Мерцание пальмы Мерцалова

О воображаемой миссии и реальном статусе Донецка

«В случае же Донецка меня интересует нечто другое: почему этот город так и не стал больше, чем городом. Почему его элита предпочла ему Киев, почему она оставила Донецк? Почему Янукович подобно Генриху IV решил, что Киев «стоит мессы» и «перешел из протестантства в католичество»?»

Донецк: за и против — как-то неожиданно эта тема всплыла в центральных СМИ. Сначала на интернет-ресурсах, затем на ТВ. Точкой отсчета стала статья «Блеск и упадок Донецка», подписанная «Александр Че» (из которой и взята приведенная выше цитата). Статья вызвала бурную реакцию — категорическое неприятие коренных дончан — патриотов своего города. Уж и не сосчитать, сколько доводов вперемешку с ругательствами посыпалось на голову автора, которым оказался известный киевский журналист донецкого происхождения Александр Чаленко (причем проводить расследование авторства никому не пришлось, поскольку сам он и открыл этот секрет полишинеля на «Большой политике с Евгением Киселевым»).

Но несмотря на шквал критики, автор остался при своем! О чем это свидетельствует — о непоколебимой основательности позиции? Или о непробиваемости по поговорке «как об стенку горох»? Казалось бы — в чем вопрос? Человек имеет право на собственное мнение, пусть и не совпадающее с мнением большинства, имеет право публично высказываться о назревших и очевидных проблемах, о путях их преодоления.

Но вся беда в том, что в данном случае человек, хотя и говорит о вполне разумных и важных вещах, и говорит вроде бы искренне, но... исходит из ложных предпосылок. Это тот случай, когда автором движет не что иное, как желание привлечь к себе внимание. И с изначальным прицелом на возмущение общественного мнения он стремится наговорить как можно больше острого и эпатажного. В результате цели он не достигает, а только «наводит шороху». Но складывается интересная ситуация: как из ложных, надуманных пространств мы выходим — куда?

«Напомню, — пишет Александр Че, — что с 2004 года Донецк стал в оппозицию союзу Киева и Львова. Он вдруг неожиданно стал как бы неформальной столицей другой, альтернативной Украины, и многие надеялись на то, что он ею станет не просто «как бы», а станет неким альтернативным центром выработки нового взгляда, новых идей на украинскую государственность, но он этим центром так и не стал. Его элита вместо умственной, новаторской работы, вместо обустройства города предпочла просто «переехать» в Киев».

Как видим, открывается политический подтекст — и выходим мы ни много ни мало в геополитическое пространство. Симптоматично, что при обсуждении статьи накал страстей зашкаливал и оппоненты, представляющие различные партии, переccорились вдрызг. Таким образом, политическая мотивация оказалась главной в обсуждении, казалось бы, вовсе не политической темы. А там, где примешивается политика, истина отходит на десятый план.

В шуме и суете, в банальной софистике и демагогии толком уже и не разберешься, кто прав, с чего все началось и о чем речь, — в результате многословия и в то же время недоговоренности остается неприятное послевкусие. Именно такой эффект произвела статья Чаленко, завершаемая фразой о том-де, что «Донецк оказался всего-навсего пустышкой, о которой в скором времени забудут, как об историческом недоразумении. И слава Богу!»

А разобраться все же стоит. Потому что если эту тему взяли в оборот — значит, кому-то это нужно. И чтобы этот кто-то не ловил рыбешку в мутной водичке, постараемся внести предельную ясность.

Больше чем город

Александр Че-Чаленко обиделся на Донецк за то, что он якобы не выполнил своей миссии. И некоторые комментаторы умудряются увидеть в этом «искреннюю боль» за родной город. И невдомек им, что эта обида сродни тому, как ребенок обижается на родителей, что ему не купили игрушку, какую он хотел, и его совершенно не интересует, что такой игрушки в магазине нет.

Города действительно — так же, как и люди — имеют свои индивидуальные (а может быть, коллективно-индивидуальные) души и лица. У каждого — своя историческая судьба, с которой нередко связана определенная миссия. В этом смысле не исключение и столица шахтерского края Юзовка — Сталино — Донецк. Но автор статьи «Блеск и упадок Донецка» представляет себе миссию этого города без всякой привязки к его исторической судьбе. Попросту говоря, не знает города, о котором пишет, не знает его истории, не чувствует его жизни, его дыхания — и потому, сам того не замечая, постоянно попадает впросак.

Начал он с мысли о городах — они-де тоже являются действующими силами истории, центрами, вокруг которых складываются империи, и ему «всегда было интересно, как город превращается в эту самую империю или становится фундатором большого государства, как Венеция, Генуя, Новгород и Карфаген, или религиозным центром, как Мекка или Женева, или центром Возрождения, как Флоренция. Что в том или ином городе, в характере его граждан есть такого, что привело к тому, что город становится с течением времени больше, чем просто город». И далее автор задается вопросом о судьбе Донецка: почему, мол, донецкая «элита» во главе с Януковичем предпочла Киев?

«Донбасс Эквицентр» — конно-спортивный комплекс, инфраструктура которого позволяет проводить международные соревнования уровня «пять

А ларчик просто открывался: донецкая «элита», а именно политики и бизнесмены, и в первую голову те, кто пришел к политической власти, меняют не шило на мыло, то есть Донецк на Харьков, Днепропетровск, Одессу, Львов или Винницу, а периферию на центр — на то место, где открывается больше возможностей для их деятельности. Бизнес-интересы (только и всего!) — вот главный и единственный мотив, а вовсе не уходящие в глубь времен исторические и культурные традиции того или иного города.

Ну и, конечно, определяющую роль в выборе постоянного места жительства играет политический статус. Странно, что Александр Че не видит разницы между Богословской и другими персонами, приводимыми им как пример местного патриотизма, — они-де не изменили своим городам и даже сохранили соответственно харьковскую или иную прописку, и теми, кто находится на вершине политической власти. Следуя логике автора, попробуем представить, что Янукович, став президентом Украины, остался в Донецке (а может, лучше в Енакиево?) и своим указом перенес туда столицу! Что за вздор? Но именно из такого недоразумения и состоит вся статья.

Ее главный энергетический заряд направлен на то, чтобы сбить с толку. Приводятся вроде бы веские доводы из истории, культуры, социологии, но все эти «вроде бы» и «как бы» означают что-то недопонятое, недодуманное, находящееся рядом с правдой и около нее, то есть какую-то недоправду или полуправду. И оппоненты, интуитивно чувствующие подмену и возмущенные журналистской, мягко говоря, бесцеремонностью, начинают лихорадочно искать слова оправдания и защиты. А закавыка в том, что автор изначально перевел игру за пределы разума, не по правилам нанося удары ниже пояса.

Среди городов, которые, по мнению Александра Че, становились «больше чем городами» и на которые, надо полагать, должен был ориентироваться в своей миссии Донецк, называются торговые центры Средневековья — Венеция, Генуя, Новгород, а то и глубокой древности — Карфаген, творение семейства Медичи — Флоренция, а также Мекка — духовный центр ислама, — и... Женева.

А что Женева? Чем она так приглянулась автору, что он ставит ее в пример Донецку? Религиозный центр? Действительно, в XVI веке это место деятельности основателя Реформатской церкви Жана Ковена (более известного у нас как Кальвин), который за время своего господства веселый и цветущий город умудрился превратить в склеп, куда не проникал солнечный свет: были запрещены все искусства и даже за досугом горожан установлен жесткий контроль — одного чудака осудили только за то, что он за обедом умял десяток пирожков, — за грех чревоугодия!

Евгений Мартынов

«Обладая выдающимися способностями организатора, — в книге «Совесть против насилия, или Кастеллио против Кальвина» пишет Стефан Цвейг, — Кальвин сумел весь город, все государство, некогда состоявшее из тысяч свободных бюргеров, превратить в огромную машину послушания, искоренить любое проявление независимости, подавить во имя своего ставшего монопольным учения любое проявление свободомыслия. Все, что имеет силу в городе, в государстве, подчиняется его всемогуществу: все органы самоуправления, гражданская и духовная власть, магистрат и консистория, университет и суд, финансы и мораль, духовенство, школы, палачи, тюрьмы, каждое написанное, сказанное и даже шепотом произнесенное слово. Его учение стало законом, и того, кто решится высказать хоть малейшее возражение против этого учения, тотчас же наставят на путь истины: темница, изгнание или костер — эти аргументы любой духовной тирании блестяще разрешат все споры; в Женеве существует лишь одна правда, и Кальвин — ее пророк».

Так на какие заслуги здесь ориентироваться? Исходя из логики Александра Че, не суть важно, чем город прославился, — главное, что так или иначе он стал каким-то центром. Следуя этой мысли, можно сказать, что Донецк упустил свой шанс стать религиозным центром, не создав оптимальных условий для деятельности одной весьма известной своей уроженки. Ведь именно отсюда родом Марина Мамонова (она же Марина Цвигун, она же Мария Дэви Христос, она же Виктория Преображенская), и именно в Донецке состоялось ее историческое знакомство с Юрием Кривоноговым, результатом чего стало печально известное «Белое братство». Да вот незадача — «сливки» с деятельности «братства», включая финальный аккорд в Софийском соборе, достались опять-таки Киеву, а Донецк — к вящей досаде Че — снова пролетел!

Вот какой винегрет можно получить, если фрагментарные понятия о старине переносить на современность. Но именно это и происходит в буйной головушке «шапкозакидательного» критика. Обратим внимание, что все его примеры взяты из далекой истории — он называет города, прошедшие свой исторический пик, когда Донецка еще не было и в помине! А не разумнее ли вместо совершения экскурсов в прошедшие эпохи более внимательно оглядеться в собственном времени и увидеть, как может выглядеть «больше чем город» не вчера, а сегодня? Вот — центр мафии Палермо, «город греха» Лос-Анджелес, столица хиппи Сан-Франциско, центр «электрического» блюза Чикаго, колыбель джаза Новый Орлеан, промышленно-научный Бирмингем, разношерстный Марсель и «шелковый» Лион... — что-то грандиознее (как два центра Западного побережья), что-то поскромнее (хотя и с гораздо более древней историей), но в общем картинка получается вполне под стать Донецку — очевидно, что с перечисленными «больше чем городами» у столицы шахтерского края есть много общего как в энергетическом плане, так и функциональном!

Каменные джунгли

Юрий Богатиков

И в этой связи разберем один из «наиболее убедительных» доводов Александра Че против Донецка: «На днях позвонил одноклассник Роман Ч., бывший прокурор, сообщил страшную новость — девятилетний сын другого моего одноклассника Сергея С. повесился. Семья вполне благополучная, у одноклассника несколько точек на рынках. Возвратились с женой с базара, а сын висит. Что произошло, непонятно. А двадцать лет назад младшего брата Сергея Сашу, наркомана, выносившего из квартиры все на продажу, чтобы купить зелье, нашли мертвым неподалеку от Калиновской балки. Из 40 моих одноклассников и одноклассниц четверо попали в тюрьму, причем двоих уже нет в живых...» — и т. д. и т. п. о наркомании, суициде, изнасилованиях, из чего, по авторскому замыслу, следует сделать вывод, что Донецк — это город самоубийц, наркоманов и насильников. «Что-то, видимо, в городе не то, нет в нем нормальному человеку перспективы», — подытоживает Че.

И кто тут не поверит в искренность? Нет сомнений, что все отмеченные случаи действительно были. Но вот парадокс: несмотря на такую правдивость, правды в словах автора нет! Как у Высоцкого:

Некий чудак и поныне за правду воюет, —
Правда, в речах его правды —
на ломаный грош:
«Чистая правда со временем
восторжествует, —
Если проделает то же, что явная ложь!»

Но чтобы долго не доказывать совершенную очевидность, лучшее, что можно сделать для просвещения Чаленко, — дать ему задание исследовать статистику самоубийств, изнасилований, наркомании на душу населения в Донецке и для сравнения — в других крупных городах: в Лос-Анджелесе, Чикаго, Бирмингеме... а также в Киеве, Харькове и т. д.

И если в Донецке эти показатели окажутся действительно намного выше, тогда уж ничего не остается, как согласиться с выданной нелестной характеристикой. В противном же случае такие журналистские подходы отдают откровенной «желтизной».

Большие города недаром называют каменными джунглями. Утрата ориентиров, оторванность от живой природы и, следовательно, от энергетической подпитки, экологическое загрязнение в смысле как различных техногенных выхлопов, так и негативных психических энергий, продуцируемых огромным скоплением людей, не могут не сказываться на людях с неустойчивой психикой. Тем более когда они вовлечены в водоворот бурной жизни, лишенной сдерживающего фактора.

По сути мегаполис — это засасывающая воронка. Как поется в одной из песен Deep Purple,

«вращаются, вертятся колеса
каждодневной жизни,
И плач то затихает,
то вновь усиливается...»

Именно в этих все перемалывающих жерновах — причина крушения многих человеческих судеб.

Но для Чаленко важна не объективная реальность, не принципы, лежащие в основе глобальных процессов, — всю свою антидонецкую концепцию он пытается построить исходя исключительно из собственных житейских проблем и впечатлений: «Я, дончанин, и сам 17-летним парнем, впервые приехав в Киев, чтобы поступать в университет, увидев Крещатик, настолько сильно влюбился в столицу Украины, что это стало дополнительным стимулом для того, чтобы я поступил с первого раза и остался в нем навсегда. Помню, как я хватался за первую возможность, чтобы после окончания ВУЗа не возвращаться в этот серый, унылый, провинциальный и неинтересный ничем Донецк».

Ну что ж, ухватился, реализовал свою голубую мечту и в унылый Донецк больше не вернулся — так чего ж ты возвращаешься к нему в своей статье? Если он тебе ничем не интересен и ты с ним навсегда расстался, вот и иди своей дорогой, а город оставь тем, кому он интересен! Но сбежавший студент норовит и вроде бы «болеть» за Донецк, о миссии донецкой как бы беспокоиться, и в то же время крыть его последними словами.

Да и что это за «боление» со стороны? Так не бывает! Болеть можно только изнутри. А со стороны можно только говорить путаные вещи: «Архитектурно Донецк ничтожен. Центр еще так ничего, но если отойти от центра — это сплошные ужасные панельные дома и хрущебы. У города нет некоего амбициозного начальника, который бы сделал его городом, добавил бы ему модерна и красоты, сделал бы из Донецка новую Барселону. Нынешние «красоты» города ни на что никого вдохновить не могут. Такая аура не способствует появлению гениев, а лишь к появлению алкоголиков, наркоманов, самоубийц, преступников и прочих неприличных товарищей».

О причине появления «неприличных товарищей» мы уже говорили, отметим лишь, что и аура городов с прекрасной архитектурой — Парижа, например — почему-то вовсе не способствует уменьшению их количества. Обратим также внимание на вдруг возникшую параллель Донецк — Барселона. И хотя в футбольном плане вроде так все и получается: и пальму первенства у столичного клуба отобрали, и на европейскую арену удачно вышли, и красавец-стадион построили — но сделать из Донецка новую Барселону в плане архитектурном...

Вадим Писарев

Интересно, знает ли Александр Че о возрасте Барселоны? Ее основание легенда приписывает «герою греческих мифов Гераклу за 400 лет до основания Рима... в 3-м столетии до н. э. город был отстроен карфагенянином Гамилькаром Баркой, отцом Ганнибала, который назвал город Барсино в честь своей семьи. Вторая легенда приписывает основание города непосредственно Гамилькару Барке» (Википедия). А сколько лет Донецку? 142 — из них 48 приходится на период, когда Юзовка имела поселковый статус. Архитектурное же лицо приобретается не в одночасье, не решением амбициозного градоначальника, а путем естественного исторического развития. И потому архитектурные претензии выглядят в данном случае аналогично тому, как если бы грудного младенца стали укорять, что, дескать, в жизни своей он ничего так и не достиг!

И еще насчет перспективы. Обратим внимание, что из «унылого» Донецка будущий его критик убежал все-таки не в Харьков или Одессу, а именно в Киев. То есть в столицу, где действительно открывается гораздо больше возможностей, чем в не менее красивых, но нестоличных центрах. Но и здесь вопрос: а большая ли у него перспектива в Киеве?..

То, что на поверхности

Причина номер один, по которой донецкая «элита» предпочитает перебираться в Киев, по версии Александра Че, это «отсутствие истории, интеллектуальных традиций». И вот как он это разъясняет: «...житель Киева или Харькова, или Одессы может похвастаться, сказав, что, к примеру, в парадном его дома 150—100 лет тому назад жил Лесков или Булгаков с Вертинским, а в местном университете учился Пилсудский или Бердяев... Житель же Донецка ничем подобным похвастаться не может, на рассказ о знаменитостях он потратит не больше минуты... Много ли вы знаете фильмов, романов, пьес, посвященных Донецку, много ли вы знаете крупных писателей, художников, религиозных деятелей, ученых, философов, которые на постоянной основе бы работали в Донецке?.. Самые известные музыканты, которых дал Донецк Русскому миру: певица Фрида и певец Михей!»

Отметим один весьма интересный и важный штрих. Дело в том, что слова эти характеризуют вовсе не Донецк, — они о самом Александре Чаленко и о воззрениях, появляющихся, если смотришь не на суть явлений, а на внешний блеск, если идешь не вглубь, а скользишь по поверхности, знаешь общеизвестное — что постоянно мелькает перед глазами, и принимаешь его за единственно реальное и стоящее внимания.

Например, не чужд человек рок-музыки, не прочь разок-другой прогнать на досуге коллекцию хитов от Deep Purple, Led Zeppelin и Pink Floyd — но он уверен, что творчеством этих коллективов рок-музыка и ограничивается. А о других — Atomic Rooster, Quatermass или Warhorse — если и слышал, то счел недостойными внимания, ведь не общеизвестные, не массово популярные!

Или как бы интересуется человек историей — знает имя Кальвина, но зеленого понятия не имеет о Кастеллио, о Яне Амосе Коменском, о Роджере Бэконе и Джоне Ди. И невдомек ему, что без знания фактуры, мало-мальского углубления, уяснения взаимосвязей невозможно иметь более-менее верного представления о предмете.

В результате мышление поражают такие недуги, как стереотипность и то измельчание, что именуется ныне «попсовостью», соответственно этому формируется и Чаленково представление об элите. Под этим словом у него подразумевается то, что находится на поверхности, те, чьи имена на слуху, — писатели из школьного курса, наиболее известные исторические деятели; касательно же современности — влиятельные политики, бизнесмены, главные персонажи «светской хроники» да еще те, кто чаще других мелькает в телерадиопространстве, на столичных околополитических и околокультурных тусовках, — одним словом, «звезды» современной шоу-политики.

Следуя такому разумению, к «элите», помимо прочих, относятся и нардеп Ляшко, и участницы движения «Фемен», и «художник» Поярков, известный прежде всего как балаболка...

Конечно, ничего подобного в Донецке нет, да и быть не может по причине и нестоличного статуса, и младенческого возраста, и шахтерско-промышленной, а не культурной специфики. Но главное даже не это, а то, что Чаленко не знает и знать не хочет того, что есть! Неведомо ему, что позитивная аура города формируется не политиками, не бизнесменами, не теми, кто при первой возможности норовит получить столичную прописку, и даже не архитектурой — культурное пространство неизмеримо шире, разнообразнее того, что общеизвестно и раскручено.

Иосиф Кобзон

Лично меня с этим городом связывает то, что я в нем учился, — в течение шести лет по три раза в год приезжал на сессии. Я не могу претендовать на фундаментальные знания истории Донецка, но ощущение города, понимание его индивидуальности сохранилось. И когда я взялся за развенчание Чаленковых антидонецких фантазий — чувствуя свою взаимосвязь с Донецком, испытывая благодарность за временное свое пребывание в его лоне и бросив заинтересованный взгляд в его сторону, — тут же увидел то, что в упор не замечает Чаленко.

«Житель Киева или Харькова, или Одессы может похвастаться... Житель же Донецка ничем подобным похвастаться не может...» — спрашивается, а зачем вообще хвастаться? Кому это нужно? На ум приходит ребенок, хвастающий редкими игрушками. И дружить он будет, конечно, не с «бедным родственником», а с обладателем не менее ценного «богатства». Но если наши представления о жизни переросли уровень песочницы, то впору понять пару простых истин: во-первых, не нужно слишком многого хотеть; во-вторых, нужно видеть то, что есть, и бережно к нему относиться.

У Чаленко были все возможности обстоятельно ознакомиться с предметом — изучить работы своих современников, донецких краеведов Олега Измайлова, Дмитрия Корнилова, Владимира Корнилова. Но зачем? За столичной суетой и эпатажем разве до того?

На сайте «Обозреватель» от 16.07.2011 Олег Измайлов в беседе с Чаленко, критически рассуждая о «колбасных интересах», то бишь о конформизме, свойственном, по его мнению, дончанам, в то же время поведал о многом, что могло бы пролить свет на специфичность донецкой истории, помочь правильно ее уяснить. Такой, например, факт: «Константин Паустовский, приехавший в Юзовку в 1916 году работать на снарядном заводе, оставил после этого эпизода своей жизни рассказ «Гостиница «Великобритания». Это официально. А неофициально вот, что он писал своей невесте сразу по приезду 25 марта того года: «В глубокой яме, в выжженной степи, в туманах пыли — грязное, полуеврейское Юзово. Заводы и шахты. Желтое небо и черные от копоти люди, дома, деревья, лошади. Гиблое место. А завод напоминает одну из самых суровых и мрачных грез Верхарна»

В 1916-м — о чем это говорит? Да о том, что впору удивиться, как за каких-то неполных сто лет «глубокая яма» превратилась в столицу Донбасса! То есть, по зрелой логике, удивляться следует не упадку, а бурному развитию! А то, что любое развитие предполагает чередование взлетов и падений — явление самое что ни на есть естественное. Но исходя из той же зрелой логики напрашивается и другой вывод: пальма Мерцалова не может сверкать, подобно бриллианту, — она сделана не из того материала! — поэтому она не сверкает, а мерцает. Но очевидно, что в своих мудрствованиях Александр Че пользуется вовсе не зрелой логикой, а чем-то другим.

Учись, студент!

«Много ли вы знаете фильмов, романов, пьес, посвященных Донецку, много ли вы знаете крупных писателей?» — вопрошает автор. Но кто для него крупный, а кто мелкий, то есть недостойный внимания? Надо полагать, все определяется опять-таки фактором общеизвестности, «раскрученности», нахождением не в глубине процесса, а на его поверхности. Именно по этой причине от его — вовсе не пытливого! — взора надежно укрыты не-общеизвестные имена. «Ну, разве что вспомнит, что тут проездом был кто-то из великих: киевлянин Константин Паустовский какое-то время служил с кем-то на металлургическом заводе... Василий Гроссман как-то тоже сюда почему-то попал. И все они тут побывали проездом, не задержались».

Вообще-то задача любого взявшегося писать на заданную тему заключается в том, чтобы выявить закономерность и органичность описываемых явлений, для чего, ясное дело, необходимо проникнуть вглубь, в корневую систему. Но у Чаленко все наоборот — не вглубь, а по верхам, отчего механистичность поражает его во всем — в попытках валить в одну кучу и увязывать разнородные понятия, оставаясь при этом абсолютно глухим к замечаниям извне.

Показательно, что эта механистичность незаметно для самого автора проявляется и формально — в его речевых оборотах: кто-то из великих, какое-то время, с кем-то, как-то тоже, почему-то попал. Паустовского он называет киевлянином. Но родился писатель в Москве, умер в Москве, жил во многих городах, а в Киеве всего лишь учился в школе. Откуда же взялась столь явная натяжка? Только ли невежество сказалось? Думается, что еще и желание в пользу наспех придуманной теории слегка «передернуть» — а что за подобные вольности полагается в среде карточных игроков?!

А ведь уяснить природу взаимоотношений писателей с Донецком — нет ничего легче. Даже чисто информативная Википедия в полной мере предоставляет такую возможность: «В 1890 году к брату приезжал Викентий Вересаев, который в 1892 году на юзовском материале пишет восемь очерков под общим названием «Подземное царство». В 1892 году Вересаев вновь приезжает в Юзовку для борьбы с холерой. Этот приезд ложится в основу повести «Без дороги», в которой рассказано об условиях труда и быта шахтеров. В 1896 году как корреспондент киевских газет в Юзовку приезжает Александр Куприн. Он пишет очерки «Юзовский завод», «В главной шахте» (о Гладковском руднике), «В огне» (о металлургическом заводе) и повесть «Молох». Юзовку от газеты «Приазовский край» в 1896 году посещал Александр Серафимович, который потом написал рассказ «На заводе». Константин Паустовский приезжал на Юзовский завод в качестве приемщика снарядов, свой приезд в Юзовку он описал в автобиографической «Повести о жизни. Беспокойная юность». В 1920-х годах в Донецке жил Василий Гроссман, который в 1934 году опубликовал повесть из жизни шахтеров и заводской интеллигенции «Глюкауф». Также в романе Гроссмана «Степан Кольчугин» действие происходит в Юзовке накануне 1905 года».

Думаю, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сделать вывод: все перечисленные выше «крупные писатели» попадали в Донецк, то бишь в Юзовку, не почему-то и как-то, а по вполне понятным причинам. Выполнив же конкретное задание, попутно выдавали на-гора плоды своей профессиональной деятельности — запечатлевали для истории особенности труда и жизни шахтеров. И если бы Чаленко действительно интересовал данный вопрос, волновала судьба Донецка, он бы не преминул вдоль и поперек изучить это наследие. Но беда в том, что оно его вовсе не интересует!

Каждый город хранит свои тайны от непосвященных. Проникнуть в них можно, лишь оказавшись внутри действа. И тогда даже в самой, казалось бы, нехудожественной среде откроется бездна поэзии. Меня, только слегка приоткрывшего дверь в донецкую тему, с ходу привлек факт, что именно в Донецке (тогда Сталино) в 1938 г. окончил школу великолепный поэт Юрий Левитанский.

Возникло желание ознакомиться с публицистикой и художественными произведениями местных писателей так называемого краеведческого направления. В частности, Ильи Гонимова — автора книг «Шахтарчук» (1930), «Старая Юзовка» и «На берегу Кальмиуса» (1940); Григория Володина, чьему перу принадлежат жанрово и тематически столь различные книги, как «Синий луч» (1957), «Зоревой Донец» (1960), «Мерцаловская пальма» (1967), «Дикое поле» (1982); Ларисы Черкашиной — «В нашем городе» (1947), «Город шахтеров» (1950), «Донецкая быль» (1950).

Наверняка это чисто советские писатели — представители соцреализма. Однако и Донецк ведь по сути своей чисто советский город, ставший в полном смысле городом — и даже «больше чем городом»! — именно в советское время. Поэтому изучать историю Донецка, его культурную ауру и говорить о его миссии можно лишь после того, как изучишь его «низовую» культуру, в частности произведения местных авторов. С другой стороны, художественно-содержательный план в литературе местного масштаба может оказаться на вполне достойном уровне — и драгоценной тинктуры можно извлечь здесь поболее, чем из ультрасовременных и суперпопулярных мировых «шедевров», таких как «Антихрист» Ларса фон Триера или «нетленки» от Тарантино с Родригесом.

«Много ли вы знаете фильмов... посвященных Донецку?» А много ли есть фильмов про Барселону или Марсель? Про Кельн или даже Рио-де-Жанейро? Львов или Харьков? Да и смысл кинематографа разве в том, чтобы снимать фильмы о городах? Но абсолютно невразумительный довод наталкивает на здравые размышления: были в советское время киностудии в Киеве и Одессе, но с распадом Союза их не осталось — почему же столь любезная Чаленкову сердцу культурная аура Киева (вкупе с его столичным статусом!) не повлияла на сохранение киевского — и всего украинского! — кино?

Собственного кинематографического хозяйства в Донецке никогда не было, поэтому о многом говорить не приходится. Тем не менее в кино Донецк вошел благодаря именно своему статусу шахтерской столицы. Как недюжинное явление в силу своей величины находит достойное отображение, казалось бы, в совершенно далеких от себя сферах, так и Донецк с его духом, аурой, индивидуальностью, несмотря на свою «некиношность», оказался запечатленным в кино. И по крайней мере три связанных с этим городом фильма достойны золотого кинофонда.

Помимо не нуждающейся в представлениях исторической «Большой жизни», это фильм Владимира Хотиненко «Зеркало для героя», поставленный на Свердловской киностудии в 1987 г. и снимавшийся в Донецке. Его фантастическое содержание опирается на идею связи времен и на фактуру послевоенного Донбасса. И это как раз тот случай, когда философская глубина и бездна поэзии открываются в сером, неприглядном бытии. Как, к примеру, в коммунистической прозе Андрея Платонова или же в творчестве «певца дна» Тома Уэйтса.

Связь с Донецком усиливается еще и тем, что в основу фильма легла одноименная повесть Святослава Рыбаса — видного русского писателя, автора многих произведений художественной и биографической литературы, среди которых «Жизнь и смерть Петра Столыпина», «Генерал Кутепов», «Генерал Самсонов», «Варианты Морозова» и написанная в соавторстве с дочерью Екатериной двухтомная биография «Сталин. Судьба и стратегия», изданная в 2007 г. Так вот, Святослав Рыбас — обладатель столь внушительного послужного списка, к которому можно добавить должность председателя Фонда восстановления храма Христа Спасителя (1989) и звание почетного члена Академии военных наук Российской Федерации,— коренной дончанин, родившийся в 1946 г. в Макеевке, долгое время работавший в Донецке — шахтером, научным сотрудником, журналистом...

Наконец, снятый в 1994-м и вышедший на широкий экран спустя 17 лет, в 2011-м, воистину последний советский киношедевр «Мастер и Маргарита» коренным образом связан с нашей тематикой тем, что поставлен уроженцем Донецка Юрием Карой. Поэтому на слова Чаленко о том, что «житель Киева... может похвастаться, сказав, что, к примеру, в парадном его дома 150—100 лет тому назад жил... Булгаков», житель Донецка может ответить куда более серьезным доводом!

И навеки я болен тобой...

Статья «Блеск и упадок Донецка» вызвала возмущение у многих дончан. Пытаясь опровергнуть измышления провокатора, некоторые стали впадать в другую крайность — доказывать, насколько богат талантами Донбасс! Отвечая на один из таких панегириков, Олег Измайлов отметил: «...а что значит «много» в Донбассе поэтов, писателей, композиторов? Просто много или много выдающихся? И в первом, и во втором случае это, мягко говоря, не соответствует истине. Потому как не больше, чем, например, в Киеве или там Саратове, Орле, Туле и т. д. И спортсменов выдающихся, думаю, тоже норма. Я уж молчу о новейшей истории. У нас в Донбассе главный капитал — наша технологическая цивилизация, наши инженеры, техники, рабочие. Это действительно, почти уникальный народ. Ну, и наши девчата — вот тут точно никто не поспорит: такого количества красивых и симпатичных более не сыщешь нигде».

С этим трудно не согласиться. Да и разве дело в количестве «гениев» на душу населения? Тем более что толпа распознаёт гения, как правило, после его смерти, да и то не всегда. Но интересно другое. Пытаясь обосновать бесплодность и безблагодатность Донецка, Александр Че утверждает буквально следующее: «Самые известные музыканты, которых дал Донецк Русскому миру: певица Фрида и певец Михей!» И эта фраза способна потрясти до глубины души, вынуждая безоговорочно согласиться со стариком Эйнштейном о том, чему нет предела!

Ну, допустим, человек не знает и не любит советской эстрады, потому не в курсе, что с Донецком тесно связаны жизнь и творчество Юрия Богатикова, Иосифа Кобзона, Евгения Мартынова, Юрия Гуляева. Допустим, не интересуется он хореографией и никогда не видел выступлений всемирно известного, созданного в 1937-м (!) и поныне активно гастролирующего ансамбля песни и пляски «Донбасс». Допустим, он дилетант в классической музыке и не ведает, что на донецкой земле родились такие звезды мирового уровня, как певица Людмила Шемчук и пианист Михаил Рудь, а уроженка Харькова балерина Инна Дорофеева много лет работает в Донецком национальном академическом театре оперы и балета. Допустим... Но оказывается, что в украинской, в частности столичной, журналистике можно писать о культуре Донецка и при этом не знать о существовании Вадима Писарева и Анатолия Соловьяненко — и это уже за пределами допустимого!

И наконец, джаз. Недаром в числе городов, с которыми можно сравнить Донецк, мы вспомнили джазовый Новый Орлеан и блюзовый Чикаго. Ведь Донецк, помимо всего прочего, это еще и общепризнанный отечественный центр джаза. В статье Александра Че об этом нет даже намека — впрочем, после всего удивляться уже не приходится.

А между тем еще с конца 60-х гг. здесь проводится крупнейший на Украине фестиваль «До#Дж» («Донецкий джаз»), принимающий мировых звезд; в последние годы стартовал международный фестиваль «Джаз-форум»; среди тех, кто держит марку донецкого джаза, такие асы, как трубачи Валерий Колесников и Станислав Лавриненко, пианисты Анатолий Лозовский и Виктор Дидык, мэтр бас-гитары Владимир Денежный, барабанщик-виртуоз Артур Фролов, талантливый саксофонист Евгений Глазунов. Ведет активную гастрольную деятельность биг-бенд Донецкой музыкальной академии под управлением Михаила Мартыненко, неоднократно получавший высокую оценку на престижных джазовых фестивалях.

Так кто же создает положительную ауру города? Думается, вовсе не архитектура и уж никак не бизнесмены с политиками. Положительная аура города — результат интеллектуальной, духовной, творческой и эстетической деятельности людей, неразрывно с ним связанных. И потому завершить свой рассказ о Донецке уместно словами тех, кто влюблен в свой город и чувствует с ним эту нерасторжимую жизненную связь.

Такой человек — Карина Кичик, джазовая певица и поразительно красивая женщина:

«Я люблю Донецк, мои близкие друзья любят Донецк, и мы верим, что у нашего города прекрасное будущее...

По воскресеньям мы собирались большой греческой семьей у бабушки по отцовской линии, готовили чебуреки, а потом папа играл на баяне, все танцевали, пели песни и веселились. У нас огромная семья. Папа — греко-татарин, а у мамы смешение многих кровей — украинцы, поляки; прадедушка — тот вообще был цыганским бароном.

После окончания школы я поступила в музыкальное училище на фортепианный отдел, и началось волшебное время студенчества. После занятий любила прогуляться по городу, наслаждаясь значительными изменениями в лучшую сторону. Начали строить новые дороги, дома, реставрировать театры, прокладывать новые маршруты.

Я безумно влюбилась в оперу. Репертуар нашего театра знала почти наизусть, а дома играла клавиры для удовольствия... В Донецке познакомилась со своей второй половиной — джазом, и жить теперь без него не могу. Поэтому мой джазовый центр именно Донецк.

Джаз подарил мне свободу...»

И замечательный современный поэт и бард Владимир Завгородний, написавший своему родному городу:

И навеки я болен тобой,
даже временем не излечим.
По бессчетным бульварам твоим,
по твоим философским пивным
я брожу, неприкаянный твой пилигрим.
На ристалище диких полей,
прах времен под асфальт погребя,
в свои дерзкие трубы трубя,
ты бузишь, землю с небом долбя.
Боги пухом твоих тополей
умывают тебя.
Словно розы своей лепесток,
ты сорвал меня, бросив ветрам.
Но вернусь я, вернусь, дай лишь срок,
и вдохну твой полуденный смог,
как вдыхает расстрига-дьячок фимиам.
На чужбине леса, как во сне,
небеса льют бальзам для сердец...
Черный камень храня в глубине,
серый камень держа на спине,
хоть немного поплачь обо мне,
мой Донецк.

Данное эссе написано в знак личной благодарности городу Донецку, вызвано потребностью защитить его от всевозможных недобросовестных выпадов последнего времени и посвящается моим донецким друзьям Карине Кичик, Олегу Измайлову, Виталию Чернышеву и Стасу Козлову.

Важнейшие новости, оставшиеся в тени