирование денежного обращения и укрепление рубля; *свобода для мелкой буржуазии не только производства, но и свобода покупки и продажи предметов потребления. В.Ленин, отстаивая необходимость нэпа для созидания основ социалистической экономики, особенно подчеркивал важность экономического союза крестьянства и рабочего класса. Он на IX Всероссийском съезде Советов говорил: «...не может быть другой экономической связи между крестьянством и рабочими, т.е. земледелием и промышленностью, как обмен, как торговля. Вот в чем суть. Замена разверстки продналогом – вот в чем суть нашей экономической политики, эта суть самая простая. Если нет цветущей крупной промышленности, способной организоваться так, чтобы сразу удовлетворить продуктами крестьянство, никакого иного выхода для постепенного развития мощного союза рабочих и крестьян, кроме как путь торговли и постепенного поднятия земледелия и промышленности над их теперешним состоянием, под руководством и контролем рабочего государства, - никакого иного пути нет» (цит. изд. с.132). Поскольку В.Ленин постоянно использовал термин «государственный капитализм», то, рассматривая позицию школы критического марксизма по данному вопросу, крайне важно установить, что он имел в виду под государственным капитализмом в СССР на начальной стадии становления социалистической (а не капиталистической!) экономики. Итак, вот что писал В.Ленин о госкапитализме, который «бывает при коммунизме». Как это так – спросите Вы. Госкапитализм при коммунизме? Разве это не нонсенс? Отвечая на эти вопросы, В.Ленин в интервью корреспонденту «Манчестер гардиан» писал: «Как может быть такая вещь, что капитализм и коммунизм противоположны, а плюсом являются разные обстоятельства с обеих противоположных точек зрения? Это возможно, ибо переход к коммунизму возможен и через государственный капитализм, если власть в государстве в руках рабочего класса. Это именно и есть «наш теперешний случай» (цит. изд. с.366). Разъясняя свою позицию, В.Ленин в статье «О кооперации» писал: «Всегда, когда я писал о новой экономической политике, я цитировал свою статью 1918 года о государственном капитализме (Примечание: В.Ленин имел в виду свою статью «О левом ребячестве и о мелкобуржуазности»). Это вызывало не раз сомнения некоторых молодых товарищей. Но их сомнения направлялись преимущественно по адресу абстрактно-политическому. Им казалось, что нельзя называть государственным капитализмом тот строй, при котором средства производства принадлежат рабочему классу и этому рабочему классу принадлежит государственная власть. Однако, они не замечали, что у меня название «государственный капитализм» употреблялось: во-первых, для исторической связи нашей тепершней позиции с позицией в моей полемике против так называемых левых коммунистов, а также я уже тогда доказывал, что государственный капитализм был бы выше нашей современной экономики; для меня важно было установить преемственную связь обычного государственного капитализма с тем необычным, даже совсем необычным, государственным капитализмом, о котором я говорил, вводя читателя в новую экономическую политику (курсив мой). Во-вторых, для меня всегда была важна практическая цель. А практическая цель нашей новой экономической политики состояла в получении концессий; концессиии уже несомненно были бы в наших условиях чистым типом государственного капитализма» (цит. изд. с.432). Однако для В.Ленина т.н. необычный, своеобразный государственный капитализм «...отличается от буквально понимаемого государственного капитализма тем, что мы имеем в руках пролетарского государства не только землю, но и все важнейшие части промышленности. Прежде всего, мы сдали в аренду известную часть мелкой и средней индустрии, все же остальное остается в наших руках. Что касается торговли, я хочу еще подчеркнуть, что мы стараемся основывать смешанные общества, что мы уже основываем их, т.е. общества, где части капитала принадлежат частным капиталистам, и притом иностранным, а другая часть – нам» (цит. изд. с.390). Что касается свободы торговли, то здесь дело не в самой торговле, т.е. товарообмене, без чего социализм существовать не может, а в том, что в рамках нэпа была допущена торговля, которую вели частные предприниматели. Нэп и госкапитализм, или говоря проще, - элементы обычного капитализма были отступлением от политики непосредственного создания основ социализма, но это отступление, как утверждал В.Ленин на IV Конгрессе Коммунистического Интернационала, еще не означало отказа от социализма и утверждения полноценных капиталистических экономических отношений в обществе. Большевики уступали частникам лишь небольшую часть средств производства, которое государство держало в своих руках. И именно в этом смысле на заседании упомянутого Конгресса в 1922 году В.Ленин мог с полным основанием заявить, что «…государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего (т.е. против тогдашнего) положения дел в нашей Советской республике. Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и неотделимым станет социализм» (цит. изд. с.380-381). Чтобы еще глубже понять логику В.Ленина в части причин неизбежной при нэпе реставрации элементов капитализма, не лишне процитировать еще одну выдержку из интервью корреспонденту «Манчестер гардиан»: «Не может ли быть, что мы идем назад к чему-то вроде феодальной диктатуры? Никак не может быть, ибо мы медленно, с перерывами, с шагами назад от времени до времени, поднимаемся по линии государственного капитализма. А это – линия, ведущая нас вперед, к социализму и к комунизму (как высшей ступени социализма), а никоим образом не назад к феодализму» (цит. изд. с.367). Непременным условием введения элементов капитализма В.Ленин считал контроль со стороны государства. На XI съезде РКП (б) он говорил: «Мы приняли на съезде коммунистов решение, что государственный капитализм допущен нашим пролетарским государством, а государство – это мы. Если плохо допустили, виноваты мы, нечего валить на другого! Надо учиться, добиваться того, чтобы государственный капитализм в пролетарском государстве не мог и не смел выходить из рамок и условий, определенных ему пролетариатом, из условий, которые выгодны пролетариату. И тут было верно указано, что мы должны были считаться с крестьянством, как с массой, и дать ему свободную торговлю» (цит. изд. с.279). Поскольку при нэпе капиталистические отношения затрагивали определенную часть рабочего класса, то В.Ленин не мог не обозначить своего видения задач профсоюзов в связи с необходимостью защиты наемных работников, подвергаемых эксплуатации. В постановлении ЦК РКП(б) от 12.01.1922 года «О роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики» В.Ленин предлагал следующим образом определить их политику: «Пролетарское государство, не изменяя своей сущности, может допустить свободу торговли и развитие капитализма лишь до известной меры и только при условии государственного регулирования (надзора, контроля, определения форм, порядка и т.д.) частной торговли и частнохозяйственного капитализма<...>Поэтому одной из самых главных задач профсоюзов является отныне всесторонняя и всемерная защита классовых интересов пролетариата в его борьбе с капиталом. Эта задача должна быть поставлена открыто на одно из первых мест, аппарат профсоюзов должен быть соответственно перестроен, видоизменен или дополнен (должны быть образованы или вернее, образовываемы конфликтные комиссии, статечные фонды, фонды взаимопомощи и т.д.» (цит. изд. с.160). Необходимость после политики военного коммунизма вернуться к допущению элементов капиталистических отношений вроде бы протворечила марксизму. На этот счет В.Ленин язвительно заметил: «До сих пор сколько-нибудь путные книжки о госкапитализме писались при таких условиях и при таком положении, что государственный капитализм есть капитализм. Теперь вышло иначе, и никакой Маркс и никакие марксисты не могли это предвидеть» (цит. изд. с.277). Применение рыночных и капиталистических методов хозяйствования было в период нэпа неизбежным, но В.Ленин, повторяю, никогда не отходил от основной, стратегической цели большевиков – достижение социализма и коммунизма. На IX Всероссийском съезде Советов он заявил: «Мы перейдем к тяжелой работе, потому что верен путь, на котором мы стоим. Несомненно, путь союза народных масс есть единственный путь, на котором труд крестьянина и труд рабочего будет трудом на себя, а не на трудом на эксплуататора» (цит. изд. с.134). В.Ленин отдавал себе отчет в том, что достижение конечной цели невозможно в короткие сроки. «Тут мы не можем идти порывами и прыжками, - говорил он на съезде, - и сроки здесь другие – они исчисляются десятками лет. Вот в какие сроки нам придется добиваться успехов в экономической войне и в обстановке не помощи, а вражды от наших соседей» (цит. изд. с.135). В.Ленин предвидел также, что совершенно неизбежен перевод предприятий на хозрасчет: «Перевод госпредприятий на так называемый хозяйственный расчет неизбежно и неразрывно связан с новой экономической политикой и в ближайшием будущем неминуемо этот тип станет преобладающим, если не исключительным. Фактически это означает, в обстановке допущенной и развивающейся свободы торговли, перевод госпредприятий в значительной степени на коммерческие основания. Это обстоятельство, в связи с настоятельнейшей необходимостью повысить производительность труда, добиваться безубыточности и прибыльности каждого предприятия, в связи с неизбежным ведомственным интересом и преувеличением ведомственного усердия, неминуемо порождает известную противоположность интересов по вопросам условий труда в предприятии между рабочей массой и директорами, управляющими госпредприятиями или ведомствами, коим они принадлежат. Поэтому по отношению к социолизированным предприятиям на профсоюзы безусловно ложится обязанность защищать интересы трудящихся, способствовать повышению их материального быта, постоянно поправляя ошибки и преувеличения хозяйственных органов, поскольку они вытекают их бюрократического извращения госаппарата» (цит. изд. с. 160-161). Можно только удивляться тому, как В.Ленин в начале 1920-х годов сумел предсказать возникновение противоречий между работниками и административно-управленческим аппаратом, а также развитие такой болезни социалистической экономики как ведомственность. Остановимся еще на ряде высказываний В.Ленина, касающихся процессов, происходивших в политической сфере и в надстройке вообще. Так, он в статье «О значении воинствующего материализма» писал: «...не все объединившиеся вокруг журнала «Под Знаменем Марксизма» - коммунисты, но все последовательные материалисты. Я думаю, что этот союз коммунистов с некоммунистами является, безусловно, необходимым и правильно определяет задачи журнала. Одной из самых больших и опасных ошибок коммунистов (как и вообще революционеров, успешно проделавших начало великой революции) является представление, будто бы революцию можно совершить руками одних революционеров<...>Без союза с некоммунистами в самых различных областях деятельности ни о каком успешном коммунистическом строительстве не может быть и речи» (цит. изд. с.120). И еще одно высказывание В.Ленина на этот счет: «Построить коммунистическое общество руками коммунистов, это – ребячья, совершенно ребячья идея» (цит. из. с.260). В этих высказываниях В.Ленина обращает
на себя внимание не только мысль о роли и месте коммунистов в революционном
процессе, но и понимание того, что события 1917 года явились только началом длительного революционного
процесса. «В народной массе, - подчеркивал В.Ленин, - мы все же капля в море, и мы можем управлять только тогда, когда правильно выражаем то, что народ сознает. Без этого коммунистическая партия не будет вести пролетариата, а пролетариат не будет вести за собою масс, и вся машина развалится» (цит. изд. с.273). К сожалению, вожди КПСС проигнорировали эту простую истину и все кончилось крахом социализма в 1991 году. Уже в начале 1920-х годов стали проявляться негативные тенденции в политической жизни, выражавшиеся в нарастающем отрыве партийно-государственного аппарата от масс и в бюрократизме аппарата государственного управления. В.Ленин был вынужден на XI съезде РКП (б) напомнить делегатам об особенности политического устройства в советской России. Он говорил: «Мы не хотим понять, что когда мы говорим «государство», то государство – это мы, это пролетариат, это авангард рабочего класса. Государственный капитализм, это – тот капитализм, который мы сумеем ограничить, пределы которого мы сумеем установить, этот государственный капитализм связан с государством, а государство это рабочие, это передовая часть рабочих, это – авангард, это – мы» (цит. изд. с.249). В.Ленин отождествил государство с рабочим классом, не упомянув крестьянство, хотя он неоднократно говорил о союзе рабочих и крестьян. Далее он четко провел грань между рабочим классом и партией, т.е. авнгардом рабочих, хотя в партии было немало крестьян, а также представителей интеллектуального труда и политиков. И самое важное - В.Ленин по существу отождествил власть в государстве с партией, что в принципе соответствовало уже тогда действительности, несмотря на наличие Советов. Оставлся еще один шаг – выделить аппарат партии и государственных структур, которые со временем стали подлинными хозяевами во всех сферах общественной жизни страны. К этой характеристике следует добавить и то, что кадры аппарата государственного управления экономикой были в значительной мере большевиками заимствованы у царской России. На том же XI съезде РКП (б), описывая сложившуюся ситуацию, В.Ленин говорил: «Соревнование и состоязание, которое мы поставили на очередь дня, провозгласив нэп, - это есть серьезное соревнование. Кажется, что оно бывает во всех государственных учреждениях, а на самом деле это есть еще одна форма борьбы двух классов, непримиримо враждебных друг другу. Это – еще одна форма борьбы буржуазии с пролетариатом, это борьба, которая еще не завершена и даже в центральных учреждениях Москвы не превзойдена культурно. Ибо сплошь и рядом буржуазные деятели знают дело лучше, чем наши лучшие коммунисты, имеющие власть, все возможности и ни одного шага не умеющие делать со своими правами и со своей властью» (цит. изд. с.239). Оценивая сложившуюся в стране ситуацию, В.Ленин в своей речи на заседании коммунистической фракции Всероссийского съезда металлистов 6 марта 1922 года заявил: «Самый худший у нас внутренний враг – бюрократ, это коммунист, который сидит на ответственном (а затем и на неответственном) советском посту и который пользуется всеобщим уважением, как человек добросовестный. Он немножко дерет, но зато в рот хмельного не берет. Он не научился бороться с волокитой, он не умеет бороться с ней, он ее прикрывает» (цит. изд. с.199). В.Ленин еще в 1922 году, через пять лет после свершения революции, осознавал, что революционный процесс построения социализма - это не одномоментный акт и что он еще далеко не завершен. В.Ленин на IX Всероссийском съезде Советов заявил: «Всегда в истории великие политические перевороты требовали длинного пути на то, чтобы их переварить. Все великие политические перевороты решались энтузиазмом передовых отрядов, за которыми стихийно, полусознательно шла масса<...>Тут работа целых десятилетий, и на нее нужно потратить огромные усилия» (цит. изд. с.148-149). Со временем, начиная с 1929 года, большевики, предводительствуемые И.Сталиным, по существу ликвидировали все эти формы капиталистических отношений, и в экономике страны стал господствовать социалистический способ производства. Провозглашение же номенклатуры новым классом, эксплуатирующем трудовой люд в рамках т.н. государственного капитализма – это чистейшей воды фанатазия представителей школы критического марксизма. Как говорил В.Ленин, «все это болтовня, фразы». Перечень произведений
А.Бузгалина и А.Колганова 1. А.Бузгалин, А.Колганов «Пределы капитала: методология и онтология. Реактуализация классической философии и политической экономии (избранные тексты)» (М., Культурная революция, 2009). Интернет-институт «Социализм – XXI» Библиотека журнала «Альтернативы» /1/ 2. А.Колганов «Путь к социализму. Трагедия и подвиг» /2/ 3. А.Бузгалин «Марксизм: от догматического загнивания к критическому возрождению». (admin 2008-02-21) /3/ 4. А.Бузгалин «Методология и теория исследования
социализма: некоторые полемические заметки» (admin,
2009-12-29) /4/ 5. .А.Бузгалин «Социализм: методолого-теоретические проблемы
исследования» (eandreeva71, 2009-11-02) /5/ 6.А.Колганов – «Современный
социализм. Марксистская версия» (eandreeva71,
2009-10-07; 2010-02-27; 03- 9,17,31) /6/ 7. А.Бузгалин и А.Колганов «Социализм после «социализма»: ответы на вызовы неоэкономики» (admin, 2009-12-29) /7/; 8 А.Бузгалин и А.Колганов
«Экономика социализма XXI века
как мы ее видим сегодня» (eandreeva71, 2009-11-05) /8/. 9 А.Бузгалин и А.Колганов «10 мифов об СССР» /9/. 10. А. Бузгалин «Белая
ворона (последний год жизни ЦК КПСС: взгляд изнутри») (М.: Экономическая демократия, 1994) /10/. ………………………………………………………………………… Залп из орудий главного калибра.Опубликовано viktork в вт, 2012-10-23 17:53. Не пожалел часа времени на зрелище разрывов могучего залпа. Потеряное время. Доказано очевидное: путаница в головах тандема агромадная, была, есть и будет. Однако у самого пушкаря нет ничего иного, кроме окаменелого М-Л. И палит он такими же окаменелостями. У тандема есть отличная давняя работа: "за и против марксизма", где они четко показали противоречия марксизма-науки и марксизма-идеологии. Но дальше не пошли. Возможно, сбила с "пути истинного" работа на западные гранты, на заказ, где они забили себе головы западной идеологией. Как бы ни было, но факт налицо: каша непроваренная, где немногие новые и верные положения утоплены в массе идеалистического сумбура. Именно поэтому такой массовый огонь по площадям не несёт позитива и служит скорее средством политической борьбы. Зачем? - неясно. Позиция самого Паульмана четко видна в последнем разделе. Нигде ни на йоту не отступил от трактовки М-Л. При критике тандема в первых пунктах автор логичен и последователен, а вот здесь, защищая незащитимое, прибегает к отработаным приемам демагогии. Вопрос не в том, был социализм или не был (разумеется, был), но какой? Что это было? Потому как ничего похожнго в теории не было и - вот чудеса - нет до сих пор. Благодаря несгибаемой стойкости защитников сталинизма и парт диктатуры, прикрывающих от критики даже давно разложившийся труп. Или себя? Так что же лучше: поиск истины с ошибками и блужданьем - или глухая оборона мертвечины? И в чем "конструктивность критики"? Какой был социализм в СССР?Опубликовано Paulman в вт, 2012-10-23 18:14. Вы правильно пишете, что социализм в СССР был. Какой? Такой, какой был. Не идеальный. Совсем не теоретически безупречный. С диктатурой партгосаппарата. Но он был. И его надо изучать, чтобы впредь люди не наступали на те же грабли. В.Паульман Спасибо за ответ.Опубликовано viktork в вт, 2012-10-23 18:44. Могу предложить своё развитие марксизма на адресе viktorkkrasikov1.narod2.ru В конце немного и про социализм. Свою брошюру принес тандему первым! Ответ был академическим: - Куда лезешь со свиным рылом в калашный ряд! По тексту - ни слова. Законы корпорации есть не только в гебухе. Но не в обиде - ребята просто не врубились. Зато апломбу на два тандема. Что в целом неплохо. Факт однако в том, что неизбежно нужно отделять марксизм-науку от МЛ-идеологии, они несовместимы. и последняя гирей висит на М-науке. Как бы ни было обидно признать, но все идеологии изначально лживы, на чем погорел и сам Маркс, что поздно понял невозможность создать научную идеологию. Нашел Вас, Виктор Красиков, в Google.Опубликовано Paulman в вт, 2012-10-23 19:16. Непременно почитаю, но не скоро, так как очередь чтива очень длинная. В.Паульман ……………………………………………. www.kara-murza.ru › ... ›
Потерянный
разум
С.Г. Кара‑Мурза „Потерянный разум» www. koob.ru
Глава 2. Склонность к гипостазированию.
_*Прежде всего, существует хорошо нам знакомый вид деформации сознания, который обозначается малоизвестным словом гипостазирование. В словаре читаем: “Гипостазирование (греч. hypostasis - сущность, субстанция) - присущее идеализму приписывание абстрактным понятиям самостоятельного существования. В другом смысле - возведение в ранг самостоятельно существующего объекта (субстанции) того, что в действительности является лишь свойством, отношением чего-либо”. _*Во время перестройки и реформы склонность интеллигенции к гипостазированию проявилась в гипертрофированном виде. Когда пробегаешь в уме историю перестройки, поражает эта склонность изобретать абстрактные, туманные термины, а затем создавать в воображении образ некоего явления и уже его считать реальностью и даже порой чем-то жизненно важным. Эти размытые образы становятся дороги человеку, их совокупность образует для него целый живой мир, в котором он легко и, главное, бездумно ориентируется. Образы эти не опираются на хорошо разработанные понятия, а обозначаются словом, которое приобретает магическую силу. Будучи на деле бессодержательными, такие слова как будто обладают большой объяснительной способностью. _*В созревании антисоветского сознания важную роль сыграл, например, совершенно схоластический спор о том, являлся ли советский строй социализмом или нет. Как о чем-то реально существующем и однозначно понимаемом спорили, что из себя представляет советский строй - мобилизационный социализм? казарменный социализм? феодальный социализм? Сказал “казарменный социализм” - и вроде все понятно. Вот как трактует природу “реального социализма” профессор МГУ А.В. Бузгалин.: “В сжатом виде суть прежней системы может быть выражена категорией “мутантного социализма” (под ним понимается тупиковый в историческом смысле слова вариант общественной системы...)”[1]. _*Мы видим здесь претензию на создание целой теоретической категории, оправдывающей гибель советского строя. Но ведь взятая А.В. Бузгалиным из биологии ругательная метафора мутации бессодержательна и ничего не объясняет. Мутация есть изменение в генетическом аппарате организма под воздействием факторов внешней среды. Если это изменение наследуется и благоприятствует выживанию потомства, то такая мутация оказывается важным механизмом эволюции. Если, как это делает А. В. Бузгалин, уподоблять общественный строй биологическому виду, то социальное жизнеустройство любой страны оказывается “мутантным” и иным быть не может. _*С другой стороны, метафора просто неверна, т.к. противоречит смыслу самого понятия. Мутация есть изменение чего-то, что уже было как основа («дикий вид»). Если бы в мире существовала устоявшаяся социально-экономическая формация, которую было принято считать правильным социализмом, а потом под воздействием Сталина возник советский казарменный социализм, исказивший этот исходный образец, то его еще можно было бы считать мутантом. Но в действительности никакого исходного социализма, от которого путем мутации произошел советский строй, не существовало. И эту глубокомысленную, но бесплодную и ошибочную метафору профессор МГУ таскает из публикации в публикацию уже пятнадцать лет. В его сознании расплывчатое понятие, никогда даже четко не изложенный образ «правильного социализма» превратились в реальную сущность. Тяжело видеть. …………………………………………….. Илья Иоффе Оскопленная альтернатива Ситуация в современном марксизме, как западном, так и российском, хоть и тяжелая, но не безнадежная. Умные «мыши» - ученые, развивающие марксову науку и смотрящие на мир сквозь её критическую призму, ещё остались. Спросите, где они, эти кропотливые, настойчивые грызуны? Да вот, возьмём хотя бы движение «Альтернативы». Если зайти на его сайт, то можно узнать много интереснейших вещей, как о самом движении, так и о его наиболее выдающихся участниках. Прежде всего, нам тут же растолковывают, что «Альтернативы» - это не просто движение, а «научно-производственный комплекс коммунизма». О как завернуто! Ну «научно» – это вроде как понятно. Марксизм – наука, никуда не денешься. «Производственный комплекс»- ещё куда ни шло. Производят, надо полагать, высококачественный (а какой же ещё?) интеллектуальный продукт. Но вот «коммунизма»… Не слишком ли претенциозно это звучит после разгрома СССР и мирового социализма, посреди торжества капиталистической реакции? Но не будем придираться к мелочам, тем более что нам тут же и разъясняют, что движение «Альтернативы» «возникло из Марксисткой платформы (1985 - 1993 гг.); затем на этой основе возникла ассоциация «Ученые за демократию и социализм» (90-е годы) и уже после оно обрело форму движения «Альтернативы» (2000-2005 гг.). Такая смена разных форм самоорганизации нашего сообщества возникала не как следствие его конъюнктурных политических метаний, а как результат диалектического становления того общественного состояния, которое сегодня представляют «Альтернативы». Т.е. «Альтернативам» чужда грязь политической конъюнктуры, они на неё, грубо говоря, плевать хотели, но, в то же время, им таки удается выражать «общественное состояние». Такое вот диалектическое воплощение известной поговорки про то, как «рыбку съесть и т.д.». В дальнейшем мы увидим, как применяется эта «диалектика» некоторыми деятелями движения. Интересно отметить и тот факт, что название движения на протяжении всей его истории менялось в полном соответствии с этапами, так сказать, «развития рыночной демократии» в нашей стране. 1985-93 – этап Перестройки, Марксистская платформа (помните, тогда была мода на эти «платформы» – демократическая, пятая-десятая, кто их все упомнит!), потом 1993-2000, период развитого ельцинизма – «Ученые за демократию и социализм» (как же – «демократия» тогда нужна была, чтобы «цивилизованный мир» признал), и, наконец, путинская эпоха, переделались в «Альтернативы». Видимо, совпадение совершенно случайное. Бывает: диалектика - штука сложная, капризная, палка о двух концах… Как и положено всякому уважающему себя «научно-производственному комплексу коммунизма», движение «Альтернативы» принимает активное участие в борьбе идей. Проводит семинары, слушания, конференции и т.п., издаёт журнал. С началом кризиса определенная, наиболее дальновидная часть правящего класса стала проявлять интерес к идеям левого и даже марксистского направления. Буржуазные СМИ на все лады заговорили об «альтернативе» нынешнему коматозно-маразматическому мировому порядку, стремясь, как обычно, сгладить углы и затуманить истинный смысл происходящего. Немногие «практикующие» марксисты стали изредка появляться на ТВ и радио. В начале апреля этого года на радиостанцию «Эхо Москвы» был приглашен лидер «Альтернатив» профессор МГУ Александр Бузгалин. Передача называлась «Народ против». «Народом» в данном случае являлись два предпринимателя, два экономиста, продюсер, психотерапевт и гендиректор по фамилии Раппопорт. Такой вот народ живет на «Эхе». В самом деле, не дояркам же и не свинаркам эфир давать? А выступить этот самый народ собрался против профессора Бузгалина и марксизма. Я, признаться, сразу навострил уши и уже вовсю предвкушал, как профессор-марксист сейчас разнесет это реакционное сборище по кочкам: одним махом семерых убивахом. Однако действительность оказалась далеко не столь радужной… Дело в том, что Александр Бузгалин явился в студию не для того, чтобы дать идейный бой классовому противнику, а с целью продемонстрировать и, по возможности, продать сильным мира сего определенную политико-философскую позицию. Мне это стало ясно уже с самого начала передачи – после того, как на вопрос ведущего, где бы он предпочёл находиться, «среди антиглобалистов на улицах Лондона или в хорошо охраняемых помещениях, где вырабатывается стратегия преодоления экономического кризиса?», Бузгалин ответил что, дескать, конечно, с теми, кто протестует на улицах, но тут же оговорился: «На самом деле, речь идет не об антиглобализме, а об альтерглобализме – другой модели глобализации, другой модели интеграции стран, другом типе экономической и общественной жизни». Если антиглобализм ещё несет в себе некоторый, пусть и не бог весть какой подрывной, антибуржуазный заряд, то замена его на некий расплывчатый, никому кроме узкого круга высоколобых сектантов неизвестный «альтерглобализм», означает полную и безоговорочную капитуляцию одной из дискутирующих сторон. Т.е. профессор недвусмысленно даёт знать собравшемуся в студии «Эха» «народу», что он, в принципе, для этого народа свой, а имеющиеся разногласия вполне можно уладить к взаимной выгоде. Чтобы уж никаких сомнений насчет его лояльности у достопочтенной публики не осталось, Бузгалин вдруг, вне всякой связи с заданным ему вопросом, сообщает, что «выступал… в 80-е годы против сталинской модели и был таким диссидентом», выражает сдержанную радость в связи с тем, что ««Эхо Москвы» пускает говорить» и предлагает «искать совместный выход из кризиса». Тем не менее, попытка «втереться в доверие» к решительно, даже порой агрессивно настроенным бизнесменам, экономистам и психотерапевтам, ученому-марксисту не слишком удалась. Немедленно последовал неприятный вопрос в лоб: «Вы альтернативу предлагаете на основе марксизма-ленинизма?» В ответ профессор пустился, было, в пространные рассуждения о порочности преподавания марксизма в СССР, о «спектре антиглобалистских организаций» и т.п., однако был немедленно поставлен на место врачем-психотерапевтом: «Ваша альтернатива?» Ну что тут поделаешь? Немного поломавшись, понадував щёки, товарищ Бузгалин выложил, в конце концов, на прилавок свой товар: «Речь идет, если очень просто, о мировом социальном хозяйстве по стилю шведской модели». Когда-то в Советском Союзе издавалась серия книг под названием «Радио – это очень просто!», «Телевидение – это очень просто!» и т.п. Видимо, настал момент кое-кому продолжить ряд и написать книгу «Шведская модель – это очень просто!». Если человек, называющий себя марксистом, при всём честном народе произносит такую чудовищную пошлость, то значит, как сказал бы классик, это кому-нибудь нужно. Кому? Кто в стране, где шведов раз два и обчелся, мечтает о торжестве «шведской модели», да ещё и в мировом масштабе? Я с такими мечтателями не знаком. И у собравшегося в студии «Эха» «народа» красивые сказки о «скандинавском социализме» энтузиазма не вызвали. Очевидно, что профессор Бузгалин просто недооценил своих оппонентов и приволок на передачу товар, мягко говоря, не первой свежести. Это 20-25 лет тому назад, в счастливые и невинные перестроечные годы демократии, гласности, кооперативных туалетов и «Марксистской платформы» можно было агитировать за шведский, финский, израильский, гваделупский и какой там ещё «социализм», не сомневаясь, что тебя будут слушать с открытым ртом. Находившаяся в комсомольском младенчестве позднесоветская буржуазия с удовольствием проглатывала любые мифы и легенды, пришедшие с благословенного Запада. Но прошло немало лет, резвые и глупенькие щенята подросли, окрепли, заматерели и превратились в хищных, зубастых, злых и опытных волков. Что такое капитализм и с чем его едят они знают не понаслышке. Собравшиеся на передаче «семь разгневанных мужчин» - представители наиболее преуспевшей (и самой реакционной) части среднего класса. Путинский национал-либерализм позволил им не только подняться в финансово-экономическом отношении, но и обзавестись собственным классовым сознанием. Нынешний кризис, с одной стороны, вызвал у них вполне обоснованные опасения за своё будущее, а, с другой, породил надежды воспользоваться ослаблением позиций крупной олигархии, растерявшей львиную долю своих активов, и занять её место. Такова специфика исторического момента, такова социально-классовая перспектива людей, с которыми наши бравые альтернативные марксисты собрались то ли сотрудничать, то ли вести неравный бой. Что этим «марксистам», годами протиравшим штаны, толокшим воду в ступе на университетских кафедрах, бесконечных симпозиумах, конференциях и съездах – что им до грубых реалий повседневной жизни? И вот мудрая мышка полезла в свою норку, нашарила там кусок старого, заплесневелого сыра и пришла с ним на трапезу с волками. Волки сыр брезгливо обнюхали, одарили мыша презрительным взглядом и ответствовали голосом продюсера Сушонова: «Для меня марксизм любой, будь это столетней давности, будь в вашей интерпретации, вообще античеловеческое течение» . А дальше… Какой «бой» может быть между мышонком и волками? То-то и оно… Гневные буржуи убедительно доказали, что их острое классовое чутье стоит многих томов замшелой мышиной премудрости. Пышные славословия профессора Бузгалина в честь «шведской модели» были дискредитированы в пух и прах короткими репликами его оппонентов: невыносимо высокое налогообложение бизнеса, массовый исход скандинавского «бизнес-сообщества» в более «удобные» страны, наконец, банкротства шведских предприятий, вставшие гиганты «Volvo» и «Scania»… Т.е. простые российские капиталисты отлично понимают то, что недоступно ученому «марксисту»: нет в природе никакой «шведской модели», а есть шведская экономика, включенная в мировую экономическую систему и всецело подверженная всем порокам и болезням этой системы. Стоит ли ради этой лже-модели соглашаться на 50%-е налогообложение и пересаживаться из «Лекзуса» на велосипед, как предлагает профессор? В Финляндии, по мнению одного из представителей «народа, который против» - вообще «обычная советская система». И в этом утверждении есть своя доля истины. Она заключается в том, что послевоенная Финляндия стала тем, чем стала исключительно благодаря существованию СССР. Умело балансируя свои интересы между Западом и Советским Союзом, маленькое государство «сосало двух маток» и в этом немало преуспело. С этим никто и не спорит. Но чем этот сугубо индивидуальный, вызванный уникальным стечением исторических обстоятельств путь развития крохотной страны может быть полезен огромной России, с её «сырьевой моделью», демонтированной промышленностью, наукой, деморализованным народом и махрово неолиберальной верхушкой? И, главное, с её великим социалистическим прошлым. Ведь, чтобы там не рассусоливали бузгалины, кагарлицкие и им подобные энтузиасты «альтернативного социализма», настоящее социалистическое общество существовало именно в СССР, а шведские, финские и норвежские «модели», как бы сытно и вкусно средний обыватель при них не кушал, никакого отношения к реальному социализму никогда не имели. Это прекрасно понимают большинство жителей нашей планеты, в их числе и собравшиеся в студии «Эха» новорусские буржуи. Последние, как мы уже заметили, успели отрастить себе собственное классовое сознание, так сказать, «национальное по форме». Бузгалин, по старинке, попытался сыграть на ставшем притчей во языцех компрадорстве российской буржуазии, её евро и американо центризме, занялся даже перечислением преступлений западного империализма, будто бы препирался с Альбац или Новодворской – однако это не произвело на «народ» никакого впечатления. И в самом деле - с какой стати нашим буржуям брать на себя ответственность за чужие грехи? Они сами с усами, строят свой капитализм, без особой (как им кажется) оглядки на западного дядю. Тем более что этот дядя в их глазах совсем опростоволосился и, как выразился предприниматель Симонов: «Ваши США скоро действительно станут красной территорией». И не надо, товарищ Бузгалин, отбрыкиваться, дескать «США не мои». А чьи же? Вы свой альтернативный «марксизм» откуда импортировали? Оттуда, да из Европы ещё немножко. Зачем же теперь отпираться… Чувствуя, что его агитация за «цивилизованный шведский социализм» терпит решительный крах, Бузгалин попытался несколько поднять планку, однако в результате лишь ещё сильнее зарапортовался: «Я…сторонник продвижения к обществу более гуманному и справедливому, чем даже(!) шведская модель». Господи, да неужели есть на свете что-либо гуманнее и справедливее «шведской модели»? Дабы совсем не опозориться, пришлось нашему марксисту, что называется, «соскочить с темы», и включиться в деликатно предложенный ведущим пресный и безобидный дискурс «гражданского общества». Бузгалин и тут сделал попытку протащить какие-то свои «альтернативные» идейки (ничего нового, естественно) – про «социальное реформирование капитализма», «самоограничение бизнеса», «предпринимателям помогать создавать профсоюзы на своих собственных предприятиях» и т.п. благоглупости. Однако волки не проявили большого интереса к проповеди благотворности контроля гражданского общества, пусть даже гипотетического, над бизнесом и финансами. «Пусть» - говорят они – «это общество сначала возникнет, а там мы посмотрим, что ему можно будет контролировать, а что нельзя». Профессор пытается усовестить собравшихся в студии «господ бизнесменов», играя на их антисоветизме: «Знаете, это немножко напоминает логику, прошу прощения, Иосифа Виссарионовича Сталина, который говорил: «Давайте сначала построим при помощи НКВД социализм, а потом уже свободные граждане будет в демократическом мире хорошо жить». Сталин, разумеется, ничего подобного никогда не говорил. В отличие от нынешних светочей марксизма, он умел грамотно, ясно и доходчиво излагать свои мысли и до такой глупости, которую приписывает ему г-н Бузгалин, не додумался бы не в жизни. Но профессор МГУ позволяет себе нагло и беззастенчиво врать, ибо прекрасно знает, что любая гадость о Сталине, Ленине, СССР и советском социализме будет принята на «ура» как сотрудниками «Эха», так и его гостями. Тем не менее, этот грязный трюк не сильно помог. Сталин Сталиным, а своя рубашка ближе к телу: уговорить наших буржуев поделиться с народом «честно заработанным» не в состоянии даже самый умный и сладкоречивый профессор. Сколь заумные столь и занудные разглагольствования ученого мужа о прелестях гражданского общества они пропускают мимо ушей, и, надо сказать, правильно делают. Этому напыщенному пустословию грош цена в базарный день, а капиталисты – народ занятый и серьёзный. Тем более что свой взгляд на то, каким это самое «гражданское общество» быть должно, у них давным-давно имеется. В передаче его откровенно высказывает г-н Раппопорт (эксперт, кандидат наук, «свои деньги заработал сам»): «Пока у нас люди не будут уважать богатых, пока они не будут считать, что деньги заработаны достойно, тогда не нужно будет содержать такую сумасшедшую охрану, не нужно будет делать такие стены. Почему те же самые наши русские едут в Лондон? Они хотят нормально спокойно жить, как вы сами правильно сказали. Они готовы за это платить. Но они будут уверены в том, что их деньги там не отберут». Быдло обязано «уважать богатых» и не должно помышлять отобрать у них «честно заработанное». Вот вам, дорогой профессор, наше учение о «гражданском обществе» так сказать, в сжатом виде. Кушайте и утритесь. Могут спросить, а для чего я потратил время на разбор какой-то радиопередачи? Мало ли подобных программ сейчас по радио, по ТВ – наполненных пустыми, наукообразными, лицемерными словопрениями всевозможных экспертов, «перетирающих» между собой или со своими хозяевами о возможных путях спасения их состояний и привилегий. Верно – передач таких пруд пруди. Но эта особенна тем, что в ней была представлена «альтернатива». Точнее говоря, то, что кое-кто хочет нам представить в качестве таковой: претенциозную игру в бирюльки, набор давным-давно обанкротившихся, не имеющих никакой практической ценности, оторванных от реальной жизни псевдоидей. Выращенную на чужом огороде развесистую клюкву. Может быть, я излишне резок и несправедлив, придираюсь по пустякам? Нет, в самом деле, посмотрите читатель, на каком уровне находится в нашей стране, извиняюсь за выражение, «антисистемный дискурс»: «На мой взгляд, человек, который в мире, где огромное количество нерешенных экологических проблем, где огромное количество бедных, где огромное количество нерешенных проблем фундаментальных наук, тратит деньги на то, чтобы приобретать коллекционные роллсройсы или строить себе десятый дворец, этот человек, на мой взгляд, не очень умен и заслуживает удивления, мягко говоря, и презрения. Я к нему отношусь очень кисло. Это неумный человек, на мой взгляд. Поэтому уважать его просто не за что. Вот если человек своим талантом создал интересное предприятие или новшество или красивое дело, и благодаря этому делу и сам живет нормально, красиво одеваясь, а для этого достаточно получать в десять раз больше, чем рабочий, но отнюдь не иметь дворцы, и помогает людям ходить в дворцы, открывая их для каждого, развивает культуру. Вот этот человек достоин уважения». Это говорит по радио, я ещё раз обращаю ваше внимание, профессор МГУ, марксист, человек, возглавляющий движение с бодрящим душу названием «Альтернативы». Скажите, г-н Бузгалин, а «Челси» - это «интересное предприятие»? Это «красивое дело»? По мне, так ответ очевиден – команда очень интересная, играет в красивый футбол. А Абрамович «живет нормально»? Нормальнее некуда. Одевается красиво? Что за вопрос! Культуру развивает? Ещё как! Так что же вам, черт побери, не нравится, а, альтернативщик вы наш? То, что создатель и владелец «Челси» «получает» несколько больше чем 10 зарплат рабочего? Ну, так это ерунда, мелочь, вот, подождите чуток, разовьется у нас «гражданское общество», тогда можно будет и рыбку съесть и «шведским социализмом» не подавиться. А пока, как считаем мы с моим соседом-марксистом, большим поклонником английского футбола – Роман Абрамович есть человек, достойный всяческого уважения. А вот к вам, г-н профессор, а заодно и к тому «марксизму», который вы имеете честь представлять, мы «относимся очень кисло». Уж не взыщите… …………………………………………………………… Владимир
Першин К вопросу о
единстве материального и идеального I Участники форума на сайте Альтернативы наверняка помнят, что данный вопрос как бы повис в воздухе после моей полемики об экономических категориях с анонимом под ником Человек. Я настаивал на том, что внутри материальных процессов производства и товарно-денежного обмена (обращения), выражающихся в движении соответствующих категорий стоимости, денег, цены, прибавочной стоимости и прибыли, последние являются идеальными и в то же время материальными. Аноним просто разделил эти категории на материальные и идеальные и тем самым превратил их и порождающие их процессы в оторванные друг от друга мертвые абстракции. А это принципиально разные точки зрения. Моя позиция материалистическая и диалектическая, а позиция анонима – идеалистическая и метафизическая. В доказательство провожу аналогию с простейшими категориями объективной реальности вода и H2O. С моей точки зрения, обе категории являются идеальными и в то же время материальными, то есть объективными мыслительными категориями для данной, существующей вне нас и независимо от нас объективной реальности. Согласно логике анонима вода, H2O и процесс питья, существуют сами по себе. H2O - идеальное форма, а вода и процесс питья – формы материальные. Получается, в процессе питья вода попадает в организм и в сознание обычного человека, а два атома водорода и один атом кислорода – исключительно в сознание ученых химиков. Разве это не абсурд? В общении, в художественной литературе, в поэзии, в песнях люди пользуются понятием вода, как идеальной категорией. Но глотают-то они реальную воду и реальные химические элементы, из которых она состоит. Точно также в экономической жизни. Капиталист оперирует не научными категориями – например, «стоимостью» и «прибавочной стоимостью», а их формами – «ценой» и «прибылью», обычными для капиталистической практики. Последние фигурируют в процессе производства и обращения капитала как общественно значимые, следовательно, объективные мыслительные формы капиталистического способа производства, и в тоже время как чисто идеальные формы – например, в планах производства и сбыта продукции, в бухгалтерской отчетности и т.д. Аноним отказался это понимать. Представим себе врача, который, чтобы исследовать голову живого человека на предмет какой-либо болезни, «реально абстрагирует» - просто отрежет ее, а потом попытается пришить обратно. Именно так, но только мысленно (метафизически), поступает аноним с различными диалектически взаимосвязанными категориями и соответствующими им процессами при исследовании общественного организма. В одном из последних комментариев я написал, что корень политэкономических ошибок и фантазий анонима в его философском мировоззрении, и прежде всего в том (здесь я уже конкретизирую), как он решает основной вопрос материалистической диалектики – вопрос об отношении материи и сознания, общественного бытия и общественного сознания, материального и идеального. При этом имелся в виду не только вопрос о том, «что первично, а что вторично?», но и какова диалектика идеального и материального, материи и сознания, общественного бытия и общественного сознания. Непонимание ее обнаружилось у анонима именно тогда, когда он не смог ответить на поставленный мною простой вопрос: «в чем единство или тождество идеального и материального». Из его сообщений следовало, что в настоящее время современные философы, включая самого анонима, не могут однозначно ответить на этот вопрос, потому что он до настоящего времени никем окончательно не решен, является ключевым и чуть ли ни эпохальным философским вопросом. Едва ли не единственным марксистом, кто попытался полностью решить его, является советский философ Ильенков, который, в силу известных обстоятельств, просто не успел довести до конца начатое дело. Вот несколько выдержек из комментариев анонима. 16.03.2012. «Вы напрасно так принижаете важность заданного Вами вопроса («Не могли бы Вы чётко показать, в чем состоит тождество или единство между такими противоположностями, как материя и сознание или материальное и идеальное»), характеризуя его как «простой». Это вопрос не простой, а фундаментальный, на который до сих пор нет однозначного ответа. Недаром его в своё время называли «основным вопросом философии». История показала, что декларирования первичности материального и вторичности идеального явно недостаточно для выяснения их соотношения, взаимодействия, противоположности и тождественности. Совершенно обоснованно обратился к этой теме Ильенков, едва ни единственный из марксистов. Но постановки проблемы и некоторых выводов, сделанных им, недостаточно, чтобы убедительно раскрыть всю тему. И ребяческим наскоком её не решить». 19.03.2012 «…о материальном и идеальном». Дело не в их абстрактном "различении и противопоставлении", а в выработке нового подхода в понимании их единства и различия, взаимодействия и соотношения. Уверен, что именно занимаясь проблемой идеального Ильенков увидел это и пытался заново осмыслить Спинозу, к сожалению, не успел… Здесь корень многих проблем». 02.07.2012 «Моё понимание идеального основано на исследовании
Ильенкова, а также на материалистическом прочтении Гегеля. Трактовка Ильенкова
соответствует сути стоимости как её видел Маркс. Но для того, чтобы понять это,
надо за формой марксовых рассуждений увидеть их сущность, а это очень непросто
для тех, кто не знает или отвергает Ильенкова. Могу ещё добавить, что за
стоимостью Маркса совершенно явно просматривается и идеальное Гегеля, которое,
поставленное на ноги, будет снятием материального процесса в его идеальном
представлении…». 08.07.2012 «…об Ильенкове, предпринявшем отважную попытку поднять проблему идеального (что перекликается с работами Маркса), и затоптанного тогдашними "марксистами", Вы отзываетесь небрежно, свысока, что совершенно явно следует из контекста. И это о человеке, пытавшемся именно осмысливать Маркса, развивать некоторые его мысли в своих работах, о человеке, работу которого об идеальном, несмотря на критические замечания, высоко оценил М.А. Лифшиц, имевший большой авторитет в международном сообществе марксистов (не тех, верующих, а настоящих)». После смерти Ильенкова его
последователи регулярно организуют его чтения и другие подобные форумы. Анонсы
об их проведении размещаются в интернете, в том числе на сайте «Альтернативы». Обсуждают на них как саму «проблему идеального и его
отношения к материальному», так и ее преломление в различных отраслях знаний. В
частности, предпринимаются попытки обосновать, что от решения этой проблемы
зависит решение целого ряда теоретических и практических проблем, накопившихся
в различных отраслях знаний и сферах жизнедеятельности общества. Например, в
комментарии от 16.03.2012. аноним нам почти торжественно сообщил, «…что без решения проблемы взаимоотношения материального и
идеального найти источник прибавочной стоимости при автоматизированном
производстве не удастся». На мой взгляд, весь этот ажиотаж вокруг имени Ильенкова и его «Проблемы идеального» только вредит философу, причем так же, как «псевдомарксисты» вредили и продолжают вредить Марксу. А если присмотреться повнимательнее, то это лишь банальная «буря в стакане воды», породившая массу надуманных или, как говорят в народе, «высосанных из пальца» проблем типа той, которую тщетно пытается решить аноним, разыскивая «источник прибавочной стоимости в условиях полностью автоматизированного производства». На самом деле вопрос об отношении идеального и материального является сегодня действительно простым, потому что в свое время был принципиально решен классиками марксизма-ленинизма методом материалистической диалектики. II
Метод материалистической диалектики – это «магический кристалл», выстраданный всей историей философии и увенчанный именами Маркса, Энгельса и Ленина. Именно он послужил им руководящей нитью во всех их научных исследованиях. О самом методе написаны горы книг и ничего о том, где было бы видно, что им действительно владеют и сознательно применяют при анализе реальной действительности, особенно общественной практики. В свое время генеральный секретарь ЦК КПСС Андропов заявил с большой трибуны буквально следующее: "Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не знаем в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок". И он был прав. Причем не только в отношении того общественного строя, который существовал в СССР и других стран социалистической ориентации, но и капитализма второй половины ХХ века. Это было как «обухом по голове» целой армии «советских марксистов» (а на самом деле – «псевдомарксистов»), занимавшихся научным обеспечением деятельности руководителей коммунистической партии и советского государства. Вот куда метил Ильенков, философски ставя «вопрос об идеальном», а политически – о решающей роли общественной науки в практике социалистического и коммунистического строительства. Отсюда его известное «Письмо в ЦК» (см. «Эвальд Васильевич Ильенков», Москва, 2008, с. 378-387), которое было написано в конце 60-х и в котором прямо говорится об «очень плохом», более того, «трагическом» состоянии философии и, как следствие, других отраслей наук, особенно политической экономии. Независимо от того, было оно отправлено адресату или нет (в этом отношении прямые доказательства отсутствуют), лично я расцениваю это письмо на уровне гражданского подвига. Всего лишь три цитаты из первой страницы письма, чтобы убедиться в удивительном для тех лет мужестве философа. Заглавие письма: «О положении с философией» и тут же о самом главном: «Положение это – чувствую себя не только вправе, но и обязанным сказать – очень плохо, если не трагично. Если мерить, разумеется, не отдельными успехами и недостатками, а той ролью, которую философия обязана играть в коммунистическом преобразовании мира». «Но самое грустное, пожалуй, это то обстоятельство, что
подлинная материалистическая диалектика улетучилась и продолжает улетучиваться
из политической экономии. Вот это уже совсем трагично. А это – факт». «На естествознание и гуманитарные науки
вроде лингвистики, литературоведения и искусствоведения можно было бы пока
махнуть рукой – в конце концов, дело не от них зависит. От политэкономии
зависит если не все, то все же главное, ключевое». Прочтите все письмо, и у вас не останется никаких сомнений, почему Ильенков был буквально затравлен тогдашней «идеологической и политической элитой» страны и трагически ушел из жизни. III
Вернемся, однако, к анониму.. В поисках ответа на вопрос об отношении идеального и материального он, как ему казалось, глубокомысленно заговорил об их «субстациональном» единстве». Но ход его мысли представить совсем не трудно. Ясно, что единство материального и идеального может состоять или в материальности, или в идеальности – по аналогии с решением вопроса о единстве мира. Все зависит от того, являетесь вы идеалистом или материалистом. Но наш аноним материалист, да еще позиционирует себя знатоком диалектики. Он, конечно, замечает, что в таком определении единства идеального и материального не хватает чего-то третьего, да и «попахивает» оно явной тавтологией. Как материалист он обращается к Спинозе, заимствует у него категорию «субстанция» и начинает оперировать теперь «субстациональным единством идеального и материального». Естественно, вопрос он не решил, а лишь перешел «от Понтия к Пилату», зато сочинил красиво звучащую, а на самом деле пустую, философскую фразу. А все потому, что аноним совершенно забыл о процессе, который выражается в движении категорий «материальное» и «идеальное». Идеальное и материальное – это две стороны целесообразной деятельности человека, внутри которой только и может иметь место их единство и противоположность. Сами по себе, то есть вне целесообразной деятельности человека, идеальное и материальное могут существовать лишь в представлении, умозрительно, теоретически. Именно поэтому марксизм (как, впрочем, и объективный идеализм Гегеля, но только в мистической форме) является учением не об абстрактных категориях, характерных различным историческим формам общества, а о происходящих внутри этих форм реальных процессах, которые выражаются в движении и развитии различных категорий, одних процессов внутри других. «Великая основная мысль, - что мир состоит не из готовых, законченных предметов, а представляет собой совокупность процессов, в которых предметы, кажущиеся неизменными, равно как и делаемые головой мысленные их снимки, понятия, находятся в беспрерывном изменении, … – эта великая основная мысль со времени Гегеля до такой степени вошла в общее сознание, что едва ли кто-нибудь станет оспаривать ее в общем виде. Но одно дело признавать ее на словах, другое дело применять ее в каждом отдельном случае и в каждой данной области исследования» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. т. 21, стр. 302-303) Подобно тому, как точка в геометрии является самой абстрактной составляющей различных линий, точно так же в материалистической диалектике материальное и идеальное являются самыми абстрактными моментами материи и сознания, общественного бытия и общественного сознания. Это сразу становится очевидным, если последние рассматривать как процессы, а не как застывшие категории. Следовательно, на простой вопрос «в чем единство идеального и материального?» можно дать не менее простой, но правильный с точки зрения метода материалистической диалектики ответ – «в целесообразной деятельности человека». IV Во всех системах мироздания - в природе, обществе и мышлении, действует всеобщий закон прямых и обратных связей, который по праву можно отнести к уже известным законам диалектики. Материя определяет сознание - это прямая связь. Но и сознание активно воздействует на материю - это обратная связь. Более того, в рамках познанной и преобразуемой людьми объективной реальности ("ноосферы" по Вернадскому) сознание в форме знания имеет первенство над материей. То же самое относится к общественному бытию и общественному сознанию. Отсюда парадоксальное, на первый взгляд, положение Ленина: "политика не может иметь первенство над экономикой". Отсюда и решающая роль революционной теории и правильности ее усвоения и развития организаторами строительства социализма и коммунизма. Это также означает, что Гегель был прав, но не абсолютно, а относительно. Не упразднение объективного идеализма, а лишь диалектическое его снятие. Отсюда неиссякаемый интерес к трудам этого великого мыслителя, а также к известным работам Вернадского, Ильенкова и им подобным. За границами познания, то есть в сфере непознанной людьми объективной реальности, никакие идеалистические фантазии неприемлемы, действует исключительно прямая связь - материя первична, сознание вторично. Сознание (идеальное) – это противоположная материи (материальному) сторона целесообразной деятельности человека, высшая, присущая только человеку, форма отражения существующей вне его и независимо от него объективной реальности. Единство и противоположность материи и сознания, общественного бытия и общественного сознания, материального и идеального имеет место только в рамках целесообразной деятельности человека. Материя является в то же время сознанием, а сознание – материей. Это может показаться парадоксальным с точки зрения метафизического способа мышления, но не с точки зрения метода материалистической диалектики. Материя и сознание – это не застывшие стороны целесообразной деятельности человека, а два равноправных диалектически взаимосвязанных материальных ее процесса, которые выражаются в движении категорий материя и сознание. Материя первична, сознание вторично. Этот методологический принцип не нарушает указанного равноправия, ибо сознание активно воздействует на материю. Любая материальная вещь - это отношение между человеком и природой, у которого две стороны: материальная и идеальная. Между ними существует опосредствующее их материальное движение - целесообразная деятельность человека. Именно ее повсеместно отрывали и продолжают метафизически отрывать разномастные "антимарксисты" и «псевдомарксисты» при комплексном решении основного вопроса философии. Сознание как материальный процесс, рассматриваемый в целом, состоит из трех основных составляющих: 1) процесса чувственного восприятия, заканчивающегося отражением в мозге человека представлений и созерцаний об окружающем мире; 2) процесса абстрактного мышления – переработки созерцаний и представлений в понятия, в системы понятий, в целые теории, обеспечивающие понимание человеком представлений и созерцаний, полученных посредством чувственного восприятия; 3) процесса производства знаний – выработки посредством абстрактного мышления новых, полезных для человека, представлений об окружающем мире и целесообразное воплощение их в практику, подтверждающую истинность и ложность полученных знаний. Подобно тому, как материальной основой всех общественных отношений являются производительные силы общества, точно так же материальной основой указанных трех процессов является деятельность нервной системы и мозга человека. Общая форма этой деятельности – сознание, существует сначала в форме созерцаний и представлений, затем – в форме их понимания, то есть в форме понятий, систем понятий и целых теорий, и, наконец, в форме выработанных знаний, подтвержденных практикой. Следовательно, только в рамках этой практики (то есть понятой и преобразуемой человеком действительности) сознание в форме своего третьего момента – знания, имеет первенство над материей по той простой причине, что человек сначала ставит субъективную цель, а потом достигает ее посредством целесообразной практической деятельности. Согласно Марксу этим и отличается самый плохой архитектор от самой лучшей пчелы. Вот куда метил философ Ильенков – в научное доказательство того, что знание революционной теории классиков марксизма во всех ее трех составляющих – философской, политэкономической и политической, имеет решающее, первостепенное значение в практике строительства социализма и коммунизма. Теперь это уже доказано историей. Трагическое положение, о котором писал Ильенков, сложившееся в сфере преподавания, изучения и понимания революционной теории, стало главной причиной поражения социалистической революции в СССР и других странах социалистической ориентации. В заключение несколько цитат из работ Маркса и Ленина, подтверждающих сказанное выше. «Метод, примененный в «Капитале», был плохо понят…», констатирует Маркс в «Послесловии ко второму изданию первого тома «Капитала» (К. Маркс и Ф. Энгельс, соч. т. 23, стр. 19). К сожалению, до настоящего времени дело обстоит именно так трагично. Исключениями продолжают оставаться Энгельс и Ленин. Вот почему восстал Ильенков в 60-х, и уже только за это его имя навсегда останется в истории общественной науки. «Мой диалектический метод по своей основе не только отличен от гегелевского, но и является его прямой противоположностью. Для Гегеля процесс мышления, который он превращает даже под именем идеи в самостоятельный субъект, есть демиург (творец – В.П.) действительного, которое составляет лишь его внешнее проявление. У меня же, наоборот, идеальное есть не что иное, как материальное, пересаженное в человеческую голову и преобразованное в ней» (там же, стр. 21). «От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности» («Флософские тетради», В.И. Ленин, полн. собр. соч. т. 29, стр. 152-153). «Диалектичен не только переход от материи к сознанию, но и от ощущения к мысли etc.» (там же, стр. 256). «Истина есть процесс. От субъективной идеи человек идет к объективной истине через «практику» (и технику)» «Жизнь рождает мозг. В мозгу человека отражается природа. Проверяя и применяя в практике своей и в технике правильность этих отражений, человек приходит к объективной истине» (там же, стр. 183). Все основные работы классиков марксизма являются живым воплощением разработки и творческого применения метода материалистической диалектики, следовательно принципиальным и комплексным решением основного вопроса философии, включая вопрос об отношении идеального и материального. Среди них на первом месте стоят все варианты марксовой "Критики политической экономии" вообще, его "Капитал" в частности и "Метод политической экономии" в особенности (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, том 46, часть I, параграф 3). И как бы там не утверждали современные злопыхатели и добросовестно заблуждающиеся философы, политики и экономисты о том, что марксизм безнадежно устарел, именно благодаря его методу материалистической диалектики он продолжает оставаться самым современным и всесильным учением. Именно он убеждает в том, что ум человеческий может бесконечно возвышаться и обретать власть над материей, лишь признавая свою вторичность перед ней, познавая ее объективные законы и подчиняясь им.
Источник (получено 2012-10-25 09:39): http://www.alternativy.ru/node/3543 О статье В.ПершинаОпубликовано Paulman в чтв, 2012-10-25 10:22. Я присоединяюсь к оценке В.Архангельского. Особенно хотел бы подчеркнуть абсолютную верность следующих утверждений В.Першина: «Сознание (идеальное) – это противоположная материи (материальному) сторона целесообразной деятельности человека, высшая, присущая только человеку, форма отражения существующей вне его и независимо от него объективной реальности. Единство и противоположность материи и сознания, общественного бытия и общественного сознания, материального и идеального имеет место только в рамках целесообразной деятельности человека». «Подобно тому, как материальной основой всех общественных отношений являются производительные силы общества, точно так же материальной основой указанных трех процессов является деятельность нервной системы и мозга человека. Общая форма этой деятельности – сознание, существует сначала в форме созерцаний и представлений, затем – в форме их понимания, то есть в форме понятий, систем понятий и целых теорий, и, наконец, в форме выработанных знаний, подтвержденных практикой. Следовательно, только в рамках этой практики (то есть понятой и преобразуемой человеком действительности) сознание в форме своего третьего момента – знания, имеет первенство над материей по той простой причине, что человек сначала ставит субъективную цель, а потом достигает ее посредством целесообразной практической деятельности. Согласно Марксу этим и отличается самый плохой архитектор от самой лучшей пчелы».
А.Бузгалину и А.Колганову, когда они пишут о роли культуры (о науке в первую очередь), о креатосфере и ее роли в развитии человечества, не мешает еще раз подумать об единстве материального и идеального в свете статьи В.Першина.
Что же касается следующего утверждения В.Першина («Трагическое положение, о котором писал Ильенков, сложившееся в сфере преподавания, изучения и понимания революционной теории, стало главной причиной поражения социалистической революции в СССР и других странах социалистической ориентации»), то я бы выразился несколько иначе: власть партгосаппарата в СССР не нуждалась в научном понимании общественных процессов, она была «самодостаточна» в ощущении своего могущества, а на самом деле – в своем невежестве, что убедительно доказали М.Горбачев и его главный идеолог, «прораб перестройки» А.Яковлев. Партгосаппарату не нужен был марксизм-ленинизм в его оригинальной форме. В.Паульман …………………………………………………………… ПОпробуем уточнить.Опубликовано viktork в чтв, 2012-10-25 22:08. "Теория прогресса" в целом как раз и призвана отржать цивилизационные процессы в самом широком толковании. Но сегодня это лишь заготовка, - общая структура и основные принципы. "Теория формаций" составлят её важнейшую часть - базовую подсистему, описывающую структуру и процессы базового воспроизводства. Разумеется, бессмысленно противопоставлять часть общему. Также бесспорно, что именно формационные процессы определяют структуру общества и важнейшие отношения в нем. Однако есть и взаимодействие между базовым циклом и главным, социально-биологическим, где в основном и протекают специфически цивилизационные процессы (потому как базовые - тоже цивилизационные в широком смысле). Теория прогресса тем и важна, что создает структуру, что позволяет четко определять место и соотношение самых различных понятий и процессов..И этим в частности отделять истину от ошибки. ……………………………………….. ражданам верующим марксистамОпубликовано Человек в чтв, 2012-10-25 21:02. Поначалу я не хотел ввязываться в совершенно бесплодную перепалку по вопросу о соотношении материального и идеального. Бесплодную потому, что лица, пытающиеся писать на эту тему, руководствуются исключительно собственным «мнением», основанным на своих заблуждениях (а бывает и невежестве), как будто не было плеяды выдающихся умов от Платона до Ильенкова, которые и со стороны материи, и со стороны идеи, соответственно своему мировоззрению, рассматривали указанную проблему и приходили к весьма интересным выводам. Нет, наши «мыслители», в лучшем случае, способны только вставить вырванную цитату из Маркса, подтверждающую, как они думают, их измышления, не имеющие ничего общего ни с материализмом, ни с идеализмом. Весьма странно, что эклектичность их доводов, буквально режущая глаза, совершенно не воспринимается местной аудиторией, мнящей себя сторонницей (да что там сторонницей – покровительницей и развивательницей) диалектики в её марксистском истолковании. Хуже того, эти материально-идеальные глоссолалии находят её одобрение, что свидетельствует о полнейшем непонимании проблемы взаимоотношения материального и идеального. Некто В. Першин, блистательно продемонстрировавший ранее полное непонимание сущности проблемы соотношения материального и идеального, вновь рискнул обратиться к столь сложной теме, совершенно не имея к тому, как это вновь выяснилось, никаких логических оснований. Начинает он с утверждения - «Я настаивал на том, что внутри материальных процессов производства и товарно-денежного обмена (обращения), выражающихся в движении соответствующих категорий стоимости, денег, цены, прибавочной стоимости и прибыли, последние являются идеальными и в то же время материальными». Замечательно! И материальными, и идеальными. И вещественными, и невещественными. Нечто есть, и его в то же самое время нет. Прямо улыбка Чеширского Кота. Я вынужден напомнить «знатоку» Маркса, что Маркс без обиняков говорит – «в стоимость не входит ни одного атома вещества природы». Вы слышите, В. Першин? «Ни одного атома», т.е. стоимость идеальна – вся, полностью, без изъятий. Я Вам ранее эти слова Маркса цитировал. Сколько же можно на одни и те же грабли?... А потом мы возмущаемся радостному подхихикиванию корягиных и иже с ними по поводу твердолобости сторонников марксизма. (Кстати о стоимости. Один из очень бойких завсегдатаев сайта, посрамивший Маркса своей теорией стоимости, заявляет ничтоже сумняшеся о том, что есть даже «стоимость зарплаты». Знаменитый «жёлтый логарифм» позеленел бы от зависти). Далее следует упрёк мне – «Аноним просто разделил эти категории на материальные и идеальные и тем самым превратил их и порождающие их процессы в оторванные друг от друга мертвые абстракции». Да как иначе исследовать процессы реальности и её объекты, не определяя каждому из них своё место? Вы обожаете цитировать Маркса, но хотя бы раз внимательно вчитайтесь в написанное им, а не слепо используйте его слова в подтверждение своих домыслов. Проникнитесь его методом, попробуйте понять где исторический подход, а где логический, как и в каких случаях он их использует, как ведёт анализ шаг за шагом, начиная от простых категорий, скрупулёзно отделяя их друг от друга и подробно объясняя свои действия. Вы же считаете, что достаточно голословного заявления о единстве чего-то с чем-то, чтобы объявить это смешение диалектикой, а всё, что не согласно этой смеси – метафизикой. На первый взгляд мой пассаж не имеет отношения к затронутой теме соотношения материального и идеального. Но если взглянуть глубже, то многие неверные Ваши выводы есть следствие отсутствия метода исследования, логики, понимания простых фундаментальных вопросов, устоявшегося мировоззрения, наконец. Отсюда и абсурдные примеры с водой (решили отобрать лавры у Гераклита?), отсюда и непонимание сути ильенковских идей. После обильных скучных общих рассуждений Вы, наконец, заявляете: «Идеальное и материальное – это две стороны целесообразной деятельности человека, внутри которой только и может иметь место их единство и противоположность. Сами по себе, то есть вне целесообразной деятельности человека, идеальное и материальное могут существовать лишь в представлении, умозрительно, теоретически… Следовательно, на простой вопрос «в чем единство идеального и материального?» можно дать не менее простой, но правильный с точки зрения метода материалистической диалектики ответ – «в целесообразной деятельности человека». И после этого Вы смеете называть себя материалистом (не говорю – марксистом)? Да ведь материальное это не сторона деятельности человека, а «объективная реальность, которая дана человеку в ощущениях его» и «единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания». Вы помните, чьи это слова? Материя существует вне сознания, а не «в представлении, умозрительно, теоретически». И уж вовсе чертовщина – «вне целесообразной деятельности человека, идеальное и материальное могут существовать лишь в представлении, умозрительно, теоретически». Я даже затрудняюсь это комментировать. Получается что вне деятельности человека, т.е. вне его мышления и практики «идеальное и материальное» могут существовать только «умозрительно, теоретически», т.е. в том же мышлении, которого уже нет, поскольку предполагается выход за пределы деятельности человека. Или, по Вашему, мышление и его функции, – представление, умозрительность, теоретичность, – могут существовать сами по себе, без человека? А с другой стороны, идеальное, оказывается, существует также и «вне целесообразной деятельности человека», но только «в представлении, умозрительно, теоретически». Да-с… Но Ваша догадка о единстве материального и идеального в деятельности человека верна. Правда, это всего лишь догадка, поскольку не является следствием логического вывода, что позволило бы считать её идеей. К тому же она неполная, частичная. Теперь об «умозрительной» деятельности. Признаёте ли Вы такую деятельность исключительной прерогативой человека или также всех живых существ, обладающих мозгом? Если последним Вы отказываете в мыслительной деятельности, то скажите, какую функцию выполняет их мозг? Слава богу, естествоиспытатели Ваших опусов не читают и практически доказывают, что животные, обладающие мозгом, мыслят, т.е. в их жизнедеятельности имеются налицо идеальные моменты. Т.е. их деятельность тоже материально-идеальная. Так что же, отказаться от анализа проблемы соотношения материального и идеального или распространить идею их неотделимости друг от друга на всю природу? Так, М.А. Лифшиц, возражая Э.В. Ильенкову в связи с признанием последним объективности идеального только в человеческой деятельности, недвусмысленно заявил – «идеальное есть во всём, … или же его нет нигде». К глубокому сожалению Вы, В. Першин, часто глубоко догматичны. «Материя определяет сознание - это прямая связь. Но и сознание активно воздействует на материю - это обратная связь. Более того, в рамках познанной и преобразуемой людьми объективной реальности ("ноосферы" по Вернадскому) сознание в форме знания имеет первенство над материей». Коль скоро Вы считаете себя марксистом, то следовало бы сказать «бытие определяет сознание» (даже точнее – общественное бытие). И следующая фраза звучала бы так – «сознание действует на бытие» - и это было бы правильно (но Вы бытие и сознание упоминаете потом и всуе, мельком). И в завершение можно было бы сказать, что в человеческой деятельности идеальное первично, а материальное вторично (и здесь было бы уместно упоминание о пчеле и архитекторе). А у Вас получилась какая-то схоластика, где материя и сознание предстают как два объекта, которые соединяет какая-то непонятная связь, и только спохватившись, Вы упоминаете человека. И здесь Вы снова сбиваетесь на абсурдный тон: «За границами познания, то есть в сфере непознанной людьми объективной реальности, никакие идеалистические фантазии неприемлемы, действует исключительно прямая связь - материя первична, сознание вторично». Иными словами «за границами познания… - материя первична, сознание вторично». Уважаемый В. Першин, за границами познания никакого сознания нет. Сознание и познание нераздельны. Познание есть результат сознания и если оно прекратилось, то, значит, исчезло сознание. Будем считать это оговоркой. Но дальше серьёзнее. «Материя является в то же время сознанием, а сознание – материей… Материя и сознание – это не застывшие стороны целесообразной деятельности человека, а два равноправных диалектически взаимосвязанных материальных ее процесса, которые выражаются в движении категорий материя и сознание. Материя первична, сознание вторично. Этот методологический принцип не нарушает указанного равноправия, ибо сознание активно воздействует на материю. Любая материальная вещь - это отношение между человеком и природой, у которого две стороны: материальная и идеальная. Между ними существует опосредствующее их материальное движение - целесообразная деятельность человека». Т.е., по Вашему, материя = сознанию, а сознание = материи. А какая же между ними тогда разница? Когда же Вы определитесь, получается прямо по анекдоту – или трусы наденьте, или крестик снимите. По поводу материи я уже цитировал Ленина, пожалуй, этого достаточно. Что же касается сознания, то оно есть принадлежность не всеобщего, материи, а особенного, т.е. особым образом устроенной материи, существа, обладающего мозгом, и уже поэтому между ними нельзя ставить знак равенства, это разноуровневые категории. Далее сплошные противоречия. То материя = сознанию, то «материя первична, сознание вторично», то они вновь «равноправны», но при этом равноправии сознание почему-то «активно воздействует на материю», т.е. всё-таки сознание первично. Что же правильно? Нет ответа… Ещё: «Любая материальная вещь - это отношение между человеком и природой, у которого две стороны: материальная и идеальная». Материальная вещь – это объект, а отношение – процесс и их поэтому нельзя отождествлять, следует быть предельно корректным терминологически, иначе получится несъедобная каша. Но доведём Вашу мысль до конца. Если вещь = отношению, а отношение имеет две стороны, материальную и идеальную, то это может означать только одно, что материальная вещь, материальный объект, имеет материальную и идеальную стороны. Здесь Вы прищли к согласию с М.А. Лифшицем. Правда он пришёл к этому логическим путём, а Вы антилогическим. Ваши некорректные рассуждения привели к выводу, который Вы не ожидали получить, потому что не довели логику рассуждений до завершения. Поэтому верная догадка, что деятельность человека опосредствует материальное и идеальное, повисает в воздухе, не имеет логического обоснования. Дальше снова несуразное – «Сознание как материальный процесс…», но ведь чуть ранее Вы заявили «Сознание (идеальное)…». Так каково же сознание на самом деле? Сколько можно путаться в двух соснах. Можно отметить и следующую неточность - «сознание, существует сначала в форме созерцаний и представлений, затем – в форме их понимания, то есть в форме понятий». Сознание это процесс мышления, а представления, понятия и т.п., а это формы результата деятельности сознания. Т.о. сознание не идентично своему продукту. Сознание как процесс имеет, конечно, свои формы, но эти формы совершенно отличны от форм продукта (результата) сознания. Вследствие всех отмеченных противоречий, ошибок, неточностей Ваш вывод, по сути верный, что «сознание в форме своего третьего момента – знания, имеет первенство над материей» (следовало бы сформулировать более точно – в деятельности человека, опосредствующей материальное и идеальное, идеальное всё более выходит на первый план и становится первичным) предстаёт не как логическое следствие из предыдущих рассуждений, а как случайная догадка. Но, самое главное, Вы так и не определили, что же такое идеальное. С исследования этого вопроса и следовало начинать. Ваши же эклектичные рассуждения, не следующие никакому логическому методу, не могли дать и не дали ответа на этот вполне конкретный вопрос.
Я адресовал своё письмо верующим марксистам. С сожалением вижу, что людей глубоко понимающих Маркса, сегодня не больше, чем в то время, когда В.И. Ленин советовал марксистам штудировать «Науку логики» Гегеля. Большинство «марксистов» веруют в Маркса, тогда как давно пора научиться его понимать. Только поняв Маркса можно двинуться дальше и без Гегеля здесь не обойтись, поверьте Ленину. В противном случае мы обречены. В лучшем случае на чтение текстов, подобных тому, который здесь упомянут, в худшем – просто обречены. »
Архангельскому. Об анониме.новое Опубликовано В. Першин в птн, 2012-10-26 05:44. Я, конечно, отвечу анониму, который в отместку назвал меня "некто В. Першин". Не решил еще, как это сделать - коротко или по каждому абзацу. С критикой по существу моей статьи я с ним совершенно не согласен. А существо в том, что я рассматриваю материальное, идеальное и целесообразную деятельность человека в органическом единстве, а он привык метафизически раскладывать их по отдельным полкам. Кроме этого, как всегда, свою беспомощность в аргументации он компенсирует выдергиванием цитат из контекста и явным передергиванием смысла сказанного. Но заметьте, "прогресс" в его критике, хотя и маленький, но есть. Похвалил якобы за "догадку", что единство материального и идеального в целесообразной деятельности человека. Очень мило. Во-первых, "догадка" это не моя. К тому же, в работах классиков марксизма она вообще не "догадка", а чрезвычайно широкое, развернутое объснение и применение метода материалистической диалектики в их исследованиях. Похвалив меня, он просто продолжает настаивать на своем, что на вопрос о единстве материального и идеального еще никто не ответил, за что, в частности, я его и укоряю в своей статье. Может он забыл об этом своем высказывании? Отпадает - я процитирвал его в своей статье и ему уже не отвертеться. Что касается полезных дополнений к статье, шлифовки текста и т.д., так это мне и без анонима понятно, что я, собственно, уже и делаю. Тем не менее, прислушался к совету анонима и исправил слово "воздействует" на "действует". Теперь коротко о Ваших тезисах. "В чем можно и нужно безоговорочно согласиться с нашим оппонентом под ником Человек, это то, что проблема идеального и материального действительно сложна и чрезвычайно богата". Да, в конкретных науках о природе, обществе и мышлении это так, но не в их методологии, чему, собственно, и посвящена моя статья и о чем, собственно, весь наш спор с анонимом. Так что соглашаться с ним не о чем, разве что с тем, что он метафизически запутывает методологический вопрос. Для одних этот вопрос представляется, как "1) всё намного сложнее, чем кажется", особенно, когда не понимают и метафизически "наводят тень на плетень" (тот же аноним). Я же просто показал, что "2) всё намного проще", но только в методологическом плане. У меня на самом деле есть догадка, на которую обратил внимание Паульман и процитировал ее. Это там, где я провожу аналогию с производительными силами и производственными отношениями. Вот она действительно дает огромный простор новым направлениям исследований конкретных проблем общества и мышления. Как видите, теперь с Вашими пунктами все наоборот. Абстрактная и потому простая догадка (пункт 2) обернулась необходимостью сложнейшего анализа конкретных научных проблем (пункт 1). Вот такая диалектика. Вы восхищаетесь Контом и он этого наверняка заслуживает. А представьте себе современного человека, который, почитая Маркса и Гегеля, философски описал такую же лестницу с позиций современных научных достижений в природе, обществе и мышлении, причем сделал это В СТИХАХ. Это настоящая поэма (автор так ее и назвал) на многих десятках страниц. Вот такого чудо-философа я встретил на сайте "Философский штурм". И последнее, по поводу стоимости и общественных отношений. Вы своими рассуждения и вопросами попали анониму не в бровь, а в глаз. Согласно анониму, я будто утверждаю, что стоимость материальна, значит вещественна. В этом вся его манера ведения дискуссии, в том числе по принципу "с больной головы на здоровую". Он постоянно пытается заново "открывать Америку" и поучать меня, что Маркс сказал о стоимости ..., и далее приводит ту же самую излюбленную цитату. Я же ему, как мне кажется, не раз отвечал, что не только стоимость нельзя пощупать, но и все общественные отношения и общество в целом, потому что они действительно не содержат ни одного атома природы. Иначе общество не будет обществом, а неким стадом приматов. Но это вовсе не означает, что стоимость, все общественные отношения и общество в целом только идеальны. Нелепость такого утверждения просто бьет в глаза. Они в то же время материальны - вот что никак не постижимо для анонима. Он, совсем забыв, что похвалил меня за мою "догадку" о единстве материального, идеального и целесообразной деятельности человека, опять скатывается в метафизику и педантично делит экономические категории на идеальные и материальные. Про порождающие их процессы аноним совершенно забывает. При этом он даже не замечает второй своей глупости. Определив прибыль материальной категорией, он тем самым признал, что она, как всякий материальный продукт производится средствами производства, ибо согласно анониму материальным является только то, что содержит атомы природы. И чем он после этого лучше известных физиократов 300 летней давности, которых высмеивал Маркс за то, что они утверждали: "рента вырастает из земли"? О коте и грабляхновое Опубликовано va в птн, 2012-10-26 01:50. В чем можно и нужно безоговорочно согласиться с нашим оппонентом под ником Человек, это то, что проблема идеального и материального действительно сложна и чрезвычайно богата. Причем, как и для всех прочих проблем, она вполне вписывется в систему, казалось бы, несовместимых оценок: 1) всё намного сложнее, чем кажется и 2) всё намного проще, чем кажется. Причем, казалось бы, по мере продвижения в изученности проблемы и понимания ее сути, оценка должна была бы перемещаться в прямом направлении (от 1 к 2), тогда как в действительности очень часто наблюдается противоположное. Мы уже имели счастье полемизировать с данным господином по поводу его опровержений Маркса, а именно о доходах промышленного капиталиста автоматизированного производства будто бы без эксплуатации наемных рабочих. Побитый на политэкономическом поприще, наш противник Маркса решил взять реванш на философском фронте. На мой взгляд, его критические возражения имеют под собой веские основания, и многие высказывания оппонента заставляют задуматься и, возможно, потребуют уточнения некоторых авторских формулировок. Моя цель участия в этой дискуссии весьма скромная. Попытаться выяснить, какие практические следствия вытекают из позиции Человека и его полемики с В.Першиным? Вот Человек утверждает: «Я вынужден напомнить «знатоку» Маркса, что Маркс без обиняков говорит – «в стоимость не входит ни одного атома вещества природы». Вы слышите, В. Першин? «Ни одного атома», т.е. стоимость идеальна – вся, полностью, без изъятий. Я Вам ранее эти слова Маркса цитировал. Сколько же можно на одни и те же грабли?...» Неужто Человек предполагает, что Першину эти слова неизвестны? Обратимся к лестнице наук О.Конта (см. слайд). В лестнице наук почти двухвековой давности удивительно точно воспроизведена эволюция материального мира, окружающего нас, и частицей которого мы является сами. От Большого взрыва (физика) до возникновения жизни (биология) и человеческого общества (социология, наука об обществе). Каждая из ступеней развития материального мира как объективной реальности подчиняется своим объективным специфическим и познаваемым законам существования и развития. В том числе (этот и все следующие вопросы обращены к Человеку) или за исключением общества, т.е. социальной ступени развития материи? Что означает по мысли Человека изучать законы развития общества как не изучение всевозможных общественных отношений? В том числе и производственных? Какие атомы природного вещества в этих общественных отношениях обнаружены Марксом и Человеком? Никаких? Значит, Человек и Маркс, изучая эволюцию общественных отношений, изучают исключительно идеальное? Значит, Першин, Маркс и все прочие обществоведы должны понять, что принцип материалистического понимания истории (эволюции человеческого общества) – это блеф, миф, что нет такого инструмента познания законов развития человеческого общества? Марксизм – лженаука? Подробнее, пожалуйста, о коте и граблях! Как происходит вылет из материального в идеальное при переходе от того, что изучает биология, к тому, что изучает социология? Толково.новое Опубликовано viktork в чтв, 2012-10-25 21:43. Вероятно, Вам как специалисту в философии весь этот опус режет слух, как фальшивая нота - музыканту. Иначе за каким богом пересыпать формочки в философской песочнице. Этим занимались любители тыщщу лет и можно - ещё столько же,- без вреда, но и без пользы для окружающих. ПРекрасная наука. Здесь кто-то печалился, что власть не слышит "марксистов". А зачем ей? У ёй с материальным всё идеально. И все эти шалости в песочке происходят в гибнущей стране. И в начале глобальной перестройки капитализма как формации, от которой в большой степени (пожалуй, в определяющей - самим уже не выкарабкаться) зависит и судьба России. Однако теория мирового развития (не вопрос - верна или нет) их в принципе не интересует. Или честно - мозгов не хватает даже на критику? Проще с апломбом чушь нести в философской песочнице? А собственно, вопрос и к Вам, Человек. Вот адрес viktorkkrasikov1.narod2.ru Или тоже - "нет времени"? ……………………………………………../ ОБ ИЗВРАЩЕНИИ И ВОЗРОЖДЕНИИ МАРКСИСТСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
Возвращение политэкономии после ее 20-летнего забвения на постсоветском пространстве (о чем было объявлено на I Международном политэкономическом конгрессе апреле сего года) призвано заменить господствующую все эти годы в России и во всем буржуазном мире экономическую науку – экономикс (сфера индивидуального выбора рациональным экономическим индивидом наиболее эффективного пути использования ограниченных ресурсов). Последняя в настоящее время охвачена системным кризисом и уже не способна объяснить те глубинные качественные перемены, которые происходят в современном мире, и предотвратить их разрушительные последствия, в частности современный мировой кризис. Новая политэкономия, как было заявлено на конгрессе, наследует традиции классической политэкономии, которая достигла вершины своего расцвета в средине XIX века в марксистской политэкономии. Как же соотносится новая политэкономия с марксистской политэкономией? Уже в предмете политэкономии – в этом исходном пункте – между ними пролегла пропасть. Современная политэкономия, как отмечается в «Обращении», включает «социальные, гуманитарные и экологические проблемы». Столь размытый предмет толковали по-разному: как экономическую науку общественного интереса (Гринберг Р.С.), экономическую идеологию буржуазного общества, социальные интересы различных групп, слоев, классов общества и т.п. И все же часть новых политэкономов выделила в качестве предмета отношения между людьми в производстве, обмене, распределении и потреблении. Однако при этом все эти сферы воспроизводства представлялись как равнозначные, а по мнению Пороховского, моментами отношения распределения и обращения превалируют над отношениями в производстве. Ему вторит М.И. Воейков: «…именно социальный конфликт… между этими классами (владельцами крупных предприятий, классом бюрократии и трудящимся классом) как основной конфликт в распределении (выделено мной – А.К.) социального продукта и должен быть предметом изучения политической экономии». Это весьма существенно отличает его от Маркса, у которого именно отношения в производстве определяют все другие отношения. Однако какие же главные отношения в производстве и по поводу чего они складываются? Среди трудящихся Воейков, как и большинство новых политэкономов, в качестве основного класса выделяет средний класс, интересы которого «состоят не столько в поддержании рыночного равновесия и рыночного саморегулирования (хотя в какой-то части это тоже их интересы), сколько в укреплении государства и государственной или общественной поддержки таких нерыночных сфер, как культура, образование, наука, здравоохранение и др.». И далее: «… расширение среднего класса не только гасит классовые антагонизмы, но и снимает социальную проблему классового общества…». Видимо, для этого Путин и объявил о создании 20 миллионов рабочих мест для среднего класса среди рабочих. Так что главная задача новой политэкономии, которая сформулирована в «Обращении», – «выработка стратегических рекомендаций в области экономической политики» уже принята буржуазной властью и выполняется. Впрочем, часть новых политэкономов признают главное отношение в производстве – между трудом и капиталом. Однако этого мало. Это признают и социал-демократы с их партнерством между трудом и капиталом. Логическое завершение марксизма состоит в конечной цели – освобождение пролетариата революционным путем. А вот до этого-то и не доходят даже ближе всех стоящие к марксизму новые политэкономы. Они, скорее всего, склонны поговорить о снижении со временем «жесткого противостояния наемного труда и капитала» (А.В. Бузгалин). Заметим, что «освобождение пролетариата» – это не просто политический лозунг, желанная цель пролетариата. Это – неизбежный результат движения всей капиталистической системы от расцвета до заката как производства прибавочной стоимости по объективным законам, со всеми его противоречиями и кризисами, ведущими к гибели капитализма. Поэтому вывод об «освобождении пролетариата» Маркс сделал на основе скрупулезного исследования всей капиталистической системы как единого организма с бескомпромиссным приговором этой системы к гибели. Подобных намерений вы не найдете в новой политэкономии. Ниспровержение буржуазного строя не входит в ее задачи. Очевидно, что уже в исходном звене, предмете политэкономии, заложены не просто различия в нюансах двух политэкономий – здесь коренной разворот от Маркса в сторону в лучшем случае реформизма. К социал-демократии. Вполне логично, что новая политэкономия обходится и без базовой категории марксистской политэкономии – собственности на средства производства как экономической основы любого общества. Главное внимание переносится на более конкретные проблемы рыночного хозяйства. В частности, как переходить к рынку (не через «шоковую терапию», по Гайдару, а постепенно, по Абалкину); как от рыночного фундаментализма переходить к использованию государственного регулирования экономики; о соотношении рыночных и нерыночных сфер и т.п. Всё это напоминает времена 20-летней давности, когда «рыночники» звали к рынку и завели страну в капитализм. Теперь в своем большинстве всё те же «рыночники» по тем же лекалам конструируют «современную» рыночную политэкономию. В общем, говоря словами Шекспира, «того же яда требует она, который отравил ее однажды». Следует заметить, что «проблемное поле» рыночного хозяйства очень близко к проблемам экономикса, что облегчает задачу их сближения, поиска точек взаимодействия между ними, над которой так старательно трудятся новые политэкономы. По словам Р.С. Гринберга, речь идет о том, чтобы «не то чтобы заменить неоклассику, а скорее спасти ее…». Однако экономикс в принципе противоречит марксизму. Поэтому сближение с экономиксом не позволяет даже объявившим себя наиболее последовательными марксистами, в частности А.В. Бузгалину и А.И. Колганову, дойти до признания главного положения марксизма – «освобождения пролетариата». Конечно, марксистская политэкономия тоже использует результаты конкретных исследований в различных областях науки, в том числе и конкретной экономики и математики, однако под своим углом зрения. Например, обобществление производства рассматривается со стороны его противоречия с частной собственностью на средства производства и в конечном счете перехода к общественной собственности на средства производства; капитал – со стороны отношений капиталиста с наемным рабочим, эксплуатации труда и борьбы за его освобождение; кризисы – как то, что несет смерть капитализму (для новых политэкономов – это разработка антикризисных мер для буржуазного правительства) и т.п. Поэтому прав был Ленин, когда говорил, что самому крупному специалисту по конкретной экономике нельзя верить ни в одном слове, если речь заходит о политэкономии. Избавившись от собственности на средства производства как экономической основы любого общества, новые политэкономы легко извратили и формационный подход Маркса к историческому развитию общества, смешивая или подменяя его цивилизационным подходом. Так, говоря о капитализме, подразумевают западную рыночную капиталистическую цивилизацию, после которой наступит пострыночное общество. Отсюда толкования социализма: социализм наступит тогда, когда «рынок превратится в нерынок»; «социализм есть культурное преодоление рыночной цивилизации» и т.п. Здесь главным критерием выделения в обществе настоящего и будущего является рынок, который и размывает границы между капитализмом и социализмом. Между тем как главное отличие капитализма и социализма состоит в наличии эксплуатации труда при капитализме или ее отсутствии при социализме. В том же русле сглаживания этих противоположных систем видит Гринберг будущее общества в соединении коллективного и индивидуального интересов, во взаимодополняемости общественного и частного интересов. Попытку скрестить формационный и цивилизационный подходы предпринял Г.Н. Цаголов. Он представил переходный период от капитализма к социализму как новую самостоятельную конвергентную общественно-экономическую формацию, которая, по его мнению, более эффективна по сравнению с социализмом и будет существовать еще очень долго, если вообще не завершит формационное деление развития общества. Однако, во-первых, где логика? Если переходный период выше социализма, то зачем к последнему переходить? Во-вторых, переходный период включает капиталистический и социалистический уклады, которые не просто мирно сосуществуют, а находятся в постоянной антагонистической борьбе по принципу «кто кого». Это состояние общества качественно неустойчивое и может двигаться в ту или другую сторону. Если власти находятся силы с социалистической ориентацией, то буржуазный уклад постепенно, по мере его исчерпания (а этому власть будет способствовать), будет преобразовываться в социалистический. Если же власть у коалиционного правительства, то это общество, в том числе и с помощью мировой буржуазии, с высокой вероятностью будет дрейфовать к капитализму. Однако, даже оставаясь в конвергентном обществе сколь угодно долго, люди, социальные группы будут находиться в постоянной антагонистической борьбе между собой. Так путем «увековечивания» эксплуатации человека человеком (пусть и в ограниченных размерах), но с благими намерениями не нарушать права членов общества трудиться в том или ином секторе по их желанию (чисто в буржуазном понимание свободы) выхолащивается марксизм. Однако формационный подход Маркса остается актуальным и сегодня. В частности, в России протестные движения последнего времени показали, что их мощь прямо зависит от того, насколько поставленные задачи и лозунги соответствуют объективным требованиям развития общества. Следовательно, для развития революционного движения надо знать общество, в котором мы живем, и общество, за которое мы боремся. Очевидно, что лозунг борьбы за пострыночное общество вряд ли кого-либо может вдохновить. Следующей новацией «современной» политэкономии является включение в круг ее проблем «социального блока». Этот подход представлен новым термином – социодинамикой. Здесь развитие социальной сферы задает цели и является критерием эффективности рыночного хозяйства. При этом ссылаются на Финляндию как государство с социальной ориентацией. В действительности же в подобных государствах развитие социальной сферы является прямым следствием развития производства и в то же время средством развития последнего. Во-первых, максимальное использование новой техники требует увеличения доходов непосредственных производителей не только для возмещения расходов на их возросшую квалификацию, но и повышения их материальной заинтересованности в труде. В то же время в условиях интеллектуализации труда наемные работники создают несравненно большую прибавочную стоимость, чем расходы капиталиста на увеличение их доходов. Так что рост доходов работников приводит к еще большему обогащению капиталистов, к еще большему укреплению системы эксплуатации наемного труда. Более того, буржуазия привлекает рабочих к управлению производством и распределению прибыли и т.п. (элементы самоуправления) – новые стимулы к труду. Но, конечно же, в границах, исключающих угрозу главным устоям капитализма. Во-вторых, если брать капиталистический мир в целом, а не вырывать отдельные страны (по методологии новых политэкономов), то становится ясно, что благополучные страны типа Финляндии образуют лишь незначительные островки, тогда как большая часть стран нищенствует по причинам буржуазных отношений в производстве, и что тенденция роста благосостояния трудящихся является лишь одной и далеко не главной тенденцией, которая соседствует и часто перекрывается другими, негативными тенденциями (например, канула в небытие некогда знаменитая «шведская модель»). В-третьих, во время кризисов, которые всё больше становятся мировыми, глубокими и затяжными, когда все социальные завоевания трудящихся резко урезают и всё надо начинать сначала, особенно очевидно, что тон задают отношения производства, а не социальная сфера. Попытка поставить социальную сферу впереди капиталистического производства противоречит фундаментальному положению Маркса о приоритете производства над распределением и потреблением и порождает иллюзии о «народном капитализме», к чему так падки у нас левые, в том числе и многие коммунисты. Или же протаскивается порочный принцип, ставший в последнее время популярным среди оппортунистов: капитализм – в производстве, социализм – в распределении. Однако высшей точки извращения марксизма новые политэкономы достигают тогда, когда эксплуатируемого работника идеализируют, представляя его как Человека (с большой буквы) «во всем многообразии его социальных интенций, ценностей и стимулов», как «человека не только денежных, но и альтруистических ценностей и мотивов… не только принципов конкуренции, но и отношений солидарности». Этого Человека ставят в центр капиталистической экономики и объявляют его высшей ценностью. Но ведь хорошо известно, что наемный работник служит здесь лишь материалом для производства прибавочной стоимости, а отношения между наемными работниками опосредованы капиталом, что атомизирует эти отношения, порождает индивидуализм, эгоизм, конкуренцию между работниками, исключает коллективизм в кооперационных связях, а с ним и солидарность. Очевидно, что этот работник, по существу экономический раб, не меняя условий, не может стать центром экономики, что эта среда исключает Человека как альтруиста, творца своей жизни и т.п. Такой Человек может быть порожден только социалистическими отношениями. Птенцы из «цаголовского гнезда» (А.В. Бузгалин и др.) выхватывают такого человека из социализма, «пристегивают» его к капиталистической экономике с ее безраздельным стремлением к наживе и получают «современную политэкономию», постклассицизм. Мерзкую наготу капитализма здесь прикрывают социалистическими ценностями. Провести такую операцию позволяет новая методология, избавленная от догматов и идеологических шор прошлого и от размытых границ формационного подхода. Эта в высшей степени апологетика может быть объяснена только стремлением услужить буржуазной власти и добиться от нее финансирования для ее платного обслуживания, как это и водится в торгашеском мире. Исходя из приоритета социальной сферы над производством, новые политэкономы формулируют смысл прогресса и регресса общества. Так, по Бузгалину А.В., регресс – это когда происходит абсолютное обнищание рабочего класса; «прогресс – это такое развитие, когда общественные силы заставляют тех, кто получает прибыль, ренту или процент на капитал, более 50 процентов от своих доходов перераспределять в интересах общества» и, конечно же, за счет этого обеспечивать рост доходов большинства населения, в большей части бесплатное образование, здравоохранение и т.п. Здесь не учитывается, что при этом эксплуатация труда растет, а противоречия между трудом и капиталом объективно обостряются. А что же это за общественные силы, которые обеспечивают прогресс общества? По Бузгалину, это субъект политический, социальный, культурный, в том числе и политэкономы; по Гринбергу, это наиболее влиятельные силы в обществе – от СМИ до экспертов высокого уровня. Многие ученые из Института экономики полагают, что люди, генерирующие идеи, правят миром. (К сожалению, забыли эти экономисты из Института экономики РАН, что от Гайдара до Путина их на порог не пускали при разработке экономической политики.) Поэтому М.И. Воейков надеется, что еще придут умные руководители экономикой и проведут наконец-то постепенный переход к рынку. А в конечном счете, по словам Бузгалина, «рыночная конкурентная система эпохи рыночной конкуренции и жесткого противостояния наемного труда и капитала рано или поздно превратится в систему с сильным государственным регулированием и общественным перераспределением ресурсов». Здесь, конечно, не до Маркса с его авангардной ролью пролетариата, классовой борьбой и т.п. И вообще, о марксизме здесь говорят не больше, чем в фамусовском обществе говорили на русском языке. Хотя моментами Маркса почитают и признают великим политэкономом наряду с Мальтусом, Туган-Барановским, Кейнсом и др., частью признавая его второстепенные новинки, частью подправляя его, а все больше кивают на его устарелость. Это и понятно, так как «речь должна идти не о восстановлении марксистской политической экономии. Такой нет и быть не может» (М.И. Воейков). Так, шаг за шагом, от размывания предмета политэкономии с выхолащиванием главного в марксизме – освобождения труда от эксплуатации, а затем границ между формационным и цивилизационным подходами, сведя, по существу, всё к последнему, до изгнания из политэкономии главной ее категории – собственности на средства производства как экономической основы любого общества и перехода в «проблемное поле» рыночного хозяйства с объединением его с проблемами экономикса; от «пристегивания» социального блока к капиталистической экономике и выдвижения в качестве ее главной ценности человека-альтруиста с его солидарностью до признания в качестве главных общественных сил прогресса политиков, экспертов, экономистов и т.п., отвергнув авангардную революционную роль пролетариата, – так, шаг за шагом, новые политэкономы, взамен возможного финансирования, сбросили классическую политэкономию с вершины ее расцвета времен Маркса и поставили ее в лакейское услужение буржуазным властям. Итак, политэкономия возвращается. Однако в таком качестве и с такими методологическими и теоретическими предпосылками, что от нее надо спасать марксистскую политическую экономию. Надо очистить ее от всяких враждебных ей примесей, защитить ее от «друзей и доброжелателей» всех мастей, которые душат марксизм в объятиях, извращают и вытравливают живую душу марксизма, и развивать ее дальше. Ибо без революционной теории Маркса не может быть освобождения пролетариата от эксплуатации. Это под силу только сообществу последовательных, убежденных и неподкупных марксистов, которые в одиночку или группами уже ведут эту работу во многих странах мира. Для этого настало время собрать первый международный конгресс политэкономов-марксистов и рассмотреть наиболее актуальные проблемы и направления развития марксистской политической экономии. Их можно представить в следующих основных блоках с примерными вопросами: I. Предмет и метод марксистской политической экономии. II. Закат капитализма и его резервы. Капиталистическое обобществление производства и обострение всех противоречий капитализма. Проблемы развития капиталистической собственности на средства производства и необходимость перехода к общественной собственности. Интеллектуализация труда, развитие работника и усиление его эксплуатации. Мировая тенденция самоуправления трудящихся, ее границы и противоречия. Проблемы глобализации мирового капиталистического хозяйства и угроза жизни человечества на Земле. Выход из капиталистической системы стран с социалистической ориентацией. Рабочий класс – главная социальная сила революционных преобразований. Пути и методы взятия государственной власти пролетариатом. III. Проблемы переходного периода (ПП) от капитализма к социализму. Причины всеобщности переходного периода. Соотношение и характер взаимодействия капиталистического и социалистического укладов. Исторические границы ПП и необходимость перехода к социализму. Форма и характер государственной власти в ПП, роль государства в революционных преобразованиях. Практика развития стран с социалистической ориентацией. IV. Основы коммунистической формации. Социализм как первая фаза коммунизма. Объективные мировые тенденции развития общества, ведущие к коммунистической формации. Тип государственной власти победившего пролетариата. Общие черты коммунистической формации. Отличительные черты социализма. Проблемы социалистического обобществления производства на деле. Формы собственности и проблемы реального обобществления социалистической собственности на средства производства. Всеобщий характер самоуправления трудящихся. Судьба товарно-денежных отношений при социализме, их постепенное угасание и превращение товара в не товар. Проблемы распределения и мотивации труда при социализме. Образ высшей фазы коммунизма. V. Критика буржуазных и ревизионистских теорий социализма и коммунизма.
Аристарт Алексеевич КОВАЛЁВ, доктор экономических наук
……………………………………………………………………
|
|